Колыбельная для брата (сборник) - Крапивин Владислав Петрович
Севка слегка насупился. Но подумал, подумал и почувствовал, что мама правду сказала. «На землю» – это непонятно. Вернее, неточно. И зима не морозная…
А какая сегодня зима?
Севка опять устроился у окна. Вдоль стены пекарни брела по щиколотку в снегу соседка Евдокия Климентьевна. Протаптывала валенками тропинку к дровянику. Севке вдруг показалось, что своей походкой и немного сгорбленной спиной она похожа на школьную директоршу Нину Васильевну. Только Нина Васильевна еще старше, чем соседка, и со-всем седая. Волосы у нее совсем белые…
…Как снег…
…Как зима…
Значит, зима – седая? Конечно. Она тихая и добрая, как старушка, которая пришла рассказать сказку…
К нам пришла зима седая. Тихо, как во сне. И на землю…Нет, не на землю! На самого Севку (когда он пойдет гулять). И на всех людей, которые на улице.
И на шапки нам ложится…Нет, не ложится. Садится, мягко опускается. Оседает, как тополиный пух в безветренный день… Да, оседает! «Седая – оседает»! Вот здорово-то! Ура!
К нам зима пришла седая. Тихо, как во сне. И на шапки оседает Белый-белый снег…– Мама! Послушай…
Мама сказала, что теперь совсем хорошо. Просто за-мечательно. А может быть, Севка придумает продолжение? Севка вздохнул. Он знал, что дальше будет го-раздо труднее. У него всегда так: четыре строчки сочиняются просто, а потом – будто включаются тормоза.
И всё же Севка придумал продолжение. Только не в этот день, а гораздо позже. Перед зимними каникулами.
А в лесу озябли елки, Просятся к нам в дом, Потому что очень скоро Праздник Новый год.Конечно, эти строчки были не такие удачные, как первые. Но зато стихотворение стало в два раза длиннее. Как настоящее. Мама даже сказала: пусть Севка прочитает его на новогоднем утреннике. Но Севка ответил, что ни в коем случае. Хватит с него! До сих пор обзывают Пусей.
И на утреннике Севка ничего не читал, а только смотрел, как выступают другие. Ребята рассказывали стихи про Деда Мороза (не свои, конечно) и пели песни про елку. И танцевали. Сначала зайчата в бумажных масках, потом снежинки.
Главной у снежинок была Инна Кузнецова. Севка впервые видел ее не в черной одежде. Но и сейчас, в белой балетной юбочке, она была строгая и красивая. Даже красивее, чем раньше.
Алька тоже танцевала среди снежинок. Без привычного лыжного костюма она казалась очень худой и маленькой. Севка жалел ее: он был уверен, что Алька мерзнет в марлевом наряде снежинки. По крайней мере, сам он поеживался в своем тоненьком матросском костюме. В классе, где стояла елка, печь не протопили: видимо, боялись пожара.
В конце утренника завхоз дядя Андрей, наряженный Дедом Морозом, всем раздал склеенные из газет кульки с печеньем и слипшимися леденцами.
И начались каникулы…
В комнате у Севки и мамы в углу на табурете стояла аккуратная елочка. Весь декабрь Севка клеил для нее игрушки, флажки и цепи. Висели на елке и несколько блестящих шариков – мама купила их на толкучке.
А на подоконнике Севка устроил еще одну елочку – совсем крошечную, из ветки. Для Кашарика, лягушонка с Алькиной открытки, мраморного кролика, которого кто-то подарил маме (а мама Севке), старого тряпичного кота Матвея и красноармейца из папье-маше. Это были постоянные жители подоконника, Севкины друзья. Они всегда слушали Севкины сказки.
На этот раз Севка придумал для них кукольный спектакль «Доктор Айболит». Кукол он вырезал из бумаги, а ширму сделал из стульев и маминого платка.
Кроме жителей подоконника, представление смотрел Гарик. Очень внимательно, даже затаив дыхание…
Дни стояли мягкие, снежные. Во дворе, у стены пекарни, ребята решили сделать горку. Начали работать Севка, Гарик, Римка и даже Соня. А из соседнего двора пришли третьеклассник Вовка Неверов и пятиклассник Сашка Мурзинцев, по прозвищу Клоун. Потом подошел Гришун с большущей лопатой и здорово помог. И еще он помог возить на санях бочку с водой. На водокачку ездили несколько раз. Покрыли льдом всю гору и залили дорожку до самого Гришуновского дровяника.
Так замечательно было кататься с горы в своем дворе! Гораздо лучше, чем с гор на площади за рынком, где поставили елку с лампочками и вылепили из снега Деда Мороза и всяких зверей. Там было тесно, большие мальчишки отбирали фанерки для катания, устраивали кучу малу. А здесь все свои, никто не мешал и не толкался, только иногда боролись в шутку. А если кто озяб и обледенел, можно было погреться в блиндаже.
Блиндаж сделали внутри горки, вырыли в ней пещеру. В окошко вставили плоскую льдину, вход завесили старым мешком. Гришун принес из сарая мятую жестяную печурку и дал кучу щепок. Протянул наружу коленчатую трубу. Когда печку разжигали, она принималась гудеть, как самолетный мотор, и сразу становилось тепло, хотя стенки блиндажа были снежные. Все смотрели на огонь и делались притихшие и очень добрые. Даже Римка ни с кем не спорила. А у Севки придумывались зимние сказки, будто они плывут на льдине по холодному Северному океану, чтобы отыскать затерянный где-то у самого полюса корабль. Старинный корабль с елочными игрушками, который заколдовала Снежная королева… Она бы и Севку с ребятами заколдовала, но у них в печке горячее пламя.
Как в хорошей песне, которую любит мама:
Бьется в тесной печурке огонь…Каникулы кончились, елку убрали, это было грустно. Однако горка с блиндажом во дворе осталась, и это было хорошо.
Вообще хорошее и плохое в жизни перемешивалось всё время. Мама выписала Севке «Пионерскую правду», и он со жгучим нетерпением ждал, когда придет очередной номер. Он прочитывал ее всю – от названия, над которым нарисованные девочка и мальчик в галстуках вскидывали в салюте руки, до адреса редакции. Но больше всего Севке нравились приключения в картинках: например, смешные истории про Федю Печкина.
Однако случалось, что Римка раньше Севки вытаскивала «Пионерку» из общего почтового ящика и уносила к себе. Тогда приходилось добывать газету со скандалом:
– Опять сперла, ведьма! Отдавай сейчас же!
– У, жадюга! Прочитаю и отдам!
– Я первый должен читать! Не твоя газета!
Но зловредная Римка запиралась и хихикала…
В школе тоже хватало плохого и хорошего. Хорошо, что учиться стали в первую смену. Плохо, что совсем ушла Елена Дмитриевна и Гета стала полноправной учительницей. Зато хорошо, что в школе кончились дрова и в классах стоял холод почти как на улице. Правда, приходилось сидеть в пальто и мерзли руки, но зато не надо было писать, потому что застывали чернила.
Занимались только чтением и устным счетом, а после второго урока всех отпускали домой.
Дома надо было решать задачи, кучу примеров и писать по два упражнения каждый день – Гета Ивановна была щедра на домашние задания. «Покуда в школе приходится бездельничать, занимайтеся дома, а то и половина из вас в третий класс не переползет». Но вечером, когда уроки готовы, можно было пойти к Романевским, где читали удивительно интересную книжку про Тома Сойера…
В таких вот делах и заботах прошел январь, и совсем близким сделался Севкин день рождения.
Мама сказала, что надо отметить Севкины именины по-настоящему.
– Как? – обрадовался Севка.
– Испечем торт, позовем гостей. Согласен?
Севка был, конечно, согласен. Насчет торта. А насчет гостей…
– Кого звать-то?
– Как – кого? Ребят позови, с которыми играешь. Римму, Гарика, Алю Фалееву.
