Керстин Гир - Мамы-мафия
– И в Барби? – спросила девочка.
– Да. Если мне можно будет выбрать Барби-Белоснежку. – Поверх головы ребёнка ягуарный мужчина улыбнулся мне. Я поспешила закрыть рот и сделать вид, что меня всё это не очень удивляет.
Маленькая девочка отпустила галстук и дала поставить себя на пол.
– Хорошо, ты получишь Барби-Белоснежку, а я – Барби-Щелкунчика, – сказала она и весело поскакала в группу.
– Тивная зёпа, – сказал Марлон.
– Сам противная жопа, – ответила Флавия.
– Фройляйн! – вмешалась Фрауке. – Не перегибай палку. Иначе на следующие три дня ты отправишься к бабушке и дедушке.
– У них нет телевизора, – объяснила она мне.
Я не очень слушала, потому что была занята тем, что улыбалась ягуарному мужчине. Он ведь улыбнулся мне первый.
К сожалению, он собрался уходить.
– До свиданья, – сказал он. У меня было такое впечатление, что он сказал это мне одной.
– До свиданья, – ответила я. Почему-то меня разбирало любопытство. Как у этого мужчины оказался азиатский ребёнок? И что у него общего с мерседесной каргой? Охотнее всего я побежала бы за ним и расспросила бы его. Пока я помогала Юлиусу с обувью, а Марлон снова раскачивался на гардеробных крючках, в дверь вошла ещё одна мама. Они с Фрауке расцеловались. Новая мама вела за руку девочку, у которой были такие же дырки в зубах, как у Флавии.
Обе женщины отошли в самый дальний угол гардеробной и приглушёнными голосами стали обсуждать какого-то Иеремию и его божественные руки. Массажист? Или муж второй матери? Я бы с удовольствием услышала побольше, но дети слишком шумели. Обе девочки, заговорщицки хихикая, показывали друг другу какой-то предмет из своих детских сумочек, который выглядел как нога куклы Барби. Я инстинктивно почувствовала, что речь идёт о кукле Барби, которая была потеряна некой Мелизандой, согласно объявлению на чёрной доске.
– Я скаджу ето мами, – сказал Марлон.
– Научись сначала правильно разговаривать, – заметила вторая девочка.
– Тивная зёпа, – ответил Марлон.
– Марлон, перестань, – сказала Флавия. – Вибеке – моя подруга.
– Твой брат разговаривает, как обезьяна, – сказала Вибеке. Боже мой, что это за имя? – Ты недоразвитый, Марлон? Да? Твой брат недоразвитый, Флавия.
Но Флавия не хотела этого признавать.
– Нет, это не так. Скажи «тттт», «пппп» и «жжж», – сказала она Марлону. – Поробуй очень медленно: про-тив-ная жо-па!
– Птивная зопа, – повторил Марлон.
– Уже намного лучше, – похвалила его Флавия. – Ещё раз: про-тив-ная жо…
– Флавия! – крикнула Фрауке.
– Но мама, я только хотела…
– Марш в группу. Мы с тобой ещё поговорим сегодня днём!
– Но я не хочу опять к бабушке и дедушке! – У Флавии в глазах стояли слёзы, но её подруга Вибеке потащила её в группу. Из кармана её брюк торчком выглядывали ноги куклы Барби.
– Эти девочки! – сказала Фрауке, закатывая глаза.
Юлиус потянул меня за рукав.
– Да, дорогой? – Надеюсь, он не собирается спрашивать, что такое «противная жопа».
– Если бы я был девочкой, ты бы меня всё равно любила? – прошептал он.
– Конечно, мой дорогой, – прошептала я в ответ. Во всяком случае, до того момента, когда бы он начал носить майки с голым животом. Юлиус обрадованно побежал в группу, где его уже нетерпеливо ждал Яспер.
По дороге на улицу Фрауке представила меня маме Вибеке.
– Это, кстати, мать-одиночка, – сказала она. – Констанца Вишневски. Констанца, это Сабина Цигенвайдт-Зюльцерман, мама Карсты и Вибеке, заместитель главной мамы в Обществе матерей, главный редактор детсадовской газеты и, кроме того, самая настоящая деловая женщина, делающая карьеру.
– Деловая женщина, которая должна вовремя попасть на совещание, – сказала Сабина и поглядела на часы. – Надеюсь, я не застряну в пробке!
– Констанца заинтересована во вступление в общество матерей, – сказала Фрауке.
– Многие заинтересованы, – заметила Сабина. – Тебе Фрауке сообщила, что у нас очень длинный список ожидания?
– Да, – ответила я. Я ломала себе голову, что мне сказать, чтобы разрекламировать себя как ценного члена Общества. У нас дома игрушечные машинки отсортированы по цветам. Никто не умеет так хорошо шить платья для куклы Барби, как я. Я знаю рецепты с брокколи, которые нравятся даже детям. Зато я не очень ответственна, когда речь идёт о том, чтобы дети учились играть на музыкальном инструменте, учили иностранный язык или занимались каким-нибудь интересным видом спорта. Даже ангела-хранителя я с моими детьми ещё не валяла. Пожалуйста, примите меня: я должна получить шанс, чтобы наверстать упущенное.
Когда мы вышли, ягуара на парковке уже не было.
– Кто это, собственно говоря? – спросила я.
– Кого ты имеешь ввиду? – переспросила Фрауке.
– Того мужчину. С маленькой азиатской девочкой и ягуаром.
– Ах, этот, – сказала Фрауке. – Богатейший маменькин сынок с хвастливой тачкой и профессиональным неврозом! Он сын Сабининого шефа, купается в деньгах и считает себя по меньшей мере Джорджем Клуни. Спонсирует огромные деньги детскому саду, но совершенно не участвует в общественной жизни.
– Такие типы думают, что они всё могут купить за деньги, – сказала Сабина. – Он притащил себе из отпуска тайландку. Она должна была подарить ему здесь наследников.
– Но поскольку это были только девочки, он отправил её назад в ту дыру, из которой она выползла, – сказала Фрауке. – И другую дочку тоже.
– Младшую он оставил здесь, – продолжала Сабина. – Кто знает, зачем она ему.
Я была в шоке.
– Но он не выглядит так, что ему нужно покупать себе жену на Дальнем Востоке, – сказала я. – Раз он такой богатый, то женщины должны вешаться ему на шею.
– Конечно. Но для некоторых мужчин немецкая женщина – это слишком сложно. Им нужно услужливое, послушное существо, которым они могли бы помыкать, – сказала Фрауке, выглядя при этом так неуслужливо, непослушно и по-немецки, как это только было возможно.
– Отвратительно, – заметила Сабина. – Мне ужасно жаль ребёнка. Ну, сейчас мне действительно пора. – Она ещё раз расцеловалась с Фрауке и села в форд антрацитового цвета.
Фрауке забралась в огромный автомобиль цвета серебристый металлик с наклейкой «Мамино такси» на стекле.
– Слушай, я скоро сообщу тебе насчёт пробного заседания, – сказала она мне.
– Хорошо, спасибо, – ответила я машинально. Разоблачения моего ягуарного мужчины глубоко шокировали меня. Вот так и обманываешься в людях.
*В этот день Нелли не вернулась из школы домой. Я прождала её с едой больше часа, а затем позвонила ей на мобильник.
– Я у Лауры, – сказала она. – Я больше не вернусь домой.
– Потому что тебе нельзя зимой носить майки с голым животом?
– Потому, что это ужасно – жить в доме бабушки Вильмы, – ответила Нелли. – Ты заварила эту кашу, а я расхлёбывай. Но я не буду этого делать. На следующей неделе у меня день рождения. Ты думаешь, что я буду отмечать свой праздник на этой стройке ужасов?
В данный момент дом особенно напоминал стройку, потому что Ронни с коллегой разобрал стену между кухней и столовой и выставил в прихожую часть кухонной мебели.
– Мы можем устроить что-нибудь другое, – предложила я. – Пойдём с твоими подругами в кино, а затем в Макдональдс.
– Мы уже не дети, – фыркнула Нелли и попросту положила трубку.
Я прикусила губу. Посмотрим правде в глаза: я не заметила, как Нелли перешла из возраста «Лошади – это круто, а мальчишки – дураки» в возраст «Я ношу майки с голым животом, а мои гормоны просто взбесились». Наверное, идеальный день рождения выглядел для неё теперь так: скупо освещённая комната, оглушающая музыка и запретные игры с поцелуями. Видимо, у меня опять будет бессонная ночь, хуже, чем тогда, когда Нелли была грудничком. Именно это было темой сегодняшнего родительского собрания у Нелли в школе. Половое созревание и как родителям и учителям с этим справляться. Отлично, я вполне могла спросить, что нужно делать, если ребёнок решил не возвращаться домой.
Я ещё раз позвонила Нелли.
– Пожалуйста, вернись домой, дорогая. Тогда мы поговорим о твоём дне рождения и о том, где и как мы сможем его лучше всего отпраздновать.
– Я не вернусь домой. Никогда.
– Пожалуйста, Нелли.
Но Нелли не смягчалась.
– Я возвращаюсь к папе.
Тут могло помочь только одно.
– Сегодня на обед каннелони, – сказала я.
Нелли замолчала.
– А что на десерт? – наконец спросила она.
*За ночь я стала богатой женщиной. На моём счету внезапно оказалась куча денег.
254 евро за чашу для крюшона с надписью «Любовь, вино и песня смягчат сердца чудесно» и бокалы к ней.
