Трумен Капоте - Музыка для хамелеонов
15 декабря 1977 г.: Увидел в витрине комиссионного магазина бумажник из черной крокодиловой кожи. Он был в прекрасном состоянии, и на нем стояли инициалы "Д.П.". Я купил его и послал Джейку в подарок к Рождеству, желая заключить с ним мир, поскольку наш последний разговор закончился размолвкой (рассердился он на меня, а не я на него).
22 декабря 1977 г.: Рождественская открытка от верной миссис Коннор: "Я работаю в цирке! Но, конечно, не акробаткой. Я — дежурный администратор. Это почище самой увлекательной игры. Наилучшие пожелания к Новому году".
17 января 1978 г.: Открытка от Джейка с четырьмя кое-как нацарапанными строчками. Лаконично, не слишком сердечно благодарит за бумажник. Я чувствителен к такого рода вещам и писать или звонить ему больше не буду.
20 декабря 1978 г.: Рождественская открытка от Мэрили Коннор только с ее подписью. От Джейка ничего нет.
12 сентября 1979 г.: На прошлой неделе в Нью-Йорке были проездом в Европу (их первое путешествие) Фред Уилсон с женой. Счастливы, как молодожены. Я пригласил их вместе пообедать. Разговор за столом свелся к взволнованному обсуждению предстоящей поездки, но, выбирая десерт, Фред сказал. "Я заметил, что ты ничего не говоришь о Джейке". Я изобразил удивление и между прочим обронил, что не получал ничего от Джейка уже более года. Проницательный Фред спросил меня: "Уж не поссорились ли вы с ним?" Я пожал плечами: "Ничего особенного между нами не произошло, просто мы не всегда одинаково воспринимаем одни и те же факты". Тогда Фред сказал: "У Джейка в последнее время плохо со здоровьем. Эмфизема. В конце этого месяца он уходит в отставку. Дело не мое, конечно, но думаю, было бы хорошо, если бы ты позвонил ему. Он сейчас очень нуждается в дружеской поддержке".
14 сентября 1979 г.: Я всегда останусь благодарен Фреду Уилсону за то, что он помог мне побороть гордость и позвонить Джейку. Мы говорили с ним сегодня утром так, будто общались накануне или за день до того. Никто бы не подумал, что наша дружба прерывалась на какое-то время. Он подтвердил, что уходит в отставку. "Осталось только шестнадцать дней!" Сказал, что собирается жить вместе с сыном в Орегоне. "Но перед этим думаю провести пару дней в мотеле "Прерия". В этом городе у меня кое-какие незаконченные делишки. Хочу выкрасть в суде несколько протоколов для собственного досье. Послушай-ка, а почему бы нам не съездить туда вдвоем? Повидались бы. Я мог бы встретить тебя в Денвере и подвезти до места на машине". Джейку не пришлось меня уговаривать; даже если бы он не пригласил меня, я бы сам предложил ему поехать вместе. Я часто представлял себе наяву или во сне, как снова приезжаю в этот грустный городок, мне хотелось еще раз увидеть Куинна, встретиться и поговорить с ним один на один.
Было второе октября.
В результате Джейк отказался поехать вместе, но одолжил свою машину, и после обеда я сразу же отправился из мотеля "Прерия", чтобы поспеть к назначенному часу на ранчо Б.К. Я вспомнил, как в первый раз проезжал по этим местам: полная луна, заснеженные поля, жестокий холод, коровы, жмущиеся друг к другу, стоящие небольшими группками, струйки пара от их теплого дыхания в ледяном воздухе. Сейчас в октябре пейзаж был прекрасен по-своему: щебенчатое шоссе напоминало темную полоску моря, разделяющую два золотистых континента. По обеим сторонам сверкала обожженная солнцем стерня скошенной пшеницы, переливающаяся под безоблачным небом всеми оттенками желтых красок. Быки горделиво расхаживали по пастбищам, а коровы — и среди них недавно отелившиеся, с молоденькими телятами — пощипывали траву, подремывая на ходу. У въезда на ранчо стояла девочка, опершись о доску, ту самую, на которой были изображены перекрещенные томагавки. Улыбаясь, она сделала мне знак, чтобы я остановился.
ДЕВОЧКА. Привет! Я Нэнси Куинн. Папа послал меня вам навстречу.
Т. К. Спасибо.
НЭНСИ КУИНН (открывая дверцу машины и забираясь в нее). Он ловит рыбу. Я покажу вам где.
(Это была веселая двенадцатилетняя девчонка, осыпанная веснушками с головы до ног, — сорванец со щербатыми зубами. Золотисто-каштановые волосы коротко острижены. На ней был старенький купальный костюм, одно колено перевязано грязным бинтом.)
Т. К. (указывая на повязку). Ушиблась?
НЭНСИ КУИНН. Не… это меня скинула лошадь.
Т. К Как скинула?
НЭНСИ КУИНН. Скинул Скверный Парень. Это такой противный жеребец. Оттого-то и прозвали его Скверным Парнем. Он сбрасывает с себя всех ребят здесь, на ранчо. Да и взрослых парней тоже. Ну, а я поспорила, что проеду на нем. И проехала. Около двух секунд, точно. А вы приезжали сюда раньше?
Т. К. Приезжал как-то много лет назад. Но это было ночью. Я помню деревянный мост…
НЭНСИ КУИНН. Он вон там.
(Мы проехали по мосту, и я наконец увидел Голубую реку. Но она промелькнула мгновенно, словно птица в полете, — ее скрывала сверкавшая осенними красками листва нависавших над водой деревьев, которые стояли голыми в первое мое посещение.)
Вы бывали когда-нибудь в Эпплтоне?
Т. К. Нет.
НЭНСИ КУИНН. Никогда не бывали? Как странно! Я еще не встречала никого, кто не видел бы Эпплтона.
Т.К. А там есть что-нибудь интересное?
НЭНСИ КУИНН. Да нет. Просто мы жили там. Но здесь мне нравится гораздо больше. Тут ты предоставлена самой себе и делай что, хочешь. Хочешь — лови рыбу, хочешь — стреляй койотов. Папа посулил, что будет выдавать мне по доллару за каждого убитого койота, но когда ему пришлось заплатить более двухсот долларов, он сократил плату до пятидесяти центов за штуку. Ну, да на что мне деньги? Я не похожа на своих сестричек. Те все время торчат перед зеркалом. У меня три сестры, но им здесь не очень-то нравится. Они не терпят лошадей, да и все остальное тоже. У них на уме одни мальчишки. Когда мы жили в Эпплтоне, папа приезжал редко. Примерно раз в неделю. Сестры красили губы, душились, и у них была пропасть дружков. Мама против этого не возражала. Она и сама-то вроде сестер. Страшно любит прихорашиваться. А уж папа строг, так строг. Не позволяет сестрам заводить дружков или красить губы. Как-то раз приехали навестить сестер старые приятели из Эпплтона, так отец встретил их на пороге с дробовиком в руках. Сказал: увидит еще раз здесь — размозжит им голову. Ну и удирали же отсюда эти парни! Девчонки проплакали себе все глаза. А я только посмеивалась в свое удовольствие. Видите ту развилку на дороге? Притормозите-ка там.
(Я остановил машину, и мы оба вышли. Она указала на идущую вниз, между деревьями, темную заросшую тропинку.)
Дальше идите по ней.
Т. К. (внезапно испуганный перспективой остаться в одиночестве). А ты не пойдешь со мной?
НЭНСИ КУИНН. Отец не любит, когда ему кто-нибудь мешает вести деловой разговор.
Т. К. Ну что же, еще раз спасибо за все.
НЭНСИ КУИНН. Не за что!
Она удалилась насвистывая.
В отдельных местах тропинка так заросла, что мне приходилось нагибать ветки, чтобы они не били мне в лицо. Вереск и колючки каких-то незнакомых растений цеплялись за брюки. На вершинах деревьев громко каркали вороны. Мне попался на глаза филин — было странно видеть его днем, он моргал глазами, но сидел неподвижно. В одном месте я чуть было не угодил ногой в осиное гнездо: старый полый пень кишмя кишел черными дикими осами. И повсюду до меня доносился шум реки — негромкое журчание медленно текущей воды. Вдруг на повороте тропинки я увидел реку и Куинна тоже.
На нем был резиновый костюм; высоко в руке он держал, словно дирижерскую палочку, гибкую удочку. Он стоял по пояс в воде, и его непокрытая голова была повернута ко мне в профиль. В волосах уже не было проседи — они все стали белыми, как та водяная пена, что кружилась вокруг его бедер: Мне вдруг захотелось повернуть назад и бежать прочь — так сильно эта сцена напомнила, мне тот день, когда так похожий на Куинна преподобный Билли-Джо Сноу ожидал моего приближения, стоя по пояс в воде. Я услышал свое имя — Куинн звал меня и, делая мне знаки рукой, брел по воде к берегу.
Мне припомнились молодые быки, гордо разгуливавшие по золотистым полям. Куинн в блестевшем от воды резиновом костюме удивительно напоминал их: он был так же полон жизненных сил, так же могуч и опасен, как и они. Если бы не седые волосы, он, казалось, ничуть не постарел, напротив, даже выглядел на несколько лет моложе — пятидесятилетний мужчина в расцвете сил. Он присел, улыбаясь, на скалу и пригласил меня занять место рядом. В руках у него было несколько форелей.
— Вроде бы мелковаты, но есть можно, вкусные.
Я упомянул о Нэнси. Он ухмыльнулся и сказал: "О да, Нэнси — милая девочка". Больше он ничего не прибавил. Не упомянул ни о смерти своей жены, ни о том, что женился снова, видимо считая, что все это и так известно.
Он сказал, что мой звонок удивил его.
— Почему же?
— Не знаю, но я был удивлен. Где вы остановились?
— В мотеле "Прерия". Где же еще?
