Полина Дашкова - Игра во мнения
Здоровый прагматизм помог настоящим американцам с энтузиазмом принять еще один передовой почин. Группа молодых ученых, в которую вошли генетики, биологи, психотерапевты и психоаналитики, в результате проведенных исследований обнаружила удивительно благотворное влияние зимнего холода и холодной воды на здоровье человека. Подробный отчет об этом открытии был представлен президенту и сенату осенью 2009 г.ода. Так ознаменовался новый виток в борьбе за здоровый образ жизни. Было решено не включать отопление в домах в зимний период, причем не только в южных, но и в самых северных штатах, вплоть до Аляски. Это благотворно сказалось на здоровье населения (повысился иммунитет, резко снизилось число простудных заболеваний), а также на экономии энергоресурсов.
Конечно, встречаются отдельные несознательные элементы, особенно на Аляске. Несмотря на бдительность американских пограничников, они группами и поодиночке перебегают границу, чтобы погреться на российской территории. Самое неприятное, что российское население, игнорируя официальные протесты американских властей, пытается помогать этим ничтожествам, теплолюбивым выродкам: предоставляет горячий душ, теплый ночлег, продовольствие и даже предлагает сигареты, один только вид которых должен вызывать у нормального американца чувство глубочайшего протеста и отвращения. Впрочем, чего еще ждать от русских? Они всегда оставались странными и, мягко говоря, дикими.
Сегодня каждый американский ребенок знает, что зимой должно быть холодно не только на улице, но и в помещении, а мыться следует холодной водой. Среда обитания человека должна быть максимально приближена к природе, и искусственные перепады температуры приводят к снижению сопротивляемости организма, спазму сосудов, могут вызвать инсульт. Согреваться следует не у батарей центрального отопления, не у огня камина или печки, а естественным образом, при помощи активного движения, гимнастики, бега трусцой.
Тем не менее зимними ночами на свалках Нью-Йорка и других американских городов продолжают пылать костры, у которых греются жалкие теплолюбивые выродки-отщепенцы. Это, конечно, временное, остаточное явление. Курить нацию тоже отучили не сразу.
Р. 5. Позиция автора не обязательно совпадает с позицией неизвестного создателя дурного сна, который приснился автору после просмотра одной из программ ночных новостей CNN.
Москва, декабрь 2001
Синдром «тетки»
У моей прабабушки Анюты была двоюродная сестра. Ее звали Леонида. Красавица, авантюристка и мотовка, швыряла семейные капиталы на наряды и развлечения, пережила множество романов и не знала удержу. Где-то около 1910 года, в Париже, она познакомилась с сыном бельгийского миллионера по имени Поль. Он влюбился без памяти. Ей было тридцать пять, ему двадцать семь. Подробностей не знаю, но могу представить, что все происходило чрезвычайно романтично. Поль сделал предложение, но тут Леонида испугалась. Бельгиец понятия не имел, что она старше него на восемь лет.
Леонида сказала, что ей нужно подумать, поговорить с родителями, быстренько вернулась на родину, и за небольшие деньги ей удалось сделать себе новые документы. В них все было правдой: имя, отчество, фамилия, вероисповедание, сословная принадлежность, место рождения, месяц, число. Только год другой. Леонида стала моложе на десять лет. Родственники согласились с ее решением и поклялись хранить тайну.
Потом она жила долго и счастливо в огромном старинном замке в Бельгии, у них с Полем были дети, внуки, правнуки. Всегда, всю жизнь, она оставалась моложе самой себя ровно на десять лет. Все думали, что она умерла в восемьдесят три, а на самом деле в – девяносто три, и никто, даже семейный доктор, никогда не узнал правды.
Историю про Леониду мне рассказала моя бабушка Липа, когда ей было шестьдесят пять, а мне пятнадцать. Я хотела выглядеть старше. Собственное лицо меня не устаивало. В нем не читалось никакого прошлого, никакой тайны и внутренней драмы. Оно казалось мне скучным, слишком открытым, гладким, юным и здоровым. Я бы с удовольствием присвоила себе те десять лет, от которых отказалась Леонида. Я была готова прожить заочно, за один день, за один миг, таинственный кусок чужой жизни, наполненный приключениями, романами и авантюрами.
Чтобы выглядеть старше, я выщипывала брови в ниточку, красила губы темно-вишневой помадой и рисовала себе интересные тени под глазами. Однако ничего не получалось.
В кинотеатре «Москва» вредные билетерши не пускали меня на фильмы с пометкой «детям до шестнадцати». Мне исполнилось шестнадцать, потом семнадцать, восемнадцать. Они не пускали, требовали паспорт. Я предъявляла и злилась. Я скрывала свой возраст лет до двадцати с тупым подростковым упрямством. Он все казался мне мизерным, ничтожным.
Свою старшую дочь Аню я родила в двадцать шесть. Пока ходила с огромным пузом, слышала сочувственные замечания: такая молоденькая, а уже... В роддоме меня обозвали старой первородящей.
Когда мне было тридцать, мы с мужем впервые полетели в Нью-Йорк. Восемнадцать часов полета с двумя посадками, в Дублине и в Калгари. Ночные аэропорты, метель, прожектора. Я вдруг почувствовала себя ужасно старой. Я представила, как остро, как ярко могла бы пережить все это лет в четырнадцать, когда зачитывалась Сэлинджером. Впрочем, оказавшись в Нью-Йорке, я почти сразу отправилась в Центральный парк, выкурила сигарету на скамейке у пруда и спросила у нашего американского приятеля, не знает ли он, куда деваются на зиму утки.
Неделю назад моей Ане исполнилось пятнадцать. Мне в июле шарахнет сорок один. На улице к нам обращаются «девушки». Мы тихо хихикаем.
Возможно, путаница с возрастом досталась мне по наследству от моей шальной двоюродной прабабушки Леониды. Чем старше я становлюсь, тем больше бодрит меня эта старинная семейная история. Глядя в зеркало, я спрашиваю себя: могла бы я по-тихому вычеркнуть десять лет? Вполне. Никто бы не заметил.
Я отлично помню себя – на уровне ощущений, в возрасте пяти, пятнадцати, двадцати пяти, ну и так далее. Хочу ли я туда вернуться? Вряд ли. Согласна ли я отдать одно из четырех прожитых десятилетий, чтобы стать моложе? Ни за что! Ни одного денечка не отдам, далее самого грустного, не говоря уж о счастливых.
Мне нравится мой возраст. Я смотрю на свою маму, которой шестьдесят, и не боюсь стареть. Она красивая женщина. Она леди. Никаких подтяжек, никаких особенных косметических ухищрений. Правда, есть одно небольшое «ноу-хау».
Женщине может быть сколько угодно лет. Главное, чтобы она не превратилась в тетку. А эта беда случается и в двадцать.
Тетка – нечто бесполое, не имеющее возраста. Брюхо и химические перья на голове. Яркий, тщательно выращенный и выхоленный цветник разнообразных хворей, главные из коих – история и хронический запор. Глаза, затянутые пеленой тихого остервенения. Из уст тетки даже слово «Господи!» звучит как змеиное шипение. Однако это уже последняя стадия болезни. А начинается все вполне невинно.
Начинающая тетка никогда не скажет о вас ничего хорошего, ни в глаза, ни за глаза. Но может часами говорить плохое и получать от этого удовольствие. Начинающая тетка краснеет от злости, но не от стыда. Это чувство ей неведомо, как и чувство юмора. Впрочем, смеяться она умеет. Если вас окатит грязью проезжающая машина или вам на голову нагадит птичка, начинающая тетка зальется счастливым девичьим смехом.
Она страшно внимательна к мелочам. Она орет на ребенка из-за разбитой чашки и удавится за копейку. Она сожрет вас живьем за царапину на полированной мебели, за пятно на обоях, за место в очереди или просто так, за то, что вы принадлежите к иной породе.
Начинающая тетка, еще вполне легкая и очаровательная снаружи, но уже вся железная, тяжеленная внутри, способна ворваться, как в танк, в чужую семью, подавить мирное население гусеницами и в качестве трофея увезти на лафете жалкую тушку главы семейства.
Начинающая тетка жадина и обжора. Она плотоядна и вечно голодна. Ей жаль вкусного куска, который исчез у вас во рту, даже если ее тарелка полна. Она провожает ваш кусок внимательным взглядом и мысленно запихивает его к себе в рот. Но в то же время ей обидно, если вы отказываетесь от тяжелой еды. Вы останетесь стройной, это гложет ей душу. Ей не угодишь.
Бедная тетка! С ее гастрономическим сладострастием невозможно сохранить пристойные женские формы. Она хочет лучше выглядеть, но не может остановиться, и ест, ест. Хочет, но не может. Это ужасно. Она готова объяснять свои проблемы чем угодно – нарушением обмена веществ, дурной экологией, сидячим образом жизни, кромешной занятостью, нервными перегрузками, сглазом, но только не жадностью и обжорством.
Котлеты с жареной картошкой, блинчики с вареньем, макароны с мясной подливкой и ломти кремовых тортов сильней ее и побеждают в ней женщину. Вам приятно признавать свои поражения? Вот и ей тоже – нет. Поэтому не вздумайте садиться с ней за стол. Если вы не едите сладкого и жирного, она спросит: «Что, боишься поправиться?» Она умеет задать этот вопрос таким образом, что ваше невинное «Да» прозвучит как признание в тайном постыдном пороке. Безопасней будет сочинить что-нибудь о диабете, о больных почках и дурном пищеварении. В ответ она охотно расскажет вам о своих хворях, и вы найдете общий язык. Но ненадолго. У тетки, между прочим, довольно тонкое чутье на чужаков, на людей другой породы, она легко разоблачит вас. Нельзя, невозможно мирно сосуществовать с теткой в одном пространстве, ибо конфликт, скандал – ее стихия. Ей тяжело жить без отрицательных эмоций, своих и чужих. В атмосфере покоя и доброжелательности тетка чахнет – если, конечно, ей не удается эту атмосферу испортить.
