Элис Сиболд - Почти луна
— Может быть, сегодня вечером, — предположила я.
— Буду ждать, — радостно откликнулся он.
— Обещать не могу. У меня много дел, но я постараюсь.
— Я буду дома, — произнес он и повесил трубку.
Когда Джейк начал покидать студию, которую мы устроили за драпировкой в гостиной, и выходить на мороз, я не стала задавать вопросов. Сперва он уходил на день и спешил домой в бледно-голубом «жуке». Машина тряслась до нашего временного факультетского жилья — сборного дома из гофрированного железа — и с шипением внезапно останавливалась. Мы жили недалеко от города, и я могла пройтись, если нужно было выполнить какую-то рутинную работу. Кроме того, мне надо было заботиться об Эмили и Саре. Он возвращался наполовину замерзший и взвинченный, говорил о льде на листьях и о том, как подземный ручей извивается у подножия дерева.
— И ягоды. Эти темно-красные ягоды. Если раздавить их, получится густая тягучая краска!
Я положила трубку и повернулась к косе матери, пульсирующей на постели. Конечно, хранить ее слишком опасно. Я взяла оранжевые ножницы из стакана для карандашей на туалетном столике и подошла к кровати.
В ванной я наклонилась над унитазом, присела, чтобы ни волоска не улетело прочь, и начала медленно резать косу на мелкие кусочки.
Для операции на толстой кишке ей сбрили все остатки лобковых волос. Укрывая ее по вечерам одеялом, я думала о том, что мы завершили полный круг.
— Все равно что возиться с огромным ребенком, — сказала я Натали. — Когда у нее нет сил воевать, она попросту наваливается на меня, как будто мы не сражались друг с другом полвека.
Натали слушала меня и задавала вопросы. Ее родители были моложе моих на десять лет и переехали в жилой комплекс для престарелых на краю вечно затопленного поля для гольфа. Ее мать бросила пить и возглавила местный кружок оздоровительной ходьбы.
«Что я скажу Натали?» — подумала я.
При этой мысли ножницы порезали мне палец. Кровь растеклась по воде, смешавшись с волосами. Покончив с косой, я встала и спустила воду, подождала, пока наберется новая порция, и снова спустила. Надо бы налить попозже немного «Софт скраба» и прочистить под ободком.
Я вспомнила, как водила мать к врачу. Одеяла, полотенца, постоянное умасливание. А однажды она пришла и сняла свои покрывала, и никто не узнал, что она не просто немного пугливая и странная. Она могла стонать и царапаться, но, едва мы открывали входную дверь, начинала играть.
Я присутствовала при ректальном осмотре матери, когда она, припомнив давно лелеемые понятия о гостеприимстве, попыталась отвлечь молодого интерна рассказом о дотошной реконструкции Монтиселло, имения Томаса Джефферсона, о чем прочла в журнале «Смитсониан». Я сидела рядом в кресле для посетителей и ничего не могла поделать. Интерн, родом из западной Индии, был слишком вежлив, чтобы продолжать осмотр, пока мать болтает. В результате наш визит затянулся весьма надолго.
Когда я зашла в гардеробную, то услышала голос Джейка сквозь половицы, но слов разобрать не смогла. Отказавшись от косы, я открыла нижний ящик комода и достала сорочку цвета розовых лепестков.
Я спустилась вниз в старом черном свитере и джинсах. Сорочка ниспадала с моих бедер, как туника. Поскольку я зарабатывала на жизнь, снимая одежду, никто особо не замечал, в чем я езжу в Уэстмор и обратно. А такой наряд может понравиться Саре, когда она придет.
Джейк стоял на кухне и залпом пил рюмку за рюмкой.
— Я рассказал Эмили, — сообщил он.
— Что ты сделал?
— В кошмарные детали вдаваться не стал, сообщил только, что ее бабушка умерла. Мне надо было с ней поговорить. Они ждали меня в начале будущей недели.
— О, — произнесла я.
Я знала, какую форму принимает при этом слове мой рот.
— Она не приедет.
Я вспомнила, как Лео выскользнул из пальцев моей матери и упал, с каким звуком его мягкий череп стукнулся о край стула. Эмили позвонила мне, вернувшись домой.
«Я не виню тебя, мам, и дело не только в Лео. Я больше не могу быть с бабушкой».
— Тем лучше, — сказала я, хотя невольно восприняла это как отказ.
Джейк начал вдаваться в подробности. О том, как Эмили сказала, что сочувствует мне и надеется, что это ознаменует начало переходного периода к обретению жизненной силы и прочую инь и ян чепуху, в которую они с Джейком верили. Мой взгляд переместился на пустую кормушку, висевшую на кизиловом дереве над сухой и бесполезной ванночкой для птиц. Кормушка слегка покачивалась на ветру. Казалось, она высмеивает мою тоску по матери, пустая пластмассовая банка без пищи.
Эмили обожала материнство с того самого мига, как была зачата ее старшенькая, Дженин. Я наблюдала, как она поднимает детей и зарывается носом между их головами и шейками, просто чтобы вдохнуть их запах.
— Почему ты здесь? — спросила я Джейка. — Серьезно.
Он закрутил крышку бутылки с водкой и отнес ее в антикварный барный шкафчик, переданный мне матерью после смерти отца.
— Потому что ты — мать моих детей.
Он стоял спиной ко мне. Поставил телефон на бутылки, сгреб подушку с буфета и запихал ее туда же. Не знаю, прибавило или убавило это безумия происходящему; Джейк всегда педантично возвращал вещи в точности на место.
— И, — добавил он, оборачиваясь, — я ненавидел твою мать за то, как она обращалась с тобой.
— Спасибо.
— Где ее коса?
— Сколько водки ты выпил?
— Достаточно. Где коса?
— Я разрезала ее и смыла в унитаз.
— Хорошо.
— Эмили поняла, что ты выпил?
Когда я впервые зашла в дом Эмили в Вашингтоне, меня ждал двойной удар. Во-первых, весь пол от стены до стены был покрыт белым ковром и заходить в туфлях дальше прихожей не разрешалось. А во-вторых, когда я попросила выпить, мне заявили, что алкоголя не держат.
— Она предпочла поверить, когда я сказал, что все дело в горе, — ответил Джейк.
— Солгал?
— Ты влияешь на меня как всегда.
— И как же?
— Плохо.
Я улыбнулась. Джейк тащил меня к вере в мир, а я тащила его туда, где за каждой улыбкой таился кинжал. В какой-то момент мы развалились на части, словно кукла, собранная из противоположных деталей.
— Что дальше? — спросила я.
— Что дальше?!
— Похоже, ты понимаешь, что происходит, — пояснила я. — Давай поступим по-твоему.
— Позвоним в полицию.
— Мне казалось, тебе не понравилась эта идея, — удивилась я.
— Не понравилась, но думаю, ты права. Скажем, что ты нашла мать в таком виде прошлой ночью и ждала моего приезда, чтобы позвонить им. Звонить надо сейчас. Я здесь уже пол-утра.
— Если мы собираемся им звонить, я хотела бы вернуться в дом и убраться.
— Тебя волнует домашнее хозяйство?
— Я хочу еще раз повидать ее.
Его недоверчивое лицо заставило меня вздрогнуть. Как будто он ничего и не предлагал.
— Бери куртку. Я на арендованной машине, но вести лучше тебе.
Когда мы оделись и собрались, Джейк поймал мою руку и сжал.
Снаружи, на бетонной дорожке, я представила, как проезжаю на машине Джейка за домом Хеймиша и встречаю его. У моего бывшего был красный «крайслер» с откидным верхом, весьма устаревший, но, не обладая преимуществом юности и находясь под угрозой обвинения в убийстве, я могла бы воспользоваться этой машиной, чтобы отвлечь парня. Как погремушкой.
Я выехала из квартала. Какое-то время мы молчали. Выбравшись на Пикеринг-Пайк и направляясь к Финиксвиллю, я заметила, что Джейк начал глядеть по сторонам.
— Боже, — сказал он, — как будто ничего здесь не изменилось. Как будто заморожено во времени.
Мысленно я обозревала мамину кухню. Разбросанные пластиковые контейнеры и ножницы на полу могут быть сочтены элементами неудачного ограбления.
Мы проехали мимо здания ветеранской организации рядом со складом пиломатериалов.
— Погоди, пока увидишь дом Натали, — сказала я. — У нее три смежные ванные комнаты!
— Что ты ей скажешь?
— Хорошо бы я могла рассказать Натали правду.
— Ты же знаешь, что не можешь, Хелен.
Я не ответила, внезапно подумав о рассказе Эдгара Аллана По, в котором кого-то заживо похоронили внутри стены.
— Только мне, Хелен. Мне. Больше никому.
— Натали знает, что я чувствовала к матери.
— Может быть, но это другое дело. Ты пошла дальше, чем большинство людей. Ты не можешь ни с кем поделиться.
— Большинство людей — идиоты, — откликнулась я.
Мы проехали старую фабрику покрышек. Когда Саре было четыре, она считала, что Джейк живет здесь.
— Когда ты так говоришь, с тобой трудно находиться в машине.
— Почему?
— Потому что это напоминает мне, какой ты всегда была. Даже когда дела шли хорошо, ты пребывала в унынии. Ты ненавидела все на свете.
— Определенно, настало время ездить в машинах с мужчинами, которые ощущают потребность рассказать мне правду обо мне самой, — заметила я.
