Слава Курилов - Один в океане. История побега
Однажды мне приснился дворец, обращенный полукружьем к морскому заливу. Я бродил ночью по длинному балкону второго этажа. Светила луна. Я почувствовал, что могу летать, и бесшумно поднялся высоко в воздух. Мне захотелось полетать над заливом, над его серебристой поверхностью. Я стал снижаться, пока не коснулся воды. Никакого сопротивления не было, ни брызг, ни волнения. Поверхность воды оставалась такой же ровной. Я опустился еще ниже и очутился наполовину в воздухе, наполовину в воде – скорость полета не уменьшалась. Тогда я погрузился в воду и стал носиться по ней, как дельфин. После этой первой попытки каждый раз, когда я мог летать во сне и оказывался над водой, я снижался и плавал там, как рыба, – у дна, у отвесных стен и на мелководье среди небольших рыбьих стай.
Как-то мне приснилось, что я в тюрьме. Я находился в тюремном дворе среди заключенных в полосатой одежде. Вдруг я понял, что могу летать. Я не подал виду, кругом была стража, это было опасно, и стал всматриваться вверх, туда, где между крышей и высоким забором могли быть просветы. Я разглядел что-то похожее на лаз, быстро взлетел вверх, протиснулся сквозь отверстие и вылетел на свободу.
Помню, как я был в замке на пиру. Гости сидели за столом в большом зале. Я увел какую-то девушку в укромный угол и только успел обнять ее, как почувствовал знакомые вибрации. Я оставил ее и взлетел под самую крышу, но все окна наверху были закрыты. Зал освещался свечами, множество подсвечников стояло на столах. Меня заметили, и мне ничего не оставалось, как поспешно вылететь через высокие кованые двери.
У меня сохранилось много прекрасных воспоминаний о ночных путешествиях. Но потом ко мне приехала в гости двоюродная сестра с подругой, и мне на целый месяц пришлось переключиться на дневную жизнь. Я продолжал летать, но далеко не каждую ночь, и потерял форму.
После отъезда девушек я вернулся к своим упражнениям.
Когда я стал активно выполнять все известные мне упражнения для утончения вибраций, начались те явления, от которых предостерегали источники, особенно когда я приступил к работе с позвоночником. Возникали новые, незнакомые состояния. При длительном, установившемся вибрационном дыхании появляется чувство легкого экстаза, но как только оно переходит за черту ранее испытанного, тут же рождаются страх и сопротивление. У меня не хватало смелости сломя голову броситься в неизвестные состояния. Бессознательная реакция тела – немедленно прекратить и вернуться к нормальным ощущениям. Все это напоминает игру с огнем, но только огонь не жжет, а вызывает наслаждение, чем ближе к нему приближаешься. Прежде чем мне удалось испытать сильные экстатические состояния, мне пришлось пройти через переживания, похожие на жуть первого прыжка с парашютом. Когда появлялись странные, неизвестные, захватывающие ощущения, я тут же прекращал занятия. Но однажды я, расхрабрившись, позволил себе сделать лишний шаг в неизвестность – и попался. Я сидел в полубессознательном состоянии уже давно и оказался во дворе дома в Семипалатинске, где провел свое детство. Вдруг вокруг меня образовался вихрь, он вошёл в мое тело, какая-то могучая сила оторвала меня от земли и понесла вверх. Состояние вышло из-под контроля – непереносимое наслаждение с леденящим страхом я уже не мог остановить. Я вопил от ужаса и сопротивлялся изо всех сил, пока, наконец, мне удалось вырваться. Я очнулся на своем коврике целый и невредимый и тут же пожалел – нужно было остаться в этом состоянии до его естественного конца. Недели две я боялся приближаться к опасным границам. Много позже я нашел описание подобного состояния под названием «джудди-самадхи».
Меня очень интересовали всякие помешательства. Я беседовал с сумасшедшими и шизофрениками, пытаясь понять, что это такое. Из своего личного опыта я вынес, что шизофрения – это принятие одной точки зрения или следование одним и тем же убеждениям. Самое интересное время для меня было, когда попадалась новая точка зрения. Я принимал ее на вооружение и рассматривал мир под ее углом, делая для себя много полезных наблюдений. Благодаря всем этим умственным упражнениям, у меня улучшилась способность к концентрации. Тогда я не знал, как это может пригодиться в будущем.
Примерно на десятый год практики йоги я стал все больше подумывать о трех высших степенях концентрации: пятой – концентрации, шестой – созерцании, седьмой – самадхи.
Приступить к концентрации помог мне случай. Я заканчивал вечернее отделение Ленинградского педагогического института имени Герцена по социальной психологии. Темы, которые предлагались для дипломной работы, были «Карл Маркс и…», «Ленин и…», «Роль коммунистической партии в…» – словом, самые тошнотворные. Одна тема меня привлекла: «Психология творчества». Я хотел не только подобрать материал, но и написать что-нибудь от себя. Моей настольной книгой в то время была «Терциум органум, или ключ к загадкам мира» П. Д. Успенского, ученика Гурджиева. Я давно изучил ее вдоль и поперек. В ней было немало философских вопросов, которые могли стать темой для концентрации. В одной из книг по йоге рекомендовалось выбрать какую-нибудь одну идею и сходить на ней с ума днем и ночью, пока она не будет разрешена. Я так и сделал. Сейчас уже не помню, какую идею Успенского я выбрал для концентрации, это и неважно, помню только, что эта идея содержала противоположность и в этом была ее неразрешимость.
Приступая к концентрации, я следовал указаниям всех известных мне источников, хотя некоторые из них советовали прямо противоположное тому, что советовали другие.
Я не мог выполнять концентрацию по несколько часов в день, сидя в позе падмасана на коврике лицом к востоку. Нужно было ходить на работу и заниматься всякими хозяйственными делами. В то время я в составе группы подводных исследователей работал в проектном институте. Работа была несложной. Мы состояли консультантами и дожидались своего часа – когда для нас будут спроектированы, построены и спущены на воду подводные аппараты.
Первые две-три недели было невыносимо возвращаться снова и снова к одной и той же идее. Я часто отвлекался, постоянно ловя себя на том, что непроизвольно думаю о другом. В конце следующего месяца эта идея уже не действовала на меня, как зубная боль, и я привык к ней. Я засыпал, держа ее в сознании и, просыпаясь, хватался за нее раньше, чем за зубную щетку. Я не ожидал быстрых результатов, приготовил себя к длительной работе и решил запастись безграничным терпением – или свихнусь, или доведу работу до конца. Меня по-прежнему отвлекал поток беспорядочных мыслей, но возвращаться к предмету концентрации стало легче. Но вскоре все неожиданно изменилось.
В литературе о йоге информация о концентрации самая противоречивая, но нигде не говорится, что это легко. Опираясь на свой личный опыт, я бы условно разделил весь путь концентрации на три этапа. На первом – ум напоминает скаковую лошадь, которую нужно объездить. Этот этап самый трудный. Главная сложность не в том, что лошадь бесконечно сбрасывает всадника, а в том, что всадник в один прекрасный день скажет себе: «Зачем мне это нужно? Эта дорога никуда не ведет». Чтобы пройти этот этап, нужны вера и фанатизм. Второй этап очень интересный. Когда лошадь объезжена и всадник научился управлять ею, то он обязательно поедет не туда. Второй этап – это путь соблазнов: если вы поэт, вам будут приходить в голову такие прекрасные стихи, что вы, конечно, схватитесь за перо, если ученый – гениальные мысли, если художник – изумительные картины и так далее. Как будто дьявол-искуситель, зная вас очень хорошо, подбрасывает вам самые интересные идеи, самые любимые мелодии, видения, стихи – только бы вы свернули с намеченного пути. Третий этап самый короткий и относительно легкий – до цели осталось совсем немного, нужно только чуточку терпения.
Все началось с того, что мне пришла в голову интересная идея, и я так увлекся ею, что даже забыл про концентрацию. Я размышлял над ней дня два, пока она не была исчерпана, и потом дал себе слово больше не отвлекаться.
Несколько дней я честно удерживал предмет концентрации в сознании, но потом снова пришла очень интересная мысль, и я не мог отказаться от нее. «Только ненадолго», – сказал я себе. Я начисто забыл о концентрации, и прошло несколько дней, прежде чем я с сожалением оставил эту новую мысль и вернулся к своей основной зубрежке. Я убедил себя, что так дело не пойдет, я должен не сходить с задуманного пути. Дальше все пошло наперекосяк. Помню только, что наступило лето, но я его не заметил. Мне приходили в голову гениальные, как я считал, идеи, ответы на когда-то заданные и неразрешенные вопросы, прояснялись туманные места в прочитанных книгах. Мысли, которые, казалось, я вполне понял, вдруг обретали новый, более глубокий смысл. Снова возникло множество философских проблем – противоположности стали сближаться, а то, что казалось одинаковым, обнаружило различия. Я постоянно боролся с собой, то возвращаясь к концентрации, то по уши увлекаясь. Иногда я говорил: «Хватит! Я буду заниматься только концентрацией!» – но мне подбрасывали такое, что я никак не мог устоять.
