Роман Воликов - Тень правителей (сборник)
— У нас есть деловые вопросы? — сказал Ставрогин.
— Вы же не собираетесь бездельничать, — улыбнулся министр. — Во всяком случае, мы на это очень надеемся. В папочке, — он достал из портфеля и положил на стол объемистую кожаную папку, — проект устава и план мероприятий организации под названием «Советский коммерческий флот». Согласен, название сущая абракадабра, даже отдает нэпманством, но лучшего не придумали. В сокращении звучит симпатичнее — «Совкомфлот». Это совместное предприятие с империей вашей жены. Вы, само собой, генеральный директор.
— А если Афина будет возражать? — сказал Ставрогин.
— Афина гречанка. А Греция страна православная, — сказал министр. — А в православной традиции жена прячется за мужем. Так что, это ваш тяжкий крест.
— Что вы имеете в виду? — спросил Ставрогин.
— Я думал, что вы знаете, — сказал министр. — Афина наркоманка, причём с раннего возраста, лет с четырнадцати. Покойный папа Василакис пытался её лечить, но безуспешно. Эта самая неразлучная с ней тётя никакая не тётя, а дальняя родственница, врач-психиатр по профессии. В определенном смысле, мои соболезнования. В любом случае, ваш брак большое благо для нашей многострадальной Родины.
— А я, следовательно, Прометей? — сказал Ставрогин.
— Обойдёмся без аллегорий, — сказал министр. — Вы гражданин Советского Союза, товарищ Ставрогин. Не забывайте об этом никогда. Фамилия у вас замечательная. Среди предков никто с великим классиком не пересекался?
— Не знаю, — сказал Ставрогин. — Я об этом никогда не слышал…
Ставрогин умыл лицо холодной водой, пригладил одежду и вышел на палубу.
– Πόσο έμεινε μέχρι τον Πειραιά?[4] — спросил он у проходившего мимо дежурного офицера.
— In about eight hours, Sir![5] — образцово ответил тот.
Ставрогин вялой походкой прогулялся на корму. Там стояло несколько контейнеров, не поместившихся в трюм и выглядевших наподобие артиллерийской башни эсминца. Ставрогин подставил лицо теплому ветерку. Вдруг до него донеслись стоны.
Он тряхнул головой: — Допился до ручки!
Снова кто-то застонал. Нет, это явно не плод больной фантазии. Ставрогин пошёл на звук к одному из контейнеров.
— Есть там кто? — спросил он для начала по-русски.
— Есть, — раздался слабый голос.
Ставрогин дёрнул дверцу контейнера. Та, естественно, была наглухо запломбирована.
— Подожди. На помощь позову! — крикнул он и побежал в боцманскую.
Когда вскрыли дверь контейнера и оттуда выбрался грязный измождённый парень с кровоподтеком на голове, Ставрогин не сдержался:
— Это ещё что за Маугли?!
— Я не Маугли! — тяжело дыша, сказал парень. — Я — Эстерман!
И боком сполз на палубу.
– Και τι δεν κάνουν οι άνθρωποι για να πάνε στο Ισραήλ, — сказал косматый грек, боцман Комадидис. — Στον γιατρό, γρήγορα! Μη πεθάνει κιόλας![6]
Яков лежал в светлой комнате на широкой уютной кровати. Ему грезилось, что они с Жемкой плывут на лодочке по разлившейся Волге, а с дальнего берега им приветливо машет рукой дед.
Женщина в белом халате измерила Якову пульс и сказала что-то на незнакомом языке стоявшему рядом мужчине.
– Κατάλαβα![7] — сказал мужчина и обратился к Якову:
— Ну, давай знакомиться, изменник Родины. Я Илья Ефимович Ставрогин, ты у меня дома.
— А почему я изменник? — спросил Яков.
— Потому что ты умудрился без спроса перейти государственную границу, — сказал Ставрогин. — Эстерман, как тебя дальше…
— Яков Исаакович, — сказал Яков. — Мне с девушкой очень нужно было увидеться.
– Αν κατάλαβα σωστά, μίλησε για κάποια γυναίκα, — сказала женщина в белом халате. — Άρα όλα είναι καλά τώρα. Καλό φαγητό και ξεκούραση. Την επόμενη εβδομάδα θα είναι εντάξη[8].
– Νέος ισχυρός οργανισμός, — ответил Ставрогин. — Μην ανησυχείτε, γιατρέ, θα τα κάνουμε όλα με τον καλύτερο δυνατό τρόπο![9]
— А где моя одежда? — спросил Яков. — Мне идти надо.
— Далеко собрался? — спросил Ставрогин.
— Мне Жемку найти надо, — сказал Яков. — Спасибо за помощь, я пойду.
— Жемка это, я так понимаю, девушка, — сказал Ставрогин. — Тяжёлый случай. Организм тебе поправят быстро, а вот с головой будет труднее. Яков Исаакович, вы в Греции, в Афинах, без паспорта, на нелегальном положении. Ничего не настораживает?
— А где Жемка? — спросил Яков.
— Мне, пожалуй, стоит выпить, — сказал Ставрогин. — Γιατρέ, δώστε του ένα χάπι ύπνου. Δεν νιώθει καλά ακόμη![10]
Так Яков спал и ел, ел и спал, спал и ел. Через несколько дней его посетила высокая красивая девушка с несколько шальными глазами.
— Привет! — сказала она. — Я — Афина.
— Смешно, — сказал Яков. — В Афинах ко мне пришла Афина.
— Да ты почти поэт, — рассмеялась девушка. — Рассказывай, кого ты так неистово ищешь.
Примерно через три недели Ставрогин и Афина повезли его показывать город. Они поднялись на Парфенон, Яков смотрел на прозрачные воды залива, где греки когда-то насмерть сцепились с персами. Он уже не видел в каждом встречном образе лица Жемки, лекарства и время сделали своё дело. В его жизни начинался новый поворот, и Ставрогину просто предстояло озвучить его, лаконично и без эмоций, как полагается настоящему миллионеру.
— Тебя подняли на ноги, — сказал Ставрогин. — Теперь только два варианта. Либо отвезти тебя в советское посольство, оттуда отправят в Москву, будут долго допрашивать о подробностях перехода границы и посадят лет на десять. Незаслуженно, но кого это волнует в эпоху «холодной войны».
— А второй вариант? — спросил Яков.
— Второй вариант тоже не идеален, — сказал Ставрогин. — Твоя фамилия и твоя внешность позволяют получить израильский паспорт. Я поговорил с нужными людьми, лишних вопросов задавать не будут. Репатриантов из Союза сейчас много, еврей, говорящий по-русски, никого не удивит. Работать будешь моим помощником, людей, которых навязывают из Москвы, мне, по понятным причинам, не хочется брать.
— Девушку твою будем искать, — сказала Афина, — Хотя я не представляю как. Проще, наверное, найти иголку в стоге навоза.
— Сена, — сказал Ставрогин. — Радость моя, я же подарил тебе сборник русских поговорок.
— Какая разница! — нервно сказала Афина. У неё начиналось. — Я устала. Поехали.
На обратном пути, в машине, Яков спросил: «Я могу написать родителям?»
— Слишком рискованно! — ответил Ставрогин, взглянул на быстро мрачневшую жену и скомандовал водителю: «Πάνε πιο γρήγορα»[11]. — Тебя вычислят, козлы в контрразведке сочинят невероятную легенду, что ты утащил за кордон страшную военную тайну. Мне придётся тебя отдать. Поэтому никаких контактов с тем миром, судьбу не стоит испытывать слишком часто…
Яков посмотрел на залитое дождём парижское предместье и допил остатки кальвадоса. Через полчаса прибудем. Он увлёкся в последнее время романами Ремарка и был почти счастлив, что упросил Ставрогина отпустить его на неделю в ненастный позднеосенний Париж.
— Ладно, поезжай! — сказал Ставрогин. — В конце концов, это твой первый отпуск за десять лет. Звони каждый вечер, на всякий случай.
Эти десять лет были были насыщены кипучей деятельностью, «Совкомфлот» в лучших традициях папы Василакиса, балансировал на грани рискованных операций, провозя оружие повстанцам Сомали и Никарагуа, товары на Кубу в обход блокады и выполняя множество деликатных поручений противоборствующих сторон. Пьяный в дребадан Ставрогин как-то сказал ему: «Я удобный переходный мостик в океане „холодной войны“. Только на моих пароходах заклятые враги могут мирно выпить по чарке и обменяться дарами».
Тяжкий крест Афины невыносимо давил на плечи Ставрогина и он готов был очертя голову отправляться на встречу с любыми головорезами. А Яков, как верный оруженосец, сопровождал его. Он привык к качке, он полюбил морские просторы, его совсем не удивляла канонада, сопровождавшая чуткий сон на стоянках в забытых богом туземных портах. Он не пристрастился к алкоголю как Ставрогин и не запоминал имена портовых шлюх, с которыми его заботливо знакомил шеф. Он жил, сам не понимая в ожидании чего и засыпая в объятиях очередной малайки или креолки, бормотал как заклинание: Жемка!
О Жемке не удалось выяснить ничего. Вернее, судьбу её мексиканского фея, с помощью специалистов из палестинского фронта освобождения, Ставрогин сумел проследить довольно быстро. В то олимпийское лето Рауль Парра прибыл из Одессы в Геную в сопровождении красивой девушки восточной наружности, где спустя два дня был найден в гостиничном номере умершим от передозировки наркотиков. Девушки в номере не было, её паспортные данные портье не записал, гостиница была дешёвенькая, известной репутации, у особ женского пола документов не спрашивали.
