Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 1
На улице каждый раз меня поражают людские потоки, движущиеся в противоположных направлениях. Толкучка. Раздражение. Я, однако, иду не спеша. Размышляю. Прохожу мимо главного здания СГУ. Бросаю насмешливый взгляд на Железного Феликса. Иду вниз к Театральной площади. Бросаю сочувственный взгляд на Карла Маркса, поскольку на голове у него вечно воркуют голуби и делают с ним то же самое, что я делаю со светлыми идеалами коммунизма, когда размышляю о них, — они его обсирают со страшной силой. А размышляю, естественно, я о том, как наилучшим образом устроить жизнь людей в обществе. Чтобы всем было хорошо. И в этот самый момент невесть откуда появляется Он. Ты — типичный утопист, говорит Он. Почему же утопист, возражаю я. Разве невозможно, например, людей поселять рядом с местом их работы, чтобы не было этих столкновений злобных потоков? Можно. Зачем же рядом, ехидно говорит Он. Лучше уж селить их прямо на месте работы. Представляешь, как было бы здорово, если бы твоя шикарная звенящая кровать (где ты ее раздобыл?!) стояла рядом с твоим рабочим столом! И тогда вообще вставать не надо. В книжке прихода-ухода расписывался бы мимоходом, по пути в туалет. А бабы? — выдвигаю я свои аргументы. А выпивка? А разговорчики? А запретные книжечки и иностранное радио? Но ты противоречишь себе, говорит Он. Для этого как раз надо жить подальше от места работы. Но я не о себе думаю, говорю я. Я о людях думаю. Ты полагаешь, что у людей нет баб, мужиков, выпивок, разговорчиков, говорит Он. Сдаюсь, говорю я. Все действительное разумно! Пусть часами толкаются в транспорте, пусть сталкиваются лбами на тесных тротуарах! Между прочим, говорит Он, советую поднажать. А то опоздаешь. А сегодня генеральная проверка. И параноик Смирнящев уже на площадке торчит. А жаждет он подловить тебя. Ну и пусть, говорю я. Может, выступит против принятия меня в кандидаты в члены. Знаешь, как мне не хочется в эту... Не надейся, говорит Он. Смирнящев свое дело знает. Он сначала загонит тебя в эту... А уж потом сожрет. Не раньше. Для настоящего параноика сжить со света беспартийного никакого интереса не представляет. Торопись!
Мысли глупца
Западные обыватели! К вам обращаюсь я, враги мои! Хотя вы и жрете лучше нас, хотя вы одеваетесь лучше нас, хотя вы разговариваете на всяких иностранных языках и свободно ездите по загранице, все равно перед русским человеком у вас кишка тонка. Запомните, зарубите себе на носу и намотайте себе на ус: русский человек есть прирожденный мыслитель. Негры — прирожденные танцоры и борцы против расовой дискриминации, евреи — прирожденные физики и эмигранты, а русские — прирожденные мыслители. Заговорите с первым попавшимся русским человеком, и вы сами убедитесь в этом. Вот хотя бы с этим. Това...! Прошу прощения, это — казах. Ну, вот с этим. Опять неудача, это — азербайджанец. Это — татарин. А этот... Да, теперь трудновато встретить русского человека на улицах Москвы. Стоп! Вот этот забулдыга, валяющийся на тротуаре в ожидании милицейской коляски, долженствующей отвезти его в вытрезвитель, наверняка наш брат русак. Разбудите его, поднесите ему сто граммов любой жидкости с градусом (можно без закуски, он к этому привычен) и заведите с ним разговор на любую тему, например — о последних печальных для Запада событиях в мире. Уверяю вас, вы будете сражены философской глубиной его перезревшей мысли.
— Эй, друг! Подымайсь!
— Не мешай! У меня сегодня отгул. А друзей поищи среди диссидентов. Я честный человек, на свои пью, а не...
— Я не диссидент, а свой брат-иван. У меня «загул». Может быть, продолжим?
— Так бы сразу и говорил! Дай я тебя поцелую! Люблю хороших людей! Что пьем? Что угодно, только не коньяк. Я с него блюю. А если ты хочешь знать мое мнение, так я его не скрываю. Все западные политики — сплошное дерьмо. Можешь мне поверить, я их знаю как облупленных. Восток и Африку они просрали, это факт. На очереди Южная Америка. Что нужно было, чтобы остановить расползание нашей мерзости по всему свету? Чуточку мозгов. Чуточку мужества. Чуточку потратиться. А у них ни того, ни другого, ни третьего. Трусы, кретины, жмоты. Скоро мы их всех вообще возьмем за горло. Так им и надо! Знаешь, год назад я с одним батальоном успокоил бы целый континент. А теперь... Тьфу! Может, повторим?
Дальше я вам приведу несколько примеров размышлений одного институтского глупца. Не болвана и кретина, а простого глупца. В отличие от первых двух, он мог бы сотворить нечто стоящее внимания. Но не может этого сделать, так как (в отличие опять-таки от первых двух) опасается, что его не поймут, исказят и используют не на благо, а наоборот. К тому же у него семья. И популярная брошюра идет в издательстве «Московский рабочий» о коммунистической нравственности. Ну и гонорар, почет и прочее.
Все дело теперь в методе понимания, говорит Глупец. Информации люди имеют в избытке, а извлекать из нее стоящие истины не могут. Люди живут на уровне поверхностного наблюдения фактов и примитивных обобщений. И никто не может углубиться до понимания механизмов происходящего. А между тем есть правила для такого углубления. И не такие уж они сложные. Вот, например, одно из них: надо различать два слоя общественной жизни — внешний и внутренний. Первый — текущие индивидуальные события жизни. Второй — стабильные ее основы. В первом происходят изменения по воле и желанию отдельных людей. Здесь назначают на должности, снимают с постов, принимают постановления, родятся, умирают... В другом происходит нечто, неподвластное воле отдельных людей, сохраняются и воспроизводятся в тех же формах отношения между людьми, их группировки и формы поведения... Например, в первом слое мы наблюдаем, что такой-то руководитель боролся за единовластие и устранял конкурентов. Во втором слое мы фиксируем сам факт руководства и неизбежность для всякого руководителя стремления к единовластию. И этот переход ко второму слою не есть простое обобщение. Часто здесь имеет место соотношение, подобное соотношению закона притяжения тел и фактов их перемещения, среди которых имеют место и случаи удаления тел друг от друга. А когда мы спорим, мы это различие слоев понимания игнорируем. Один копается во втором слое и добывает истины вроде утверждения «Тела притягиваются друг к другу». А другой ему возражает, привлекая факты из первого слоя. Гляди, мол, вот тебе примеры удаления тел друг от друга! Так что ты ошибаешься
Послание Ежову
Эй! Поход труби, горнисты!
Становись, подонков рать!
В институте сионисты
Все себе хотят забрать.
Приглядитесь! Тут — Хаймович.
Там, конечно, Рабинович.
Рядом с ними — Ойзерман.
Сверху кроет Глезерман.
А поглубже посмотри ты
По анкетным по листам!
Сионистов сколько скрытых
Позасело тут и там!
Посчитайте! Иванов,
Ясно, этот тип — Петров,
Тот, конечно, вроде Петин.
А на мордах — тьма отметин.
Дайте только мне указ.
Сионистов тех рассею
Я в два счета, мигом, враз.
Бей жидов! Спасай Расею!
Иванов — так Иванов,
Если даже без штанов.
Никаких к тебе вопросов!
Пусть дурак! Зато — курносый!
Привилегии, психология и другое
Миновав Библиотеку имени Ленина и выйдя на финишную прямую, ведущую к Желтому дому, я вдруг замер, заcтыл на месте, оцепенел: так мне же теперь вовсе не надо спешить и расписываться в книге прихода и ухода, я же как член спецгруппы при директоре имею привилегию являться на работу в любое время и уходить в любое время, за исключением случаев, когда Барабанов назначает заседание или персональную беседу. О, идиот! Я же мог ещё минимум пару часов добирать! А я вместо этого как простой % смертный мчусь ко звонку! И я решил немедленно перейти на другую сторону улицы, где в «стекляшке» на! против меня отлично знают, любят и уважают. И в любое время отпускают то, что мне нужно. За двойную плату, конечно. Но не в кредит. Значит, все-таки надо идти в институт. В этот самый момент появился Он и сказал, что для начала у него кое-что есть в заначке, а потом можно будет и в институт заглянуть. Пошли!
— Итак, — сказал Он, когда наступил душевный уют, — в чем проблема?
— Проблем у меня всего три, — сказал я. — Мне нужны бицепсы, это во-первых.
— Ерунда. Бицепсы теперь не нужны даже боксерам. Теперь нужен интеллект, а не бицепсы! Слышал ты нечто подобное: думающий боксер? А вчера об этом спортивный комментатор полчаса распинался. Удар, говорил он, у этого боксера слабый, зато он думающий боксер. И этот думающий боксер уложил-таки противника с бицепсами в самом начале второго раунда. Как? Думаю, что сказал ему какое-нибудь гнусное словечко, тот сразу и с копыт долой. Раз, два, три... Да что там, можно и не считать.
— Шутишь, как всегда.
