Ларри Бейнхарт - Американский герой
Так кто же должен руководить этой войной?
Глава „Репризентейшн компани и, которая на сегодняшний день является самым крупным голливудским агентством, Дэвид Хартман. Только Хартман сможет найти соответствующего режиссера и придумать, как организовать войну. Только он сможет провернуть всю эту операцию. И не забудь, что именно Лью Вассерман, агент мистера Рейгана, и „Эм-си-эй" обеспечили карьеру президенту. Хартман и „Репризентейшн компани" — это Вассерман и „Эм-си-эй и девяностых.
Когда все кажется потерянным, остается только один выход — затеять войну. Это классический способ решения неразрешимых проблем. Это обратная сторона еще одной медийной истории с заложниками, которая окончательно погубила Картера. Не полагайся на волю случая. Найди какого-нибудь человека, обладающего хорошим нюхом, стилем и художественным чутьем, и поручи ему организовать войну на телевидении, которая понравится Америке.
И тогда ты победишь».
— Ха! Kpymo! — говорит Джон Линкольн Бигл. Он писал блистательные диалоги для других, но не умел говорить сам.
Глава 18
Бигл купил ложу на бейсбол.
Ему не хотелось идти на матч. Во-первых, ему предстояло решить проблему, — а обо всех своих фильмах Бигл думал именно как о проблемах. Странно, когда он получил первую картину, он испытывал огромное возбуждение и счастье. Счастье улетучилось мгновенно, и его заменили тягостные размышления о том, как превратить сырой, необработанный материал в успешный фильм.
За исключением первого студенческого фильма, который выплеснулся из него совершенно естественно, все остальные требовали интенсивного подготовительного периода. И Бигл понимал, что он необходим, потому что именно в этот период совершалась основная работа. Иногда ему приходило в голову, что таким образом он просто оттягивает ту неизбежную минуту, когда камера будет заряжена, актеры готовы и сотня с липшим человек будут взирать на него в ожидании, когда он скажет «мотор», а сотня других — подсматривать из-за его спины за тем, как расходуются их миллионы, и в этот момент он должен был точно знать, что будет делать каждый, чтобы в результате все выглядело, звучало и было смонтировано так, чтобы фильм продавался.
Иногда ему казалось, что его мозг — машина для изготовления колбасы. С большим открытым раструбом на макушке, в который валят всякую всячину. Затем поворачивалась ручка, все перемалывалось, спрессовывалось, и наружу выходила колбаса. И конечно, этот образ предполагал огромную жующую, сосущую, рыгающую и поглощающую пасть, которая заглатывает объекты массового потребления — они спускались по пищеводу в гигантское колышущееся пузо, и оттуда выходили маленькие вонючие колбаски дерьма.
И рано или поздно он и сам должен был превратиться в это дерьмо.
Это пугало его до умопомрачения, хоть он и старался не показывать виду. Он любил свой страх, обожал этот панический ужас и надеялся, что он поможет ему остаться чистым и незамаранным изготовителем колбасы. Но в глубине души он понимал, что этого не произойдет. Никто не был застрахован от неудач. Спилберг снял «1941». Коппола — «Радугу Файниана». Джон Хьюстон — «Победу». Джон Форд снял фильм «Это Корея».
И каждый раз ему казалось, что у него ничего не получится. Не было случая, чтобы его не посетило это страшное ощущение. И он гадал, что же он будет чувствовать тогда, когда его действительно постигнет неудача.
Он понимал, что все высокое искусство основано на плагиате, а коммерческое — на воровстве. Ни один художник, ремесленник или вор не живет в безвоздушном пространстве. Каждый художник — это джазовый музыкант, пишущий вариации на старые темы. Потому что эти темы являются знаками, местом отсылки, культурным достоянием, они представляют собой язык, на котором говорят в его мире. Как только Бигл познакомился с запиской Этуотера, он тут же начал поглощать всевозможные военные фильмы — документальные, художественные, короткометражные, учебные, мультипликационные, сырой несмонтированный материал, фильмы старые и новые.
Трудность заключалась в том, что он еще ими не насытился. Он понимал, что если повернуть ручку сейчас, то выйдет не колбаса, а дерьмо, он провалится, а этого он страшился больше всего на свете. Надо было продолжать поглощать материал до тех пор, пока внутрь не попадет катализатор, какой-нибудь энзим, который заставит бродить все это месиво, и тогда можно будет надеяться, что получится что-нибудь удобоваримое. Или же он просто ждал момента перенасыщения, когда масса поглощенного материала сама надавит на творческий орган, где бы он там ни находился, и тот начнет работать, придавая идее форму, цвет и смысл.
Поэтому на самом деле он больше всего хотел вернуться на студию и продолжить просматривать образы на десяти высокочувствительных телевизионных экранах, подключенных к суперкомпьютеру, способному преобразовывать их в цифровую форму и запоминать.
Вторая причина заключалась в том, что Бигл был совершенно равнодушен к бейсболу. Он понимал, что эта игра — неотъемлемая часть американской мифологии, и даже включал ее в некоторые свои фильмы, но ее сонный темп и отсутствие ритма полностью сбивали его с толку.
Вместе с ним были его жена Жаклин Конрой[42] и их полуторагодовалый сын Дилан Кеннеди[43] Бигл. Идея принадлежала Жаклин. Она чувствовала, что Бигл пренебрегает своей семьей — а именно так оно и было, — и хотела устроить какое-нибудь семейное мероприятие, чтобы Дилан начал узнавать отца.
Бигл позвонил Хартману, и тот устроил ему ложу, зарезервированную киностудией Диснея. Кухарка обеспечила их чисто американской пищей — бутербродами с индейкой и козьим сыром, сушеными помидорами, домашним майонезом на пресном белом хлебе, вяленой говядиной, беконом, картофельным салатом с печеным чесноком, минералкой из Айдахо и четырьмя бутылками кока-колы из Сент-Луиса.[44]
Дилану бейсбол тоже явно не нравился. Вряд ли он смог бы сформулировать какие-нибудь конкретные претензии, но сам факт, чего все эти люди играли не с ним, а для него, воспринимался им как немыслимая абстракция. и, что еще хуже, все это время от него требовалось спокойно сидеть на одном месте.
Бигл надеялся на появление Фернандо Валензуэлы, потому что он хотя бы знал это имя. Но Валензуэлы не было — то ли постарел, то ли был травмирован, то ли еще что-то, из-за чего игроки исчезают с поля. «Ловкачи» играли с «Цинниннати». И Биглу только оставалось радоваться, что «Цинциннати» еще существует.
Дилана он усадил рядом с собой. Он видел, что его жена наблюдает за тем, как он обращается с ребенком, чтобы потом высказать ему, как это надо делать на самом деле. Он искренне не понимал, чем она руководствуется и определяется ли ее поведение мощным материнским инстинктом или она просто психопатка, которая вела бы себя точно так же, будь даже девственницей. Он принимается объяснять сыну правила игры. Дилан произносит что-то неразборчивое, протягивает руку и вытаскивает из отцовского кармана ручку. Это платиновая ручка с монограммой, подаренная Биглу кем-то из студийного начальства. Бигл не может вспомнить, кем именно, и поэтому не знает, работает ли тот еще на студии. Зато он отчетливо помнит, что подаривший был из тех, кто любит проверять» пользуются ли их подарком. Отвратительная привычка, доставляющая одариваемому кучу хлопот. Он пытается отобрать у сына ручку.
В результате в руках у Бигла оказывается верхняя часть, а все остальное остается у Дилана.
У Дилана очень мужской подход к предметам Вероятно, сказывается генетика. Ему никто не показывал, для чего существует молоток и что в этих же целях можно использовать огромное количество других предметов. Взяв впервые в руки палку, он тут же начал пользоваться ею как мечом. Когда он немного подрос и научился ходить, он начал использовать более крупные палки как пики. Забавно было смотреть, как он разгуливает по двору с палкой над головой и тыкает ею в разные предметы. Он устраивал поединки с кустами, набрасываясь на них и избивая их прутьями. Правда, чаще победа оставалась за кустами — палка в них застревала, и нападавший, потеряв равновесие, оказывался поверженным. Однако он тут же вставал, вытаскивал палку из зарослей и снова бросался вперед, прекрасный и отважный, как Эррол Флин. И это переполняло сердце папы-Бигла гордостью.
Так что стоило ли удивляться тому, что сын резанул его ручкой. Да еще как! Поцарапав кожу чуть ли не до крови — а Бигл всегда очень остро реагировал на физическое насилие, даже если оно исходило от совсем маленьких. Рубашка, измазана чернилами. А это очень дорогая рубашка, мягкого цвета пустыни, который в последнее время нравится ему все больше и больше. И даже не в деньгах дело: что такое четыреста восемьдесят долларов для Джона Линкольна Бигла! Так в чем же дело? Ему жаль испорченной красоты? Не хочется целый день ходить с чернильными пятнами? Или идти и покупать новую? Это был тот самый случай, когда ребенка надо было проучить.
