Кадзуо Исигуро - Не отпускай меня

Помню один случай, когда Кефферс собрал по комнатам шесть-семь «журнальчиков» и устремился с ними к своей машине. Мы с Лорой смотрели на него сверху, из окна моей спальни, и от какой-то Лориной шутки я засмеялась. Потом я увидела, как он открывает дверцу фургончика, и, видимо, потому что ему нужно было что-то внутри передвинуть и понадобились обе руки, он положил журналы на кирпичи около котельной (кое-кто из старожилов несколькими месяцами раньше хотел соорудить там барбекю). Пригнувшись и засунув в машину голову и плечи, Кефферс копался там и копался, и что-то мне подсказало, что, несмотря на всю ярость, которой он пылал минуту назад, про журналы он теперь забыл. Я не ошиблась: чуть погодя он выпрямился, сел за руль, захлопнул дверцу и поехал.

Когда я показала Лоре на забытые им журналы, она сказала:

— Долго они там не пролежат. Придется ему опять их собирать, когда решит устроить новую чистку.

Но, проходя мимо котельной примерно через полчаса, я увидела, что журналы лежат нетронутые. Я подумала было, не унести ли их к себе в комнату, но потом сообразила, что, если их там обнаружат, насмешкам не будет конца; объяснить людям, зачем они мне понадобились, не было никакой возможности. Поэтому я взяла журналы и пошла с ними в котельную.

Котельная представляла собой сарай, пристроенный к фермерскому дому и забитый старыми косилками, вилами и другим барахлом, которое, по мнению Кефферса, не должно было так легко загореться, если котел вдруг надумает взорваться. Еще у Кефферса был там верстак, и я положила на него журналы и взгромоздилась сама, отодвинув какие-то тряпки. Света было маловато, но как раз позади меня находилось грязное окно, и, открыв первый журнал, я поняла, что фотографии разглядеть можно.

Там было множество снимков девушек, раздвинувших ноги или выставивших зад. Раньше, должна признать, я, глядя на такие картинки, иной раз испытывала возбуждение, хотя заняться этим с девушкой мне и в голову никогда не приходило. Но в тот день меня интересовало совсем другое. Я перелистывала страницы быстро, не желая отвлекаться ни на какие сексуальные впечатления. Честно говоря, я почти не замечала тел со всеми их позами, потому что была сосредоточена на лицах. Не пропускала даже маленьких боковых рекламок видеофильмов или чего-то там еще: прежде чем листать дальше, всматривалась в лицо каждой модели.

Я приближалась уже к концу стопки, когда мне стало ясно, что за дверью котельной кто-то стоит. Я оставила дверь открытой, во-первых, потому, что она всегда была открыта, во-вторых, для света; просматривая журналы, я два раза уже поднимала голову, потому что мне чудился какой-то шорох. Но в дверном проеме никого видно не было, и я продолжала листать. Теперь, однако, я не сомневалась и, опустив журнал, шумно вздохнула — так, чтобы наверняка услышали.

Я ожидала хихиканья или даже что в котельную ворвутся двое или трое и постараются обыграть мое положение по полной программе. Но ничего такого не случилось. Поэтому я подала голос, стараясь сделать тон скучающим:

— Вот и компания мне нашлась. Кто это там такой застенчивый?

Раздался сдавленный смешок, и на пороге возник Томми.

— Привет, Кэт, — сказал он сконфуженно.

— Ну заходи же, заходи. Присоединяйся.

Он неуверенно двинулся ко мне и за несколько шагов остановился. Перевел взгляд на котел, потом сказал:

— Не знал, что тебе такое нравится.

— Что, девушкам нельзя разве?

Я по-прежнему переворачивала страницы, и несколько секунд он молчал. Потом я услышала:

— Я не шпионил за тобой. Просто увидел из своей комнаты, как ты подошла и взяла эти журналы, которые забыл Кефферс.

— Можешь и ты взглянуть после меня.

Он неловко усмехнулся.

— Да нет, ведь тут обычная эротика. Наверно, я все это уже видел.

Он еще раз усмехнулся, но когда я подняла глаза, оказалось, что он смотрит на меня серьезным взглядом. Потом он спросил:

— Ты ищешь тут что-нибудь?

— Не поняла. Я просто рассматриваю неприличные картинки.

— Просто чтобы возбудиться?

— Можно и так сказать.

Я положила журнал и начала следующий. Потом услышала его приближающиеся шаги и взглянула на него, когда он уже был совсем рядом. Его руки беспокойно шевелились в воздухе, как будто я выполняла сложную ручную операцию и ему хотелось мне помочь.

— Кэт, не так, не так… Чтобы возбудиться, по-другому смотрят — подробно, не спеша. Так быстро ничего не получится.

— Откуда ты знаешь, как это у девушек? А, понимаю, ты, наверно, разглядывал эти картинки в обществе Рут. Прости, не сообразила.

— Кэт, что ты тут ищешь?

Я обошла вопрос молчанием. Я почти уже все пролистала и хотела поскорей дойти до конца. Потом он сказал:

— Я второй раз уже вижу, как ты это делаешь.

Теперь я все-таки отвлеклась от журнала и вскинула на него глаза.

— Томми, что происходит? Кефферс подрядил тебя в полицию нравов?

— Я не шпионил за тобой, Кэт. Я случайно увидел на той неделе, после того как мы все сидели у Чарли. Там лежал один такой журнальчик, и ты решила, что все ушли уже, что ты одна. Но я вернулся за джемпером, у Клэр дверь была открыта, и насквозь было видно, что делается в комнате Чарли. Тут-то я и засек тебя с журналом.

— Ну и что? Всем хочется чего-то такого.

— Ты не для возбуждения смотрела. Мне и тогда это было ясно, и теперь тоже. Лицо не такое. В тот раз у тебя очень странное было лицо. Печальное какое-то — и немного испуганное.

Я спрыгнула с верстака, собрала журналы и кинула ему в руки.

— Вот, держи. Отдай Рут. Может, ей пригодится.

Я прошла мимо него к двери и наружу. Я знала, что разочаровала его своей скрытностью, но к тому моменту сама толком ничего еще не обдумала и не готова была ни с кем откровенничать. Но я не досадовала на то, что он вошел ко мне в котельную. Совсем не досадовала, наоборот — было ощущение спокойствия и чуть ли не защищенности. Потом я ему все объяснила, но гораздо позже, через несколько месяцев, когда мы были в Норфолке.

Глава 12

Я хочу рассказать о поездке в Норфолк и обо всем, что случилось в тот день, но начать надо будет с вещей чуть более ранних, чтобы вы увидели ситуацию и поняли, почему мы поехали.

Наша первая зима в Коттеджах подходила к концу, и мы все к тому времени почувствовали, что более или менее обжились. Я и Рут, несмотря на кое-какие шероховатости, не оставили привычку заканчивать день разговорами за горячим чаем в моей комнате, и в один из вечеров, когда мы болтали о том о сем, Рут вдруг сказала:

— Ты слышала, наверно, что говорят Крисси и Родни.

Когда я ответила отрицательно, она усмехнулась.

— Скорее всего, они меня разыгрывают. Юмор у них такой. Ладно, не слышала — ну и бог с ним.

Но я стала допытываться, потому что видела: она хочет, чтобы я из нее это вытянула. В конце концов Рут, понизив голос, сказала:

— Помнишь, на той неделе Крисси и Родни уезжали? Они были в городе Кромере на северном побережье Норфолка.

— Что они там делали?

— По-моему, навещали кого-то из знакомых, кто раньше здесь жил. Но не в этом дело. Дело в том, что они будто бы увидели там одну… особу. Которая работает в стильном офисе с открытой планировкой. Ну и… в общем они считают, что она — «возможное я». Для меня.

Хотя большинству из нас мысль о «возможных я» приходила в голову еще в Хейлшеме, мы тогда чувствовали, что говорить на эту тему не следует, вот мы и не говорили — хотя, несомненно, она и интриговала нас, и тревожила. Даже в Коттеджах этот вопрос походя не затрагивали. Любой разговор о «возможных я» был уж точно более щекотливым, чем разговор, например, о сексе. В то же время чувствовалось, что людей эта тема волнует, иных до одержимости, и всплывала она нередко — но, как правило, в очень серьезных беседах и спорах, совершенно не похожих на наш треп, скажем, о Джеймсе Джойсе.

Главное соображение, на котором основывалась теория «возможных я», было очень простым и особых разногласий не вызывало. Речь шла примерно вот о чем. Поскольку каждый из нас — копия, снятая в тот или иной момент с нормального человека, где-то в большом мире наверняка существуют и живут своей жизнью оригиналы. Значит, есть возможность, по крайней мере теоретическая, свой оригинал разыскать. Поэтому если кто-нибудь из нас выбирался наружу, то на улицах, в торговых центрах, в придорожных кафе он приглядывался к людям в поисках сходства — в поисках «возможных я» для себя и своих друзей.

Дальше, однако, мнения расходились. Спорили, для начала, о том, на кого обращать внимание во время этих поисков. Некоторые утверждали, что «возможным я» может быть человек лет на двадцать-тридцать старше тебя — то есть нормального родительского возраста. Но другие видели здесь чистой воды сентиментальщину. С какой стати между нами и оригиналами должен быть «естественный» разрыв в одно поколение? Что запрещает брать для копирования детей, стариков? Какая разница? Им возражали, однако, что прямой смысл использовать людей на пике здоровья, то есть как раз «нормального родительского» возраста. Но здесь, чувствовали мы все, начиналась территория, куда ступать не хотелось, и спор выдыхался.