Дэвид Лодж - Райские новости

— Твою мать, — в восторге бормочет он.

Часть вторая

Неведом аромат, крадутся тихо волны,

Блестят, как женщин волосы, вздымаясь, опадают,

Иные звезды в древних небесах сияют,

Над лепетом Гавайских вод беспечно-томным.

Нащупав в памяти, я вновь теряю, и обретаю,

и не помню боле,

Но все же вспоминаю историю: я слышал или

знал о том,

Как в той истории пустой о тщетности и боли

Любили двое — или нет — и об одном,

Чье сердце, растерявшись, по незнанью зло

творило —

Давным-давно, и у другого моря это было.

1

Суббота, 12-е

Сегодня утром ездил в больницу «Гейзер» на встречу с онкологом Урсулы, как было условлено. «Гейзер» — это огромная медицинская крепость, гораздо боль­ше и величественнее Св. Иосифа, построена недавно, из зеркального стекла и литых изогнутых бетонных блоков. Находится милях в десяти от Гонолулу. По- видимому, раньше она стояла па 6epeгy, сразу за Вайкики, рядом со шлюпочной гаванью, по несколько лет назад тот участок продали застройщикам, боль­ницу снесли и на ее месте возвели многоэтажный фешенебельный отель. Надо сказать, что холл на первом этаже новой больницы немного напоминает собой вестибюль роскошной гостиницы — ковры и обивка мебели подобраны со вкусом, в серых и розо­вато-лиловых тонах, по стенам развешаны предметы гавайского народного искусства, все это указывает на то, сколь выгодным оказалось новое местоположе­ние. Доктор Джерсон уверяет меня, что больница оборудована по последнему слову техники, но ехать сюда, надо сказать, далековато, если тебя, неровен час, собьют в Вайкики.

Джерсон признает, что ему недостает привычного вида, который открывался из окна его прежнего кабинета — на яхты, входящие и выходящие из гавани. Он заядлый виндсерфингист и, как мне кажется, обладает необходимыми для этого данными — худой, жилистый, довольно молодой. Просматривая историю болезни Урсулы, он, сколько было можно, откинулся вместе со своим вращающимся стулом назад, словно балансируя на доске против ветра. Короткие рукава его накрахма­ленной белой сорочки открывали загорелые и мускули­стые, покрытые тонкими золотистыми волосками руки.

Джерсон поблагодарил меня за то, что я прилетел в Гонолулу: «Честно говоря, присутствие кого-то из род­ственников, способных в подобных случаях позабо­титься о некоторых практических вопросах, облегча­ет мою задачу». Он был оживлен и откровенен и, как мне показалось, несколько холоден. Может, в силу его специализации. Уровень смертности среди онкологи­ческих пациентов, должно быть, весьма высок. Он подтвердил то, что Урсула говорила мне о своем со­стоянии: злокачественная меланома с метастазами в печени и селезенке. «Вызванная, боюсь, избыточным пребыванием на солнце в те дни, когда о последствиях не задумываются. Люди приезжали сюда из-за кли­мата и целыми днями лежали на солнце, буквально на­прашиваясь на неприятности. Когда я занимаюсь виндсерфингом, я пользуюсь лосьоном от солнца с фактором защиты пятнадцать. Советую вам делать то же самое на пляже». Я сказал, что сомневаюсь, будет ли у меня время для солнечных ванн.

Он признался, что делать прогноз, особенно в от­ношении пожилых пациентов, сложно. По его личной оценке, Урсула проживет месяцев шесть, но, может, и больше или значительно меньше. Случай неизлечи­мый. «Этот тип рака плохо поддается облучению или химиотерапии. Я предложил и то и другое миссис Ридделл, потому что в отдельных случаях бывает некото­рое улучшение, но она отказалась, и я уважаю ее реше­ние. Она стойкая старая дама, ваша тетя. Твердо знает, чего хочет».

Когда я критически отозвался о ее пристанище, он ответил, что она, как я и предполагал, сама настояла на самом дешевом варианте. «Но я с вами согласен, это место не годится для больного в ее состоянии, и чем дальше, тем меньше». Он сказал, что в самом Гонолулу и в окрестностях есть несколько частных интернатов для престарелых, пребывание в которых стоит от $3000 в месяц, в зависимости от характера обслужива­ния и условий проживания, и дал мне список, состав­ленный больничным координатором по интернатам для престарелых. Джерсон объяснил, что медицинская страховка Урсулы покрывает только так называемый «дипломированный сестринский уход», то есть круг­лосуточное присутствие дипломированных медсес­тер, когда она в больнице, но не «промежуточный сес­тринский уход» — в котором она как раз и нуждается, на его взгляд. Я пришел к выводу, что на Джерсона ока­зывают определенное давление, чтобы он с оглядкой подходил к госпитализации пациентов, поскольку по­том больница несет за них ответственность. Я сказал, что Урсуле надо бы побыть в больнице, пока я подыщу подходящий интернат, и настоял, чтобы он ее навестил. Джерсон пытался отнекиваться, ссылаясь на заня­тость, но когда я сообщил ему, что она страдает от сильнейшего запора, он согласился заехать к ней сего­дня же.

Вернулся назад по автостраде, чтобы навестить папу в Св. Иосифе. Его немного мучают боли, и он был раз­дражителен и угрюм. Забраковал пижамы, которые я для него купил, потому что они не застегиваются на шее на пуговицу. Я заметил, что в этом климате не нуж­ны пижамы, которые застегиваются на шее, на что он спросил: «А когда я вернусь домой... или ты считаешь, что я уже не вернусь домой?» Я сказал, чтобы он не го­ворил глупостей. Описал мой вчерашний визит к Урсу­ле, но ему, похоже, было не очень интересно. Боюсь, что болезнь делает людей более эгоистичными и брюзгливыми, чем обычно. Среди больных, которых мне приходилось навещать во время моего пребыва­ния на посту приходского священника, я могу по паль­цам одной руки пересчитать тех, кому удалось под­няться над своими страданиями. И я точно знаю, что не попал бы в их число.

Отец спросил, звонил ли я Тессе, чтобы сообщить ей о несчастном случае с ним. Я ответил, что не вижу смысла волновать ее без крайней необходимости. Он выразил неудовольствие, сказав, что она имеет право знать, что вся семья имеет право знать. В действитель­ности он подразумевал свое право знать, что все они с ума сходят от тревоги за него и обвиняют меня. Он спросил с хитрецой: «Ты боишься Тессы, да?» Touché[35].

Уходя, я встретил папиного лечащего врача, мисте­ра Фигеру, бодрого представительного мужчину лет шестидесяти, который заверил меня, что выздоровле­ние идет полным ходом и никаких осложнений не предвидится. «Отличные кости, отличные кости, — сказал он. — Не волнуйтесь за отца. Он поправится».

Съездил к миссис Джонс. У дома стоял белый «БМВ» с доской для виндсерфинга на верхнем багажнике, что указывало на принадлежность автомобиля доктору Джерсону, который как раз собирался уезжать, когда я подъехал. Мы побеседовали. Он говорил из машины поверх опущенного стекла, цепляясь своей загорелой, покрытой золотистыми волосками рукой, сложившей­ся вдвое, как складной нож, за верх дверцы. «Вы были правы, настояв, чтобы я приехал, она в плохом состоя­нии, — сказал он. — Я снова кладу ее в больницу, чтобы ликвидировать запор. Это даст вам несколько дней для поисков интерната, о'кей?» Я поинтересовался, когда Урсулу перевезут, и он ответил вопросом на вопрос: «Когда вы сможете привезти ее?» Я указал на свою ста­рую «хонду» и спросил: «Вы хотите сказать в этом? Раз­ве нельзя прислать за ней санитарную машину?» Он несколько раздраженно заметил: «Вы, видимо, не по­нимаете, что я вынужден действовать в определенных финансовых рамках. Каждую перевозку, которую я на­значаю, мне приходится оправдывать с медицинской точки зрения. Если ваша тетя может дойти до ванной комнаты, значит, сможет дойти и до вашей машины».

Я предположил, что гипс у нее на руке сделает это затруднительным.

«Она может сесть на заднее сиденье».

«Это двухдверный автомобиль. Ей никак не за­браться на заднее сиденье».

Он вздохнул и сказал: «Хорошо. Будет вам «пере­возка».

Я посидел с Урсулой, пока не приехала санитарная машина, и помог собрать немногочисленные тетуш­кины вещи. Миссис Джонс, которая оказала мне очень холодный прием, когда впускала в дом, даже не подо­шла попрощаться. «Она тебя винит в том, что меня уво­зят», — объяснила Урсула. «Вообще-то, — сказал я, — она права». И мы заговорщицки захихикали.

Урсула была рада покинуть это мрачное жилище. Впервые за все время, как я прилетел на Гавайи — и во­обще впервые за долгое время, — я почувствовал удов­летворение от того, что чего-то добился, подчинил обстоятельства своей воле, принес какую-то пользу. Со своей стороны, Урсула тоже не теряла времени да­ром. Она попросила миссис Джонс принести радио­телефон и позвонила в банк, своим брокеру и адвока­ту. Видимо, я должен получить доверенность на веде­ние ее дел, прежде чем смогу консолидировать ее разнообразные банковские счета и продать ценные бумаги.