Олег Рой - Улыбка черного кота
Зимой, меж сезонами, Борис с Галиной, не прекращая наездов в экспедиции, где деятельность хоть и сокращалась, но не замирала полностью, занимались тем, что обрабатывали недорогие поделочные камни, собранные летом, и создавали из них красивые экспозиции. Это приносило им не только эстетическое удовольствие, но и хороший заработок. Их камни легко расходились по Питеру, оседали в домах любителей минералов, знатоков горного дела.
Зимой Настины родители тосковали по настоящей полевой жизни, рассматривая городскую квартиру как клетку, а себя — как зверей в зоопарке, мечтающих о воле. Хотя им и зимой всегда хватало дел (бумажная работа над отчетами, разбор образцов, подготовка к грядущим поездкам, их любимые поделки, наконец), все же зимние месяцы казались им какими-то неполноценными, ненастоящими. Их все равно тянуло на природу, и в этом была их подлинная страсть. И насытить ее зимой им иногда помогал подледный лов. Кстати, Галина всецело поддерживала мужа в этом его увлечении.
И вот однажды, в самом начале весны, в положенное время начался клев — пошла корюшка. Настя, давно привыкшая к своему положению «подкидной внучки» (так обычно, не без скрытого удовольствия, шутил ее дед), самостоятельно приехала в Москву на весенние каникулы. У них с Иваном Петровичем заранее была разработана обширная программа всяческих развлечений: походов в кино, в консерваторию, в театр и даже в новомодные московские кофейни и кабачки, которые оба они одинаково любили.
Родители освободили себе от лишних забот несколько дней для подледного лова и обещали позвонить, как только вернутся домой. Но вместо них позвонила соседка. Трагическим, плачущим голосом она сообщила, что Борис находится в больнице, где-то в пригороде, в тяжелом состоянии, а Галина погибла.
Иван Петрович с Настенькой немедленно, первым же поездом, выехали в Питер. На вокзале они взяли машину, погнали в указанную клинику и… все равно опоздали. За час до их приезда, не приходя в сознание, Борис умер. Оказалось, что с Настиными родителями произошло то, что нередко, между прочим, случается с неосторожными рыбаками на Финском заливе каждую весну. Льдина раскололась прямо под Галиной, и она стала быстро погружаться под воду: в тяжелой зимней амуниции, в валенках с галошами, в толстом тулупе, у нее практически не было шансов спастись. Она утонула почти мгновенно. Муж и еще пара рыбаков пытались ее спасти; Борис бросился в воду, нырял, долго барахтался в ледяной воде, не желая отказываться от тщетной надежды найти жену. Те, кто был рядом, в конце концов силой вытащили его. Однако даже его тренированный, могучий организм не вынес длительного переохлаждения, и он умер в больнице так и не придя в сознание.
И Борис, и Галина были единственными детьми у своих родителей. Ее отец с матерью были давно уже покойными. И теперь Иван Петрович с Настеной остались вдвоем…
Узнав в институте о несчастье, постигшем Лаптева, Антон бросился в Питер. Он был одним из первых, кто вошел в квартиру на Литейном после возвращения деда с внучкой из больницы. Иван Петрович осунулся, точно весь сразу сжался и похудел. Глаза за толстыми стеклами очков покраснели и слезились, стали еще меньше и беззащитнее. Профессор сидел в гостиной на диване, уставясь в пол, и не двигался.
Антон подсел к нему, обнял за плечи и сказал, неожиданно для себя перейдя на «ты»:
— Не надо, не сиди так. Лучше поплачь, легче будет.
Иван Петрович, так и не отведя взгляда от пола, не пошевелившись, произнес совершенно бесцветным голосом:
— Нет, Антоша. Мне теперь плакать нельзя, и так до могилы недалеко. А мне еще внучку поднимать…
Разумеется, Антон взял на себя всю организацию похорон и поминок. Забот было много, города он совсем не знал. Но ему на помощь пришли сотрудники той геологической экспедиции, в которой работали молодые Лаптевы. Заплаканные симпатичные женщины хлопотали на кухне, молодые мужики, чем-то похожие на Бориса, такие же здоровые, молчаливые и бородатые, куда-то ездили договариваться — в загс, на кладбище, к сторожам и могильщикам…
Возвращались из Питера в Москву они вместе. Лаптев осунулся, и борода его висела как-то понуро. Горе придавило его. Он потерял сон, категорически отказывался принимать успокоительное или даже простые сердечные капли. Если бы не внучка, он, пожалуй, не пережил бы случившегося. Только ответственность за ребенка заставляла его как-то держаться и помнить о будущем.
После долгих раздумий о том, как лучше построить это самое общее для них с Настенькой будущее, Иван Петрович покинул пост директора института, оставив себе лабораторию и должность ведущего научного сотрудника. Антон, принявший несчастье своего старшего друга и шефа близко к сердцу, теперь хоть и редко виделся с ним на работе, но постоянно держал его в центре своего внимания и старался навещать по выходным. А ведь и у самого был еще на руках отец, отдалившийся от всех и практически ушедший в себя. И он тоже требовал постоянного душевного внимания. Антон подумывал о том, чтобы забрать его к себе, но Светлана и слышать не хотела, предлагая поместить Житкевича-старшего в какую-нибудь клинику нервных болезней со строгим режимом. Этот вариант Антону не подходил, но приходилось признать: проблему по уходу за отцом надо было как-то решать.
Вот всеми этими заботами — рабочими, личными, отцовскими, сыновними, дружескими — и была накрепко забита голова Антона. Он успевал думать об этом в течение коротких перекуров на протяжении плотно забитого делами дня, во время переездов по городу, поздними вечерами, когда возвращался домой с очередных переговоров… И однажды, когда он, вернувшись домой, устало поцеловал Костика перед сном и быстро сварил себе на ужин пельмени, в квартире раздалась мягкая трель телефона. Житкевичу часто, и в урочное, и в неурочное время, звонили коллеги и партнеры по бизнесу. Но это оказался особый звонок: Антон услышал голос Сергея. Друг был в Москве и хотел повидаться с ним.
Сергей Пономарев почему-то ни разу до этого не звонил Антону и почти не давал о себе знать в последние годы. Он не встречался с Антоном после возвращения того из армии, не был на их свадьбе со Светой. Да это и понятно, думал тогда Антон: молодой дипломат сперва проходил практику в Китае, а затем уже стал постоянно работать в том далеком краю, строил карьеру, изучал далекую и сложную страну… Однажды, правда, поздравил друзей письменно, будто по дипломатическому этикету — сразу и со свадьбой, и с рождением сына. О себе сообщал крайне скупо, и из его редких писем — не более двух-трех за все время — ничего нельзя было понять о его жизни: какая должность, чем занимается, женился ли…
Зная Сергея, Антон понимал: если бы все у него было отлично, он бы непременно похвастался, написал о своих достижениях. А если жизнь складывается средненько — все как у всех, хотя бы и в Китае, — то и писать вроде не о чем. Антон же вспоминал о друге часто, особенно в последнее время. Ему нужен был близкий человек — и не пожилой, а именно ровесник, похожий по мироощущению, — который помог бы разобраться в тупиковой семейной ситуации Житкевичей. Дело в том, что лучше она не становилась: Светлана продолжала бойкотировать свои семейные и супружеские обязанности, пропадать при любой возможности по вечерам и по выходным. Сергей — единственный человек, думал Антон, который, хорошо зная и понимая Светку, смог бы поговорить с ней по душам, в чем-то переубедить ее, что ли… А самое главное — понять и объяснить ему, Антону, что он сам сделал не так и почему девка свихнулась.
Как ни странно, молодому ученому и отцу семейства все еще казалось, что достаточно только как следует поговорить со Светланой, и она все поймет, переменится, исправится. Обладая острым и цепким деловым умом, он по-прежнему оставался весьма наивным во всем, что касалось человеческих чувств и взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Ему очень трудно, даже невозможно было хотя бы на мгновение допустить мысль, что жена не любит и никогда не любила его, что она просто расчетливая и циничная дрянь, которая многие годы только использует в своих целях его любовь, его заработки и его возможности. Нет, думал Антон, надо еще немножко потерпеть, и все встанет на свои места. У них есть условия для нормальной жизни — работа, квартира, друзья, достаточные для безбедного существования деньги. Есть воспоминания о школьной дружбе, есть чувство, которое связывало и все еще связывает их, а самое главное — есть прекрасный сын, Костик, который навсегда связал их и сделал их брак осмысленным и прочным. Это было то, ради чего стоило сохранять семью и стараться прощать друг друга.
И потому звонок, раздавшийся поздним вечером в квартире Житкевичей, Антон воспринял как знак свыше. Он давно уже в душе поджидал Сергея, надеялся на встречу с ним, на прямой разговор и его дружескую поддержку.
