Хуан Мильяс - У тебя иное имя
Хулио бросил взгляд на генерального директора — тот выглядел растерянным. “Еще год — и я сяду в твое кресло, сукин сын”, — подумал Хулио и перевел взгляд на президента, но посмотрел не в глаза, а как бы сквозь него, словно его внимание привлекло что-то, находящееся у президента за спиной. Помолчав секунду, заговорил бесцветным голосом: “В последние годы мы уделяли исключительное внимание производственной сфере, потому что нам удавалось продать все, что печаталось на наших машинах. Но сейчас, как вы сами говорите, все изменилось, а в будущем изменится еще больше. Нельзя и дальше делать упор на производство, нужно обратить внимание на коммерческую сторону дела. В последнее время этими вопросами почти никто не занимался. С другой стороны, издание печатной продукции в будущем будет зависеть, безусловно, от новых технологий. Но не только. Нужно будет заняться и нашим имиджем. Вот о чем нам следует задуматься, если мы хотим выжить. И для этого нужно разработать хороший план, действенный проект, который позволит избежать неприятных сюрпризов и даст нам преимущество перед конкурентами. Я уверен, что такая работа в компетенции именно генеральной дирекции, и полагаю поэтому, что с организационной точки зрения будет более полезно и целесообразно поручить мне работу именно там, вместо того чтобы назначать меня на должность простого координатора. Тем более что я прекрасно могу выполнять эту работу, и находясь на посту заместителя генерального директора.
Директор, казалось, был доволен спокойной и прохладной реакцией Хулио, который даже не поблагодарил за новое назначение. Реальность вдруг стала похожей на глину: так легко она принимала различные формы, повинуясь его капризам. Ему вдруг показалось, что он может делать с ней все, что ему будет угодно, что достаточно лишь захотеть, и желание тут же исполнится. Генеральный директор тоже стал что-то говорить, пытаясь соперничать с речью, произнесенной Хулио, а тот, глядя на него, вдруг понял: Орландо Аскаратэ не был протеже президента. Никаких указаний сверху, на которые намекал генеральный директор, не было: решение о публикации “Жизни в шкафу” было его личным решением. И тогда Хулио заявил: “Одно из первых мероприятий, которые мы обязаны провести, это пересмотр нашего портфеля на ближайшие годы. Мне кажется, в нем есть вещи, которые нам не годятся, которые попали в список публикаций, благодаря некоторой нашей инерции и отсутствию критического подхода. Подобные произведения могут подорвать уважение к нашему издательству. Я имею в виду, в частности, сборник “Жизнь в шкафу” Орландо Аскаратэ. И дело не в том, что книга плоха сама по себе: я лично дал на нее положительную рецензию, а в том, что ее автор недостаточно серьезен, чтобы делать на него ставку в предстоящий нам трудный переходный период.
Генеральный директор слегка побледнел и поспешил вмешаться: “Совершенно с тобой согласен, Хулио. Как раз вчера я взял эту рукопись домой и читал ее всю ночь. Книга неплохая. Но не дотягивает до нашего уровня. Сегодня утром я отдал распоряжение не публиковать ее.
Хулио кивнул, подтверждая его слова, и слегка сжал губы. Он вдруг почувствовал запах бульона, того самого, чашку с которым подносила ему мать, и понял, что окружающая реальность, та самая привычная, обыденная реальность, полна щелей, сквозь которые люди, подобные ему, могут проникать, чтобы увидеть жизнь с другой стороны. Эти щели искусно замаскированы под обычаи, правила поведения, привычки. Но иногда они открываются — как открываются раны, как открывается рот, — и поводом для этого может послужить что угодно: от чашки бульона до реинкарнации. И через эти щели человек способен проникнуть в лабиринт, из туннелей которого может управлять жизнью, как кукольник управляет марионетками.
Разговор продолжался еще около часа, но ничего существенного больше сказано не было. Хулио вернулся в свой кабинет, сообщил секретарше хорошие новости и отправился обедать.
Он хотел в одиночестве насладиться триумфом, а еще хотел пройтись по улице в своих новых джинсах, голубой майке и мятом пиджаке. “До будущего рукой подать, — сказал он себе, не разжимая губ. И добавил: — Прощай, Орландо Аскаратэ! Полезай в свой шкаф и затеряйся там среди его ящиков”.
Он пообедал в дорогом ресторане неподалеку от издательства. А после обеда выпил три чашки кофе и две порции виски и из-за стола поднялся в той степени опьянения, когда знакомые улицы кажутся улицами совершенно чужого города. Ему совсем не хотелось возвращаться на работу. И неожиданно для себя он решил навестить Рикардо Мелью, чтобы рассказать об удаче, которую принес его пиджак.
Ему открыла жена Рикардо, одетая в прозрачную тунику. Войти она не предложила.
— Привет! — сказал Хулио.
— Привет! — ответила она с улыбкой, предназначенной не ему.
— Рикардо дома?
— Рикардо? Нет. Он уехал в сельву.
Хулио подумал немного и пришел к выводу, что она говорит неправду.
— В какую сельву? — спросил он.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Где-то в Гватемале, кажется. Он никогда ничего не говорит.
— Можно войти на минутку? — спросил Хулио.
Женщина посторонилась, давая ему пройти, и они вместе направились в гостиную. Она шла чуть впереди, ее туника развевалась, образуя многочисленные причудливые складки и обрисовывая то одну, то другую часть стройного тела — сквозь ткань просвечивала розовая тугая плоть.
Мальчишки-подростка на сей раз в гостиной не было. Хулио сел на один из многочисленных диванов и сообщил: “Я только что пообедал”.
— Понятно, — ответила женщина.
— Я не верю в историю про сельву, — заявил Хулио без всякого перехода.
— Но он мне велел говорить это всем друзьям.
— Мы с ним не друзья, — возразил Хулио. — Если честно, мы с Рикардо всегда друг друга недолюбливали. Мы полжизни друг друга избегали. До того самого дня, когда я приходил к вам. И, между прочим, я тогда уже заметил, что он что-то скрывает.
— Что ж, раз ты ему не друг, — сказала женщина просто, — я могу тебе сообщить. Он в больнице. Видимо, скоро умрет. Ему три месяца проводят химиотерапию. Но если такая болезнь поразит в молодом возрасте или в возрасте около сорока — сделать ничего нельзя. Эти заболевания — не процесс, а быстрое разрушение.
Женщина закрыла лицо руками и заплакала, как маленькая девочка, которую несправедливо ругают взрослые.
— Рикардо с болезнями всегда не везло, — сказал Хулио, хотя вовсе не собирался этого говорить: казалось, кто-то вложил ему в уста заранее подготовленный ответ.
Он поднялся и вышел, не дожидаясь, пока женщина по имени Лаура перестанет плакать и отнимет руки от лица.
Улицы были странными. Особенно для человека, которому казалось, что под его загрубелой кожей открываются сотни артерий, по которым текут и газ, и гниль, и электрический ток. А еще вода, крысы и рабочие, которым надлежит поддерживать всю эту мешанину.
“Как мне повезло, что это не коснулось меня!” — думал Хулио, который считал, что болезнь Рикардо Мельи — это рок, это как лотерея, билеты которой розданы всем представителям поколения — по нескольку штук каждому. Если коснулось одного — других уже не коснется. Так что ему ничего не грозило. Ему повезло. Случай умеет выбирать. Рикардо слишком спешил. Слишком много писал. Слишком много путешествовал. Слишком много зарабатывал, имел слишком большой успех. За все это и расплачивается. Нужно идти вперед потихоньку, шаг за шагом, как я, чтобы не гневить всемогущий случай.
Дул легкий ветерок, приносивший прохладу. “Зря я оставил ему плащ, — подумал Хулио. — Он ему все равно не пригодится”.
Витрины магазинов были очень нарядны.
Семнадцать
На следующий день была пятница, и Хулио проснулся рано и встал легко. Он был взволнован произошедшими накануне событиями и не мог дождаться часа встречи с психоаналитиком: ему не терпелось рассказать обо всем доктору Родо. А потом, несмотря на запрет Лауры, он заглянет в парк и, если повезет, встретит там ее.
Все утро он выбирал мебель для своего нового кабинета — кабинета заместителя генерального директора — и кокетничал — так, чтобы другим не было заметно, — с Росой, в глазах которой уже светилась робкая надежда.
Накануне вечером, чтобы отпраздновать тот факт, что страшное случилось не с ним, а с Рикардо Мельей, он купил себе очень легкий пиджак в крупную сине-зеленую клетку, и на работу явился в новом пиджаке свободного покроя, серой рубашке с косым воротом, джинсах и спортивных туфлях.
Он пообедал в кафетерии на улице Принсипе-де-Вергара — съел сэндвич и выпил пива — и направился на прием к доктору Родо, заранее предвкушая удивление психоаналитика при виде его нового наряда. Взглянув на свое отражение в витрине магазина, мимо которого проходил, Хулио сам не сразу узнал себя и счел это хорошей приметой. “Чтобы побеждать, — подумал он, — нужно уметь становиться немного чужим самому себе”. Навстречу ему шел мужчина, который нес на плечах маленького ребенка. И Хулио, поравнявшись с ним, сказал: “Никогда человек не поднимается так высоко, как в те минуты, когда сидит на плечах у отца”. Мужчина улыбнулся и зашагал дальше. А Хулио почувствовал легкие угрызения совести — он вспомнил о своем сыне. Но эти мысли улетучились, едва он подумал о том, какое прекрасное будущее ожидает его: он будет зарабатывать намного больше и с ним не случится несчастья, подобного тому, какое случилось с Рикардо Мельей.
