Алексей Варламов - 11 сентября
— Где он? — спросил Бенедиктов тревожно.
— Понятия не имею. А что, пожалуй, вы своего добились. Дура Европа оказалась настолько романтична, что склонилась к вашей театральной версии. Героическая оборона дворца, мертвое тело президента, обернутое национальным флагом, в президентском кресле. Человек, до конца отстаивавший мирный путь развития революции и погибший с оружием в руках, ее защищая.
— А вы не испытываете угрызений совести, профессор?
— Нет.
— И ничего не боитесь?
— Я американец.
— Да, конечно. Знаете, я, пожалуй, откажусь от вашего приглашения. Не обижайтесь. Можете оставить меня здесь, если хотите. Только скажите, что с моей женой?
— Мы следим за вашей женой и дочерью. Как вы предполагаете вернуться домой: через Лиму или Буэнос-Айрес?
Глава одиннадцатая
Explico algunas cosas*
Температура не спадала.
— Что это? Ты же врач.
Она ходила по комнате.
— Боюсь, что воспаление легких. Ее надо положить в больницу.
— Чтобы мне ее потом не отдали? Я видела беспризорных чилийских девочек. Они становятся проститутками в десять лет.
— Почему тебе ее не отдадут? Не говори ерунды.
— Я не знаю, Пит, я глупая женщина, я сошла с ума, но я не расстанусь с ней ни на минуту.
— Рене не хочет со мной говорить. Он в бешенстве. Посольство отказывается регистрировать брак. Надо бежать через Красный Крест. Мы сядем в любой самолет, который летит в Европу, а там ты скажешь, что возвращаться домой не намерена. Если вернешься, тебя больше не выпустят. Ты согласна лететь со мной?
— Если ты этого хочешь.
В полном тумане они вышли из дома, взяли такси и доехали до центра. У здания Красного Креста все было оцеплено полицией, карабинеры заглядывали каждому в лицо, сверяли документы. Девочка спала, они стояли в очереди бельгийский интеллектуал с пошатнувшимися левыми взглядами и полусоветская гражданка с двухлетним ребенком на руках. Там было много иностранных женщин, которые вышли замуж за чилийцев. Они прощались с мужьями, не зная, когда увидят их, плакали, очередь двигалась медленно, и все это было ужасно тяжело. Иногда русская преподавательница отходила с дочерью в сторонку, присаживалась на корточки и играла, а Питер стоял у стены. Им уже оставалось совсем немного, когда к нему подошла изящная женщина с восточным лицом.
— Тебя считают предателем, — сказала она негромко, но Питеру показалось, что это услышали все и посмотрели в его сторону. — Анхель передал из тюрьмы, что ты выдал его и Соню.
— Это ложь, Идрис.
— Партия вынесла приговор.
— И тебя послали его исполнить?
— Нет. Всего лишь тебе об этом сказать.
— Поздно, Идрис. Я уезжаю.
— Через неделю Соню отправляют в лагерь на север.
— Она жива?
— Она пыталась покончить с собой. Завтра мы собираемся ее отбить. Если хочешь, можешь нам помочь. Я убедила Мигеля и Баутисту, чтобы тебе дали шанс.
— Мне не нужен никакой шанс. Я улетаю.
— Как хочешь, Питер. Решай сам, но я буду ждать тебя вечером на Аламеде.
Она замолчала и стала безразлично смотреть в сторону. Подошла Елена Викторовна.
— Что-то случилось?
— Ничего, Лена, ничего. Просто встретил знакомую.
— Кто она?
Он не собирался отвечать, но под ее взглядом нехотя объяснил:
— Дочь одного японца. Несколько лет назад ее похитили у отца. Он заплатил громадный выкуп, а она не захотела к нему возвращаться.
— Влюбилась в революцию?
— Скорее в Анхеля. Он поручает ей самые невыполнимые вещи.
Через пять часов их посадили в автобус и повезли в аэропорт. Шел дождь, цепи гор были скрыты облаками. Город оставался позади. Питер ехал и думал о том, что никогда больше не увидит его, а вместо одного сокровища увезет другое. Даже сразу два. Он смотрел на чужую девочку, которая училась говорить, и думал, как обрадуется ей папа Юхан, и никто не узнает, что эта девочка рождена от другого человека. Он скажет, что она- его дочь, она и в самом деле немного на него похожа. Девочка похудела и плохо выглядит, но это пройдет. У папы Юхана, деда Юхана есть маленький пони, он научит ее ездить верхом. Перелет будет очень долгим. Буэнос-Айрес, Рио, Лас-Пальмас, Мадрид, Париж, и чем ближе они будут к Европе, тем легче станет дышать, кончится этот кошмар. Земля, державшая его в плену, смиловалась и отпускала его. Они приземлятся в Брюсселе и сразу же поедут в Гент, поселятся в большом доме, а потом у этой девочки появятся братья и сестры, но никому из своих детей он не станет рассказывать о том, что пережил в молодости, и дух революции угаснет сам собой.
— Сейчас мы полетим высоко-высоко, как птицы. Мы подымемся над этими облаками, — говорила Елена Викторовна, склонившись к девочке. — И увидим всю землю, высокие горы и океан, по которому плывут корабли. Тебе, может быть, будет немножко больно ушкам, но ты сглотни слюнку- и все пройдет.
Автобус остановился у здания аэропорта. Они встали в очередь к пограничному контролю. Все было оцеплено автоматчиками. Западных европейцев среди пассажиров почти не было: кубинцы, русские, чехи, восточные немцы. Все были встревожены и находились в той крайней степени напряжения, когда казалось: сейчас что-то произойдет, их не выпустят, положат на пол, начнут обыскивать и унижать. Тишину нарушал детский плач, молчаливые парни с автоматами стояли вокруг, и матери спешили успокаивать младенцев, боясь, что раздраженные автоматчики примутся палить по толпе.
Елена Викторовна протянула паспорт. Пограничник с неприязнью пролистал его, взглянул на девочку с обезьянкой в руках и вопросительно посмотрел на Питера.
— Ваши документы, сеньор.
— Я провожаю жену.
Елена Викторовна бросила на него беспомощный взгляд, в котором смешались отчаяние, недоверие, удивление, страх.
— Я должен ненадолго остаться, Елена, — сказал он тихо по-французски.
— Ты передумал, милый?
— Я скоро прилечу. Оставайся в Париже и жди меня. А если я задержусь, езжай в Гент к отцу.
Девочка заплакала и вцепилась в Питера. Он гладил ее по голове, все было суетно и торопливо, сзади кто-то напирал, впереди был зал, забитый более спокойными людьми, словно черта, которую они пересекли в аэропорту «Пудауэль», была не просто нарисована красной краской, а отделяла территорию, где людям угрожали пытками, тюрьмой и концлагерем, от той, где безопасно. Женщины, дети, все расслабились, улыбались и, подбадривая, смотрели на тех, кто еще стоял по эту линию.
— Проходите быстрее, сеньора. Не задерживайте.
— Я приеду через неделю. Слышишь? И обязательно тебя найду.
Он махал ей рукой, как десятки других мужчин, провожавших своих жен. И никто не мог уверенно сказать, скоро ли они встретятся. Питер видел, как она идет по летному полю, очень долго, потому что самолет стоял в стороне, а потом на поле выскочила серебристая машина. Из нее вышли два человека — один очень большой, а другой маленький. Они пожали друг другу руку, как капитаны футбольных команд, только было непонятно, происходит это рукопожатие до или после матча. Потом большой сел в машину, а маленький стал подыматься по трапу.
Питер смотрел вслед Елене Викторовне. Глаза у него резало словно от ветра, а в затылке отдавала тупая боль. «Я приеду, Лена», — продолжал повторять он. Маленький человек, вышедший из машины, встал в очередь за Еленой Викторовной. Она обернулась, он увидел женщину с ребенком и замер. Она тоже остановилась и изумленно установилась на него. Что-то сказала стюардесса, маленький мужчина вежливо пропустил женщину и задержал взгляд на девочке.
Питер не мог знать, о чем они говорят, не видел их глаз, но ощутил нечто вроде ревности. Все прояснилось у него в голове. Он бросился из аэропорта и схватил такси. До наступления комендантского часа оставалось совсем чуть-чуть. Голова болела все сильнее. Он шел по Аламеде, когда увидел знакомый «форд». Или машину, похожую на сонин «форд». Были видны следы пуль, он узнал трещину в лобовом стекле, потом увидел сосредоточенное лицо Идрис и слишком поздно понял, что тормозить машина не будет.
Несколько прохожих закричали, тело Пита отбросило к стене, он ударился головой о фонарный столб, заплакала русская девочка, прижимая руки к ушам, вздрогнули сидевшие в разных концах салона красивая женщина и маленький бородач, печальная улыбка осветила обезображенное лицо чилийской танцовщицы, а из разбитой головы Питера потекла кровь, просто как течет по асфальту кровь.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ САМОУБИЙЦА
Глава первая
Фил
В то лето, когда страна отмечала тысячу лет своего крещения, Варя подала документы в педагогический институт. На экзаменах она волновалась так, что несмотря на подготовку отвечала путано и сбивчиво и еле-еле набрала нужное количество баллов. Но все же поступила. Поначалу была счастлива, однако скоро поняла, что обманулась. В институте оказалось гораздо хуже, чем в школе. И дело было не в преподавании. Женский дух, который еще недавно был ее стихией, утомлял ее. Она презирала дамские разговоры, ее раздражал шелест юбок и стук каблучков, изящные пальцы с густо накрашенными ногтями, сжимавшие тонкие сигареты, и запах дезодоранта, витавший в коридорах и заглушавший живую жизнь.
