Анатолий Тосс - Женщина с мужчиной и снова с женщиной
— Понимает ли сам поэт. Потому что у меня лично — очень большие сомнения.
Я в их диалоге не участвовал, потому что скоро должно было начаться про меня и мне надо было подготовиться. И началось! Без какой-нибудь подготовки, просто с ходу выстрелил Инфант рифмой:
Он РозойВ мою судьбу вошел занозой.
А потом сразу:
Пусть некоторые зовут его «А.М.»,Не в имени хлеб и соль,Пуд соли с ним все равно не съем,Для меня он — пустейший ноль.
Тут с двух сторон, как я и ожидал, в мои бока уперлись локотки. Причем тот, что слева, был острее и кольче.
— Ноль, кстати, изобрели в Индии, — уточнил я для присутствующих. — До этого человечество вполне обходилось без нуля, а сразу начинало отсчет с единицы. В Индии до сих пор изобретение нуля считается основным достижением индийской науки. Так что я не в обиде, — довел я мысль до ближайших соседей. — Ни на ноль, ни на Инфанта.
И действительно, ничего такого, уж очень оскорбительного, в Инфантовых стихах не было. Ну, прозвучало у него потом:
«Лапуля — дутая дуля».
А дальше совсем неоднозначно наехало:
«А. М. Роз — Агитцен паровоз», —
что, кстати, вызвало в зале одобрительные смешки, похвальные реплики и даже редкие аплодисменты. На которые Инфант не обращал никакого внимания.
Он все читал и читал, и глаза у него светились божественным небесным огнем, будто действительно обожрался он семечек с мифического острова Лотос. Ну теми, от которых все забываешь напрочь.
Но всему приходит конец. Вот и моя одинокая тема исчерпала Инфантово воображение, и он тут же окунулся в сплошную групповуху. В смысле, сразу заскочил на всех нас троих, одним махом, не разбирая, одной, но мощной рифмой:
«Пигмеи — Лицедеи — Офигели».
А потом присовокупил еще слово:
«…Бордели…», —
хотя именно здесь, в этом месте, рифма показалась мне несколько натянутой.
— Это он снова про нас, — нашептал я Алле Леонардовне.
— Вы все его так вдохновляете! — восхитилась она снова. — Поразительно, трудно даже поверить, что мужчина может так обильно вдохновлять другого мужчину.
— Бывает, особенно в искусстве, — вздохнул я философски. — Моцарт тоже Сальери вдохновил, а что в результате получилось? К тому же среди нас и женщина затесалась, — кивнул я на Жеку. — Но и Дездемона, если вы помните, в некотором-то роде вдохновила Отелло. И тоже ничего хорошего не произошло.
Вскоре, однако, Инфант перешел на любовную лирику. Потому что у него следом за медведями и жабой покатили киски, и белочки, и зайчики, и еще птички. Короче, много было найдено образов, сравнений и метафор, и все для одной-единственной Мани.
Но вот именно данная часть, именно любовная лирика нам показалась надуманной и, может быть, даже немного вторичной. К тому же тот фуршет, который мы захватили с собой в концертный зал, давно исчерпался. И мы чувствовали сильную потребность перейти в соседний зал, где тетя в фартуке наверняка по-прежнему разливала.
— Пойдем, — потянул я за подол Аллочку, потому что больше ее тянуть было не за что — платье начиналось приблизительно на уровне подола.
— Ты что, — заморгала она на меня, — как я могу пропустить?! Он ведь про любовь читает, — проговорила она вдогонку моей удаляющейся фигуре.
В фуршетном зале не было практически никого — только знакомая нам гостеприимная тетя, которая действительно наливала по требованию. Мы и потребовали.
— Ну что, погибает Инфант, — выразил первым общую мысль Илюха. — Если дальше так пойдет, то, глядишь, действительно скульптуры лепить начнет.
— Или вдруг в оперу подастся, — встревожилась в свою очередь Жека.
— В оперу — это вряд ли все же. В оперу его могут не пустить, — засомневался я, так как, повторю, слышал однажды Инфантову распевку.
— Кто его знает, глядишь, станет еще одним «накручивающимся» солистом в ансамбле ее папани. Он ведь, если разобраться, колоритный, можно даже сказать, фактурный, сценический. А поют они все сейчас «под фанеру», — возразил Илюха.
— Да, внешность у него, конечно, запоминающаяся, даже очень. Но там ведь чисто девичье трио, — продолжала тревожиться Жека.
— С парнями сейчас чего только не делают, — вздохнул я в обиде за парней.
— Да… — вздохнула за мной Жека в не меньшей за них обиде. А скорее всего и в большей.
— Вызволять Инфанта надо, просто необходимо. Без нас ему самому не выбраться, клинический случай, — поставил диагноз доктор БелоБородов.
— Ну что может быть проще, — пожал я плечами. — Надо ему девушку симпатичную подставить, Аллу Леонардовну, например. Которая тоже будет накручивается, но теперь в обратную сторону. Чтобы скрутить Инфанта по той же самой, Маней же и нарезанной, резьбе.
— Сомневаюсь, что он добровольно скрутится, — засомневался Илюха. — Похоже, у Мани резьба с секретом. Вы видели, как она в него свой взгляд вкачивала? Он зомби теперь безвольный и ни на кого не реагирует, во всяком случае, пока петь в опере не начнет. Или в филармонии. Потому что филармония, она, знаете, из любой амнезии выведет.
— Ну и что теперь делать, если Инфанта от Мани увести не удастся? — закручинился я, и мы снова все вместе направились за новой жидкой добавкой к тете в фартучке. Которая на нас в последнее время стала поглядывать с заметным осуждением. Но что ей оставалось делать — ей по штату положено было угощать.
А Инфант за стенной перегородкой все читал и читал, и даже отсюда нам было понятно — чистая любовная лирика из него вытекала.
— Тогда надо зайти с обратной стороны, — предложил Илюха, когда мы вернулись назад к окошку. Все же нам было хорошо у окошка, а уж вид на Ямскую-Тверскую какой открывался — одно загляденье!
— С чьей стороны? Где она, обратная? У кого? Ты о чем, Б.Б.? — заволновались мы с Жекой.
— Я о том, — тут же пояснил он, — что если Инфанта у его девушки увести невозможно, то не увести ли нам девушку у Инфанта?
— Это запросто, — согласилась Жека. — У Инфанта увести наверняка очень запросто.
— И очень правильно, — присоединился к ней я.
— Запросто и правильно, — подвел черту Илюха.
Дальше мы долго думали, как именно провести операцию увода.
Подумали обо мне — отклонили, так как я себя еще прежде излишней жизнерадостностью запятнал. А улучшить мнение о себе, как известно, значительно сложнее, чем его испортить.
Потом подумали об Илюхе, но тоже отклонили, так как он себя тоже запятнал. Той самой Маниной подругой, которая сначала была не его. Да и не известно еще, чьей окажется в результате.
— К тому же, знаешь, Б.Б., — обратился я к Илюхе, — не можем мы с тобой от Инфанта Маню увести. По принципиальным соображениям не можем. Так как нанесем мы тогда Инфанту психологический ущерб, особенно его, как выяснилось сегодня, поэтической, ранимой душе. Оно всегда в ущерб, когда друзья, пусть даже и обиженные несправедливой рифмой, девушек твоих уводят. А я ущербов Инфанту не желаю. У него и без нас их предостаточно.
— Давай тогда подставим ей кого-нибудь, — отыскивал варианты Илюха. — Мало что ли мужиков вокруг, и поэты среди них попадаются. Если уж ей обязательно поэтов подавай.
Но я и этот вариант отмел в сторону. Потому как оно вообще всегда обидно, когда у тебя другой мужчина девушку уводит. Пусть даже не друг он твой, а чужой, неизвестный и безразличный тебе человек. Любому обидно, у любого комплексы болезненные создает, а Инфанту ничего болезненного добавлять совершенно не хотелось. Особенно после того, что мы видели сегодня.
— Да… — задумались мы с Илюхой снова. — Чего делать? Безвыходный получается вариант.
— А давайте, я ее уведу, — поразила нас рядом стоящая девушка Евгения. Громом и молнией поразила. Мы аж вздрогнули до самых корней, переглянулись и тут же запили алкоголем из фужеров. А как же иначе бороться с первым шоком?
— Неужто сможешь? — спросил я, отдышавшись от шока.
— Неужто хочешь? — спросил Илюха.
— А почему нет? — ответила самоуверенная Жека. — Сейчас модно, фильмы про это показывают, да я и из жизни примеры знаю. Хорошие девушки, милые, симпатичные, и ничего, живут себе.
— Так для этого потребность должна быть особая, — предположил Илюха. — У тебя есть?
— Да откуда я знаю? Вот уведу, тогда и разберемся, — пообещала Жека.
Но тут я ее все же решил урезонить.
— Милая моя, — начал я ласково, — ты красивая, ты добрая, в тебе все правильно, все разумно устроено. Ты, можно сказать, идеал. А если тебе подтверждения требуются, ты спрашивай у меня — я подтвержу. Да и не только я, многие наверняка подтвердят. Я к тому, что с мужчинами ты отлично разбираешься. — Я выдержал паузу. — Но здесь, извини за прямоту, мне кажется, ты хватила через край. Боюсь, ты переоценила себя. Я, конечно, не знаток деталей женского лесбиянства, но полагаю, что в нем иная выучка требуется. Да и направление души особое.
