Невил Шют - Крысолов
— Но, мсье… ваш костюм — и тот не французского покроя, — возразила Николь. — Сразу видно, что вы англичанин, с первого взгляда всякому понятно.
Хоуард невесело оглядел себя; да, это чистая правда. Он всегда гордился своим уменьем одеваться, но теперь его хорошо сшитый твидовый костюм явно неуместен.
— Вы правы, — сказал он. — Неплохо бы мне для начала достать какой-нибудь французский костюм.
— Будь дома отец, он с радостью одолжил бы вам свой старый костюм. — Она повернулась к матери. — Коричневый костюм, мама.
Мать покачала головой.
— Лучше серый. Он не так бросается в глаза. — И негромко предложила старику: — Садитесь. Николь права. Мы должны что-то придумать. Пожалуй, лучше вам сегодня у нас переночевать.
Хоуард снова сел.
— Это доставило бы вам слишком много хлопот, — сказал он. — Но костюм я приму с благодарностью.
Опять подошла Шейла, надутая, недовольная.
— Можно, мы сейчас пойдем смотреть танки, мистер Хоуард? — жалобно сказала она по-английски. — Я хочу гулять.
— Сейчас, — ответил он и по-французски объяснил хозяйкам: — Они хотят погулять.
Николь встала.
— Я погуляю с ними, — сказала она, — а вы останьтесь и отдохните.
После недолгого колебания старик согласился: он очень устал.
— Одна просьба, — сказал он. — Может быть, вы на это время одолжите мне какую-нибудь старую бритву?
Девушка повела его в ванную и достала все, что нужно.
— Не бойтесь, — сказала она, — за малышами я присмотрю. С ними ничего плохого не случится.
Хоуард обернулся к ней с бритвой в руке.
— Главное, не говорите по-английски, мадемуазель, — предостерег он. — Маленькие англичане прекрасно говорят и понимают по-французски. Иногда они переходят на английский, но сейчас это опасно. Говорите с ними только по-французски.
Девушка рассмеялась.
— Не бойтесь, cher[71] мсье Хоуард, — сказала она. — Я совсем не знаю английского. Только одну или две фразы. — Подумала и старательно выговорила по-английски: «Глотнуть горячительного полезно», — и, перейдя на родной язык, спросила: — Ведь так говорят про aperitif,[72] правда?
— Правда, — вымолвил старик.
Опять он посмотрел на нее растерянно, изумленно. Она этого не заметила.
— А когда хотят кого-нибудь отругать, говорят «пропесочить», — прибавила она. — Только это я и знаю по-английски, мсье. Со мной детям ничего не грозит.
Он внезапно оцепенел от давней муки, спросил очень тихо:
— Кто научил вас этим выражениям, мадемуазель? В нашем языке это новинка.
Николь отвернулась.
— Право, не помню, — смущенно сказала она. — Может быть, вычитала в какой-нибудь книжке.
Хоуард возвратился с нею в гостиную, помог одеть детей для прогулки и проводил до дверей. Потом вернулся в квартирку Ружеронов; хозяйки не было видно, и он пошел в ванную бриться. Потом прикорнул в углу дивана в гостиной и проспал часа два неспокойным сном.
Вернулись дети и разбудили его. Ронни в восторге кинулся к нему:
— Мы видели бомбардировщики! Настоящие немецкие, огромные-огромные, и мне показали бомбы, и даже позволили потрогать!
— И я тоже потрогала! — сказала Шейла.
— И мы видели, как они летали, — продолжал Ронни. — Они поднимались, и приземлялись, и вылетали бомбить пароходы на море! Было так интересно, мистер Хоуард!
— Надеюсь, вы сказали мадемуазель Ружерон спасибо за такую приятную прогулку, — кротко сказал старик.
Дети бросились к Николь.
— Большое-пребольшое спасибо, мадемуазель Ружерон!
— Вы доставили им большое удовольствие, — сказал Хоуард девушке. — Куда вы их водили?
— К аэродрому, мсье. — Она замялась. — Я не пошла бы туда, если бы подумала… Но малыши ничего не понимают…
— Да, — сказал старик. — Для них все это только забава… — Поглядел ей в лицо и спросил: — А там много бомбардировщиков?
— Шестьдесят или семьдесят. Может быть, больше.
— И они вылетают бомбить английские корабли, — сказал он негромко.
Николь наклонила голову.
— Напрасно я повела туда детей, — опять сказала она. — Я не знала…
Старик улыбнулся.
— Ну, мы ведь ничего не можем поделать, так что толку огорчаться.
Снова появилась мадам Ружерон; было уже почти шесть часов. Она успела приготовить суп детям на ужин и устроила у себе в комнате постель для обеих девочек. Троим мальчикам она постелила на полу в коридоре; Хоуарду отвели отдельную спальню. Он поблагодарил хозяйку за хлопоты.
— Прежде всего надо уложить детишек, — сказала она. — А потом поговорим и что-нибудь придумаем.
Через час все дети были накормлены, умыты и уложены в постель. Хоуард и мать с дочерью сели ужинать; он поел густого мясного супа, хлеба с сыром, выпил немного разбавленного красного вина. Потом помог убрать со стола и закурил предложенную ему непривычно тонкую черную сигару из коробки, оставленной отсутствующим хозяином.
Потом он заговорил:
— Сегодня на досуге я все обдумал, мадам. Едва ли мне следует возвращаться в Швейцарию. Думаю, лучше попробовать проехать в Испанию.
— Уж очень далекий путь, — возразила мадам Ружерон.
Некоторое время они это обсуждали. Трудности были очевидны: если он и доберется до испанской границы, нет никакой уверенности, что удастся ее перейти.
— Я тоже много думала, но у меня совсем другое на уме, — сказала Николь. И повернулась к матери. — Жан-Анри Гиневек, — сказала она так быстро, что первые два имени слились в одно: Жанри.
— Может быть, Жан-Анри уже уехал, ma petite,[73] — тихо сказала мать.
— Кто это? — спросил Хоуард.
— Рыбак из селения Леконке, — объяснила Николь. — Это в Финистере. У него очень хорошая лодка. Он большой друг моего отца, мсье.
Они рассказали Хоуарду об этом человеке. У полковника за тридцать лет вошло в обычай каждое лето ездить в Бретань. Для француза это большая редкость. Его привлекал этот суровый скалистый край, домики, сложенные из камня, дикий берег и освежал буйный ветер с Атлантического океана. Морга, Леконке, Брест, Дуарненез, Одьерн, Конкарно — вот его любимые места, он всегда проводил там лето. Он обзавелся для этого подходящей одеждой. Отправляясь в море на рыбачьей лодке, одевался как любой бретонский рыбак: парусиновый комбинезон линяло-кирпичного цвета, черная шляпа с широкими отвислыми полями.
— Сначала, когда мы поженились, он и в сабо пробовал ходить, — кротко сказала его жена. — Но натер мозоли, и пришлось от этого отказаться.
Жена и дочь ездили с ним каждый год. Останавливались в каком-нибудь маленьком пансионе и, немножко скучая, гуляли по берегу, пока полковник выходил с рыбаками в море или подолгу сидел с ними в кафе и разговаривал о том о сем.
— Нам бывало не слишком весело, — сказала Николь. — На одно лето мы даже поехали в Пари-пляж, но на следующий год вернулись в Бретань.
За эти годы Николь хорошо узнала рыбаков — приятелей отца.
— Жанри поможет нам вас выручить, мсье Хоуард, — сказала она уверенно. — У него отличная большая лодка, на ней вполне можно переплыть Ла-Манш.
Хоуард серьезно, внимательно слушал. Он знавал бретонских рыбаков: когда-то он был адвокатом в Эксетере, и ему случалось вести их дела, когда кто-нибудь из них ловил рыбу в трехмильной запретной зоне. А иногда они заходили в бухту Торбэй укрыться от непогоды. Несмотря на браконьерские грешки, в Девоне охотно их привечали; то были рослые, крепкие люди, и лодки их были тоже большие и крепкие; моряки они отменные и говорят на языке, очень похожем на гэльский, так что жители Уэльса их немного понимают.
Некоторое время Хоуард и женщины обсуждали эту возможность; безусловно, это казалось более надежным, чем любая попытка вернуться домой через Испанию.
— Только очень далекий путь, — сказал он невесело.
Это верно: от Шартра до Бреста около двухсот миль.
— Может быть, удастся доехать поездом.
Чем дальше от Парижа, тем лучше, думал он.
Обсудили все возможности. Очевидно, оставаясь в Шартре, не удастся выяснить, где Жан-Анри и что с ним; узнать это можно лишь одним способом — отправиться в Брест.
— Даже если Жанри уехал, там есть и еще люди. Если они узнают, что вы друг моего мужа, кто-нибудь непременно вам поможет.
Мадам Ружерон сказала это очень просто, без тени сомнения. И Николь подтвердила:
— Кто-нибудь непременно поможет.
— Большое вам спасибо за совет, вы очень добры, — сказал наконец старик. — Только дайте мне несколько адресов… и я завтра же пойду с детьми в Брест… — Он чуть замялся, потом прибавил: — Чем скорее, тем лучше. Немного погодя немцы, пожалуй, станут бдительнее.
— Адреса мы вам дадим, — сказала мадам Ружерон.
Становилось поздно, и вскоре она поднялась и вышла. Через несколько минут дочь вышла следом; Хоуард остался в гостиной, из кухни до него доносились их приглушенные голоса. О чем они говорят, он не мог и не старался расслышать. Он был бесконечно благодарен им за помощь и за ободрение. С тех пор как он расстался с капралом и шофером «лейланда», он сильно пал духом, а теперь в нем опять пробудилась надежда вернуться на родину. Правда, сначала надо пробраться в Бретань. Наверно, это совсем не просто; единственный его документ — английский паспорт, а у детей вовсе нет никаких документов. Если немцы остановят его и станут допрашивать, все пропало, но до сих пор его ни разу не останавливали. Если никто его не заподозрит, быть может, все и обойдется.
