Арчибальд Кронин - Мальчик-менестрель
После такой убийственной речи в церкви воцарилась мертвая тишина. Не преминув воспользоваться достигнутым преимуществом, каноник продолжал:
— Я говорю с вами об этом в нашей прекрасной церкви, в соборе, подаренном щедрой и поистине святой женщиной, нашей госпожой Донован. Многие из вас, слава тебе, Господи, являются добрыми католиками. Но есть и такие, — повысил голос каноник, — из тех, что сейчас толкутся в дверях или теснятся на задней скамье, которые снимают пиджак не для того, чтобы трудиться в поте лица, а лишь для того, чтобы ввязаться в очередную драку. У них от безделья уже мозоль на спине выросла и задница из штанов вываливается, а они только и знают, что сидеть на тротуаре у дверей ближайшего паба. А вы, расфуфыренные распутницы, с притворной скромностью прячущиеся сейчас за колоннами, вы — размалеванные, напудренные и расфранченные — околачиваетесь каждый вечер у бара в шали поприметнее, чтобы подцепить какого-нибудь недотепу… И, Боже, спаси и помилуй несчастного дурака, когда он проснется на следующее утро! Я к вам обращаюсь, а также ко всем, кто погряз в смертных грехах, и повторяю, что ангел-мститель не спускает с вас глаз. Но если вы не захотите внять моим словам, если отринете их от себя с ругательством на устах, я скажу вам: «Слово мое верно!»
Десмонд, оглушенный проклятиями каноника, сидел на узкой скамье, изнемогая под тяжестью облачения и чувствуя, что потихоньку начинает терять последние остатки сил. Скудный завтрак не мог его насытить, да и сам Десмонд не способен был выдержать строгие ограничения Великого поста, а просить сделать для него исключение и освободить от необходимости поститься было абсолютно невозможно. Он с тоской вспомнил о своем дорогом друге, о госпоже Донован, — казалось, ее уже целую вечность не было в «Маунт-Вернон», — и гадал про себя, что могло стать причиной столь долгого отсутствия, сгорая от нетерпения увидеть ее вновь.
Это случилось десять дней назад. Он как раз совершал свой обычный обход, когда она позвонила и передала через каноника, что должна срочно уехать в Швейцарию. Был ли вызван столь стремительный отъезд юридическими причинами? Нет, невозможно. Летом она три месяца подряд прожила в своем доме вблизи Веве, что по закону давало ей право на постоянное проживание в Швейцарии.
Десмонд, к собственному замешательству, вдруг понял, что безумно хочет, чтобы госпожа Донован поскорее вернулась. Но в этот момент дружный вздох облегчения, а затем шаркание ног и грохот отодвигаемых скамеек, который свидетельствовал, что служба закончилась, вернули его к действительности. Он встал со своего места, а каноник величавой поступью прошел мимо, чтобы преклонить колена перед дарохранительницей.
Десмонд тут же вернулся к алтарю и, преодолевая усталость, завершил богослужение. Через двадцать минут он уже был в доме священника.
Он сразу прошел к себе в комнату и лег на кровать, которую миссис О’Брайен застелила чистым покрывалом. Несколько минут Десмонд лежал просто так, ни о чем не думая, но затем мысли его снова вернулись к госпоже Донован и к предположительному времени ее возвращения. Причина ее долгого отсутствия оставалась для него загадкой. Но почему, почему его мысли настойчиво возвращались к этой женщине, которая и сама была в некотором роде загадкой?! Может, он влюблен? Десмонд беспокойно заворочался на кровати. Чистую любовь между мужчиной и женщиной еще никто не запрещал, а госпожа Донован, как ни крути, на десять лет его старше. Но до чего же она хороша, до чего обворожительна и остроумна, не говоря уже о ее незаурядном уме!
Отдаленный звук гонга, который миссис О’Брайен деликатно приглушала на время Великого поста, заставил Десмонда соскочить с кровати. В столовой он обнаружил каноника, уже сидевшего за столом и печально взиравшего на маленькую тарелку макарон с сыром, которая, если не считать той, что стояла перед тем местом, за которым обычно сидел Десмонд, служила единственным украшением стола.
Сев за стол, Десмонд вдруг поймал на себе сочувственный, почти нежный взгляд каноника.
— Что-то ты бледный, приятель. Да, месса слегка затянулась. Так вот, я решил нарушить правила и налить тебе стакан «Шерри».
— Только вместе с вами, каноник.
Каноник, уже собравшийся было встать, тяжело опустился обратно и, потянувшись через стол, ласково пожал Десмонду руку.
— Вот проявление настоящей привязанности и истинного уважения. Я глубоко ценю твои чувства. Что ж, будем страдать вместе.
— Во всяком случае, проповедь сегодня была просто потрясающая.
— Потрясающая? Да, вполне возможно. — Каноник осторожно подцепил вилкой макаронину и отправил ее в рот. — Но я тебе, приятель, прямо скажу. Большинство из этих ублюдков забудут ее уже на полпути к питейному заведению «У Мерфи». Как думаешь, в этом вареве достаточно сыра? Абсолютно безвкусная еда. И почему нельзя сделать макароны потолще?! — И не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, каноник продолжил: — Пойми, приятель. Я вовсе не какой-нибудь средневековый мракобес, представляющий ад местом, где черти разгуливают с длинными вилками для поджаривания тостов. Я только хочу их слегка припугнуть. Но ад и в самом деле существует, причем наказывают там так, что страшнее не бывает. Это скорбь и безысходное отчаяние, утрата возможности предстать перед лицом Создателя и ощущать Его божественное присутствие. И еще скажу тебе, приятель, что я ужасно огорчен, причем не только положением дел в нашем приходе, но и общим упадком нравственности в нашем проклятом мире. — С этими словами каноник подцепил очередную макаронину и брезгливо проглотил. — Теперь не существует никакой разницы, абсолютно никакой, между тем, что хорошо и что плохо. Ибо любые средства хороши и все идет в ход. Обман в бизнесе, неверность в супружестве, неразборчивость в половых связях в любом возрасте. Сходи как-нибудь вечерком на пристань. Как думаешь, что там выбрасывает прибоем? Волны, словно дохлую рыбу, выносят использованные гондоны, которые плывут по божественному океану, как свидетельство человеческой развращенности. — Каноник мастерски поймал вилкой последнюю макаронину и проглотил ее. — Я тебе по-простому скажу, приятель, без всяких там экивоков: современный мир катится, твою мать, прямиком в ад! — Выдав этот потрясающий афоризм, каноник взял тарелку, вылизал ее дочиста и удовлетворенно заметил: — Вот теперь блестит как зеркало. И мыть не надо. — Он поднялся и потрепал Десмонда по плечу. — Ну, а тебе не мешало бы подышать свежим воздухом. Это пойдет тебе на пользу. Прогуляйся-ка до «Маунт-Вернон», узнай, не вернулась ли мадам.
VIIВоодушевленный добротой каноника — человека, казалось, сделанного из железа и весьма скупого на похвалу, — Десмонд вышел из дому в приподнятом настроении. Так как ведущая к лесу тропинка была довольно крутой, он шел медленно и осторожно и, достигнув лесной опушки, подавил в себе желание отдохнуть в травянистой лощине, где тропинка обрывалась и начиналась частная просека в сторону «Маунт-Вернон».
Смолистый запах хвойных деревьев, предвещающий близость поместья, вернул Десмонда к жизни. Он сразу воспрянул духом, а сердце неожиданно бешено забилось в груди. За это время он успел полюбить чудесный старый дом, целиком соответствующий его представлениям о гармонии и хорошем вкусе. В душе Десмонд питал слабую надежду застать там и саму хозяйка — своего дорогого друга госпожу Донован, которую любил самой чистой и светлой любовью.
Увы, выйдя из леса, он обнаружил, что ставни закрыты, а в саду никого нет. Тем не менее он спустился вниз, задержавшись сначала у греческого атриума возле теннисного корта, а затем и на террасе особняка, по которой с удовольствием прошелся, испытывая странное чувство владельца чужой собственности.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и на пороге появилась Бриджит в своем лучшем воскресном платье.
— О, ваше преподобие, входите, входите, пожалуйста. Почему вы топчетесь у дверей, словно чужой?!
— Бриджит, но дом ведь закрыт.
— Вовсе нет, сэр. Я сейчас мигом подниму жалюзи в гостиной. Мадам в жизни не простит мне, если я оставлю вас мерзнуть на улице. И, кроме того, там для вас письмо.
Узнав о письме, Десмонд все же решился войти. Он прошел в дом вслед за Бриджит, которая, верная своему слову, быстро открыла ставни и, прежде чем Десмонд успел ее остановить, поднесла спичку к сложенным в камине дровам.
— А теперь, сэр, позвольте угостить вас чашечкой чаю и кусочком торта. У Патрика сегодня выходной, а девчонку я отпустила домой проведать мать, но я буду счастлива вам услужить.
— Если это вас не слишком затруднит, Бриджит. Я с удовольствием выпью чаю, но… никакого торта.
— А… Я и запамятовала, что вы поститесь. Как только чайник закипит, я мигом принесу вам чашечку чудесного чая. И ваше письмо.
