Михаил Вершовский - А другого глобуса у вас нет?..
Фрэнк и принялся народ обходить, дом за домом да квартиру за квартирой. Ведя самые задушевные разговоры о насущных проблемах города – а заодно вписав самого себя в список кандидатов (что, как мы уже видели, закон вполне дозволяет). И в день выборов охваченное им население слаженно проголосовало за вежливого молодого человека, который все их беды так внимательно выслушивал. За Фрэнка Хьюстона.
Тут, конечно, пролетевший по всем статьям Роуз раскипятился, по газетам кинулся, по судам. На что юный Фрэнк спокойно ответствовал: «Никаких договоров я не нарушал. Я обещал, что добуду голоса избирателей, и я это сделал». Сдается мне, что имя это – Фрэнк Хьюстон – мы еще когда-нибудь услышим. Далеко пойдет, уже и сейчас видно – даром что молодой.
И мистер Роуз, что себя одураченным считает, правильно очень пролетел. Из-за собственной же лени. Принцип-то он исповедовал верный: в политики и идут для того, чтобы лень свою ублажить затем по полной программе. Но повторяю: затем. А никак не во время борьбы за вожделенное место. Когда не только людям поулыбаться да руки потрясти, но ежели надо, и на танк залезть, да хоть и под танк лечь настоятельно рекомендуется. С тем, чтобы потом уже жить в свое полное удовольствие. Так что, выходит, не ко времени лень и была.
Как иногда не ко времени жадность случается. Некий Руперт Эллисон, член, между прочим, британского парламента, сражался давеча за право быть в тот самый парламент переизбранным. Ну, он в своем округе Торбэй всю должную работу проделал (в лени уличен не был, этого не скажу), и уже поздним вечером накануне самих выборов отправился напряжение снять в любимый итальянский ресторанчик.
И вот он там с друзьями плотно так поужинал, но на чай (а святое ведь дело) обслуживающему его персоналу ни копеечки не отстегнул. (Может, конечно, и поиздержался в предвыборных-то боях.) После чего все 14 человек, в ресторанчике работавших, порешили за него, жлоба эдакого, больше голосов не отдавать.
А когда на следующий день выборы состоялись, то оказалось, что мистер Эллисон стульчик свой в парламенте потерял. Хотя и шел с соперником ноздря в ноздрю, уступив ему в конечном счете… 12 голосов. (Не думаю я, что горе свое он в тот же ресторанчик заливать отправился…)
Но даже и этот последний случай сказанного выше – насчет «свободного волеизъявления» – не отменяет, несмотря на всю этого случая симпатичность. Вот добавьте сюда «видимость», тогда и спорить не возьмусь. Тем паче, что все эти божки да богиньки на предмет народу глаза замылить – спецы известные.
Причем я ведь тут не обрушиваюсь исключительно на современные мне и вам демократические институты и уж тем паче на сам избирательный процесс. Не нами оно все придумано, не в самое распоследнее время. Потому что по сей день происходит оно так, как еще древней Спартой завещано было.
И вот как оно там, в стародавние те времена проистекало. Старейшин – а они-то всем в той Спарте и заправляли – выбирали криком. Самым что ни на есть обычным.
Отбирали они сперва группу людей, что-то вроде такой присяжной команды, а потом выборных этих сажали в дом, от городской площади неподалеку. И вот на самой площади имя кандидата выкликалось, а симпатизирующая ему часть толпы орала свое одобрение. И так всех кандидатов, одного за другим, через эту процедуру проводили.
А выборные, взаперти сидя и не зная, кому конкретно народ свое «ура» орет, отмечали там себе палочкой на дощечке вощеной: громче всех, скажем, орали четвертому. Который в старейшины и проходил.
Демократично? А как же. С той лишь небольшой поправкой, что между большей народной поддержкой и более громкими воплями «за» разница все-таки имеется. Особенно если за одного стоял народ, к воплям вообще не склонный и бурчащий себе свое одобрение под нос – а за другого группа пусть и невеликая, но исключительно голосистая. Которая всех прочих децибелами своими без труда и перекрывала.
И никакая это не стародавняя история получается, даром что в Спарте дело было. Да вы и сами посудите, что изменилось-то? Только выборные теперь – в полном соответствии с победным маршем богиньки-Демократии по планете – уже мы с вами. Но выбираем точно так же – по крику. Кому, то есть, орали громче.
Kто орет? Да вот же он, главный-то член семьи. Цветной в большинстве случаев, а кое у кого так и стереофонический. «Грюндиг», «Панасоник», «Славутич» или хоть и «Рубин». (Что в данной ситуации никакой роли не играет, потому что со всех экранов вопят одни и те же.) После чего мы с вами, все эти вопли внимательно выслушав, под их впечатлением и бредем послушно к урнам. По заведенному вот уже тысячелетиями кругу.
Ничто, ребята, под этой луной не ново. И всего не новее то самое существо, которое и рассматриваем. Те самые людишки при власти. Писал вон еще черт-те когда Флавий Вописк Сиракузянин, историк древний:
«Спрашивается, что делает государей дурными. Прежде всего, друг мой, безнаказанность, затем обилие всяких средств; кроме того, бесчестные друзья, заслуживающие проклятья прислужники, алчные евнухи, глупые или презренные придворные и, чего нельзя отрицать, неосведомленность в государственных делах».
А теперь вы мне скажите, что тут – с поправкой на новые времена – вымарать надо бы.
Потому так и не понял я изящной вроде бы шутки, ироничным польским шляхтичем Станиславом Пшонкой в XVI веке задуманной. Изобрел пан Пшонка в своей деревне Бабино целую республику, так и названную – Бабинской. Шутки ради, повторяю, изобрел.
Устройство ей пан Пшонка придумал самое настоящее. И тебе государственный совет, и суд, и церковные власти. Но так он это повернул, что все у него, как историки пишут, наизнанку было. Казначеем, скажем, становился мот, а то и вообще тип, на руку нечистый. Речи от совета держал заика или идиот, что двух слов связать толком не мог. Еретик назначался епископом. Ну, в общем, и так далее.
Современникам затея эта страшно понравилась. Самые просвещенные люди эпохи за честь почитали в гражданах той Бабинской республики оказаться: и Николай Рей, и Ян Кохановский, и другой Ян, Замойский. Цвет нации, без дураков. Акты всякие законодательные составляли, заседания проводили – развлекались, в общем, от души.
А у меня и к авторам идеи, и к историкам, от восторга по ее поводу млеющим, один только вопрос имеется. Где же вы, господа хорошие, «наизнанку» тут сыскали? Что в истории этой наизнанку вывернуто было? То есть, в республике той Бабинской воры казначействовали, заики да идиоты ораторствовали, еретики епископствовали, трусы в полководцах числились – а за пределами оной республики, во всем остальном мире, оно как бы с точностью до наоборот происходило? И происходит?
Никак оно у меня, ребята, не получается. Может, и поверил бы, живи мы на разных планетах. Но тут явно не тот вариант. Нету у нас другого глобуса, это я точно знаю. Вот на этом одном и том же мы с вами проживали и проживаем. Где Бабинская республика – при всем восхищении светлых умов той эпохи – была никакой не пародией, а точнехоньким сколком нашей с вами действительности. Я бы даже – поскольку уж все равно борьба идет за глобальное и счастливое объединение, а будущий конгломерат названия какого-то потребует – наше с вами небесное тело так и предложил бы назвать. Бабинской, то есть, республикой. Поскольку все участники уже давно на своих положенных местах.
Все, читатель. Не могу и не хочу я больше с политиками вожжаться. Не без того, конечно, чтобы не прибегнуть в будущем в том или ином случае – но уже по совершенно иным поводам. Предупреждал я, что даже и забавный идиотизм, накапливаясь, переход от количества к качеству совершает – а их, политиков, идиотизм от безобидной академической забавности чаще всего далековат. Что как в случае Калигулы, так и тех, что нынче на телеэкранах суетятся, справедливо – к великому сожалению.
А раздел весь этот все-таки хотелось бы на какой-то более благостной ноте закончить – но в рамках того же пока предмета пребывая. И решил я для такого случая дать просто-напросто выдержку из «Суйской истории» седьмого века. Вот ведь умели тогдашние китайцы кисточкой на рисовой бумаге в самых философских и умиротворенных тонах жизнь-то представить. Так что пусть оно нам и будет – как успокоительная таблетка. На сладкое.
"День Цзинцзы. Император послал свыше миллиона тягловых крестьян на строительство Великой стены на западе от Юйлиня. Через десять дней строительство было прекращено: погибло свыше 50 тысяч человек.
День ивэй. Император остановился в Цзиюане и побывал в доме сановника Чжан Хэ, где пировал и веселился.
День ии. Император послал более миллиона тягловых крестьян из области к северу от Хуанхэ на строительство канала Юнцзи.
День жэну. Объявлен указ о семи добродетелях, главная из которых – политика успокоения народа. Осенью в Шандуне и Хэнани произошло большое наводнение, было затоплено свыше тридцати уездов. Люди продавали себя в рабство.
