Автор неизвестен - Азюль
Теперь начались нервные полчаса ожидания. Народ гудел и беспокойно колыхался. Прошел стойкий слух, что к обычной норме в восемьдесят марок прибавят еще и праздничные. Это усилило брожения и нетерпение. К стоящим прямо перед нами у самой двери бангладешцам подошла еще компания их собратьев, человек в двадцать. Во мне вскипела справедливая злоба, готовая вылиться на всех знакомых мне языках. Но ситуацию неожиданно изменили сами бангладешцы, которые, посовещавшись, неожиданно сами расступились перед нами. Пропуская нашу компанию, они заявили уважительно:
— Please.
Никто из нас не относился к породе людей, начинающей кокетничать и заставляющей себя ждать в подобной ситуации. Озадаченно поведя, кто плечами, кто бровями, мы встали перед ними. Загадочное поведение наших бангладашеских коллег объяснил один из них, подобострастно глядя на Юру.
— Коллега — хороший! Сильный! Двери — тю-тю! — пролопотал он по-английски.
Мы дружно расхохотались. Бангладешцы нас тоже поддержали, думая, что нам понравилось упоминание о рзбитой двери. Но на самом деле, нам стало смешно, из-за того, что все врубились в причину странного поведения темненьких человечков: они просто зауважали выбившего дверь Юру. Навеселиться вдоволь таки не удалось — начали раздавать деньги. Благодаря всем этим рокировкам, я зашел первым. Там представители немецкого народа и администрации лагеря в одних лицах, объясняла мне всю сложность финансовых взаимоотношений их и нас, азюлянтов и происхождение той суммы, которую мне предстояло получить. Я внимательно не вслушивался, но в свалившееся на меня совершенно неожиданное счастье поверил лишь когда мне вручили новенькую пятисотмарковую и еще какие-то более мелкие купюры. Подарок судьбы и доктора Коля оказался в двойне приятным, потому что неожиданным.
Очередь дружно рыкнула и люди подвинулись ко мне, когда я показался в дверях. Не желая томить любопытных, я торжественно помахал дензнаками, цвет которых говорил об их достоинстве. Вздох удивления, смешанного с радостью, прошел над толпой. У меня возникло чувство удоволетворения, что довелось хоть как-то осчастливливить народ.
За несколько минут наша, русская часть братства свободных бездельников получила свою порцию подачки. Вернувшись в 33-ий, стали разбирать финансовые отношения. Процесс оказался достаточно сложным, запутанным, но приложив максимум усилий и, главное, выдержки, все успешно урегулировали. Я был доволен: кто расстраивается при получении хорошего подарка?
Боря просто изменился в лице. За несколько минут оно у него превратилось из окончательно потерянного в радостное и воодушевленно-сияющее. Единственное сравнение, приходящее мне в голову относится к области медицины. Такое чувство, будто умирающий больной, последние минуты жизни проводящий в реанимации, на удивление всем врачам вдруг встал с койки вполне здоровым. Боря будто сбросил с плеч груз непомерных страданий, и теперь выглядел на десяток лет моложе.
У Юры после всех долговых рассчетов осталось еще марок сто. Целое богатство, для таких, как наш коллега Крабчиков, никогда не державшего подобной суммы в руках. Все светились радостью неожиданно полученного богатства, но он сверкал так, что от него иожно прикуривать.
Деньги на нас свалились в связи с вереницей праздников прошедших или еще предстоящих. Теперь основным вопросом повестки дня стал вопрос: как поскорее и покачественнее потртить всю сумму. Однако, тут больших проблем и разногласий не возникло.
Очередной праздник был Новый год, его и решили справлять вместе. Только Боря откололся и одним ударом убил двух зайцев, уехав во Франкфурт: и праздник посмотрел и деньги сохранил. Второе, несомненно играло решающую роль.
Втроем с Юрой и Леней двинули в магазины. Немцы, поленившееся скупиться раньше и оставившие это дело на последний момент, явно пожалели о своей недальновидности. Сегодня, в последний день перед праздником в супермаркетах безраздельно хозяйничал наш брат азюлянт, только получивший содержание и стремившийся как можно быстрее оставить выручку в обмен на выпивку и закуску. Во всех трех магазинах, где мы побывали, шумел рой черно-бело-коричневой людской массы. Несчастные сотрудники сбивались с ног, пытаясь успеть уследить за всеми покупающими и ворующими. Однако, это наврядли удавалось.
Среди нас, профессиональных искателей способов бесплатно поесть не было, но любитель имелся. Им был Леня. По простоте душевной, он считал, что несправедливо обделять себя яствами, если денег не хватает, тем более в праздник. А так как праздник у него длится бесконечно, то частенько из наших походов в магазин, он приносил всякие банки, свертки, бутылки с деликатесами. Нас он тоже угощал, и потому никто не спешил схватить его за руку по немецкой привычке, и вести закладывать в полицию. Мастерства у парня особого не было, но вот «техническая оснащенность» имелась. Носил он на себе куртку необъятных размеров. В нее по общему мнению можно три таких Лени еще засунуть, но он предпочитал засовывать туда съестное. В огромных карманах этой куртки свободно помещалась бутылка спиртного, причем так, что никому и в голову не прийдет его проверять. Сегодня даже я, обычно противящийся такому способу приобретать продукты, сказал ему, чтоб он постарался. На всякий случай пришлось пояснить, над какими вещами стоит постараться особо. Леня заказы выполнил с тщательностью. Никому из работников разных суперов и в голову не могло прийти, что высокий, статный парень, с приятной внешностью является в данный момент ходячим складом продуктов, принадлежащих в какой-то степени магазину.
Итак, к празднику подготовились, как могли. Новый год — один из самых великих праздников для нас. Отнятое коммунистами Рождество еще не прижилось, отнятые демократами майские и ноябрьские утратили свою праздничность, став просто красным днем календаря. А Новый год остался все тем же, не связанным ни политическими, ни религиозными путами праздником, когда просто провожаешь старый год, оставляя в нем все нехорошее, и торжественно встречаешь новый, приветствуя его доброй улыбкой. Даже здесь хотелось сделать все «по-нашему».
В 33-м, где стоял телевизор, накрыли всякой едой праздничный стол, каждый вырядился во что мог. С подачи Филиппа посыпались тосты, зазвенели бокалы, пошел разговор. Для меня Новый год — очень символичный праздник. С самого детства мне нравится торжественность момента вступления в права наступающего года. По телевизору показывают бой Курантов, мы считаем удары. Когда прозвучит последний раз, уже знаешь, что живешь в новом времени. Играет гимн, и чувствуешь происходящее великое действо. Старый год принес мне много разного и приятного и неприятного, но я верю в будущее, хорошее будущее.
Куранты в Германии не бьют, но двенадцать часов, несмотря на это, наступают и шампанское выбивает пробку из бутылки и льется по стаканам. Минутная стрелка дошла до часовой, и мы пьем уже за следующий, 1993 год. За надежду, каждый за свою, каждый за свою мечту.
Как оказалось, в этих местах нет только Курантов, а гимн есть, правда, не наш, а Европейского Сообщества, но на худой конец он тоже сойдет. Можно пить и за него.
В самом разгаре веселья раздался стук в дверь, что становится стойкой традицией наших гулянок. Осторожно, стараясь, чтобы дверь не рассыпалась, огромная черная рука открыла ее, и вошел Заир.
— О-о! Руссишь! Айн водка, битте? — ноющим голосом громила попросил нас. Он уже порядочно навеселе, но Новый год есть Новый год и наливаем ему тоже.
— Пей, Заир! За Новый год! Happy New Year! — Филипп протянул ему.
— О-о! New Year! Good!
Он выпил, закусил и вовсе не собрался уходить, как мы на то надеялись, а продолжал сидеть. Огромные глаза светились пьяным умоляющим блеском.
С негром никто из нас Новый год еще не встречал, но экзотики и так очень много. Сегодня героем оказался Филипп, который и избавил нас от негритянской напасти. Он взял большую кружку, налил туда водку, потом положил на тарелку закуску и дал ему и то и то.
— Иди, Заир, с Богом. — Филипп махнул ему рукой, и тот, десять раз поблагодарив на заирском, наконец убрался.
Филипп чувствовал себя героем спасения русских от засилия негров, был уже вполне хорош, и из его уст полились обычные притчи, слышанные уже раз по…дцать. Мы его перебивали, хлопали, меняли тему, но не помогало. Потом неожиданно он вспомнил чего-то и уставился в мою сторону.
— Так что там у вас с работой вышло? — он лукаво ухмыльнулся.
Мне эта тема была неприятна. Поиски работы, которые мы недавно предприняли с Борей, завершились полным провалом. Это был именно тот случай, когда тебе в течении нескольких дней практически все подряд дают понять, что ты — последнее дерьмо.
— Что работа… — я отмахнулся. — Были мы на бирже. Там нам сообщили, что пока мы в лагере, работать категорически запрещается, потому что мы азюлянты. Если будем работать, то вплоть до высылки из страны грозит. Когда переведут на трансфер, в более постоянное место, то нам в бумажку влепят общее разрешение на работу. Но это еще не все. Потом наша задача эту работу найти. За этим на бирже будут шесть недель ждать и проверять не хотят ли немцы занять ето место. Если вдруг никто не соизволит, то нам повезло. В любом случае тетка добавила, что шанса такого нет, потому что мы — самая низшая из жизненных форм на земле по имени азюлянты и работать не имеем права. Мы можем лишь получать свою подачку и ждать, когда нас выгонят отсюда.
