Владимир Шпаков - Песни китов
— Родным-то сообщили? — спросил кто-то вполголоса.
— Сообщат, куда денутся…
Бездыханное тело потащили в каптерку, Рогов же приотстал, чтобы еще раз взглянуть на корабль, теперь уже вблизи. Корпус серел буквально в двух шагах, убегая влево и вправо ладным округлым массивом. Вблизи «Кашалот» казался невероятно огромным, натуральный «Титаник» военного назначения! И хотя полагалось переживать (все же человек погиб), Рогов не мог не восхититься совершенными обводами серой громадины. «Кашалоту» было тесно в этом загоне, его турбинные мышцы желали сокращаться, а просыпающийся мозг (часть которого создал Рогов) хотел полноценно мыслить, чтобы управлять сотнями механизмов и устройств, распиханных в его чреве. Впрочем, когда метафора почти оформилась, Рогов опустил взгляд на цементный пол, где обнаружил свеженькое бурое пятно. И, ощутив рвотный позыв, заспешил прочь.
Возле микроавтобуса топтался некто в тельняшке, длинный и небритый.
— Ты, что ли, из ЭРЫ? — мрачно спросили Рогова (в лице «матроса» проглядывала похмельная тоска).
— Допустим.
— Хрен ли тогда не показываешься? У нас трубы горят, ясно? Он бесцеремонно забрался на место рядом с водителем. — Поехали!
Человек в тельняшке указывал дорогу, подгонял водителя, приказав остановиться возле спаренных вагончиков.
— Пришли на базу… — он обернулся. — У тебя три емкости? Тогда две тебе, одна мне!
Рогов ввалился в вагончик, пыхтя под тяжестью двух двадцатилитровых канистр. Бытовка была пустой, только на подоконнике, забравшись туда с ногами, дымил худой чернявый сотрудник.
— А мы уже все глаза проглядели… — проговорил он насмешливо. — Где там, думаем, наше шило застряло?
— Какое шило? — настороженно спросил Рогов.
— Так на флоте спирт называют. Что ж, теперь затарились, это хорошо…
Когда чернявый спрыгнул с подоконника, то оказался на полголовы ниже Рогова.
— Жарский, — он протянул узкую ладонь. — Ответственный сдатчик систем движения. Это Гусев, он по монтажу главный. С остальными познакомишься, когда твой нектар будем пробовать. Выпьем на брудершафт, задружимся…
А Гусев уже сливал содержимое канистры в трехлитровую банку. Заполнил на две трети, сыпанул туда что-то из крошечного пузырька, и жидкость тут же сделалась багрово-лиловой.
— Первая стадия очистки, — пояснил Жарский. — Нектар, увы, содержит технические примеси, поэтому марганцовочка, активированный уголек… О-о, ты и униформу привез?!
Он достал из кипы форменную куртку.
— Вы посмотрите на эту кичливую надпись! ЭРА! Мы-то знаем смысл, но что подумают окружающие?! Эра чего? Светлых годов? Так их не было и не будет. Эра Водолея? Фигня полная, астрологическая обманка. Может, эра технических монстров? Вроде нашего «Кашалота»? Видел, кстати, монстра?
— Видел, — кашлянув, сказал Рогов.
— И впечатление, надо полагать, незабываемое?
— Еще бы! — отозвался Гусев. — Сегодня первый трупешник — работягу прихлопнуло!
— Ну, первый — не последний… — пробормотал Жарский. Он внимательно вгляделся в лицо Рогова.
— Что, зацепило? Ну-у, так не пойдет! Если на каждого жмурика реагировать, даже ходовые испытания не пройдешь, не говоря о государственных. Привыкай, родной. На каждом таком заказе — несколько трупов, такова статистика.
Он обернулся к Гусеву.
— Сколько на «Косатке» гикнулось?
— Пятеро, кажется…
— Ага! На «Дельфине» было три, то есть тенденция налицо.
— Какая тенденция?! — ошарашенно спросил Рогов.
— Увеличения смертности. Если угодно, это можно расценить, как определенное количество жертв, которое требует каждый морской монстр. Одному достаточно трех, другому и пяти мало. Количество определяется водоизмещением и мощью вооружений…
— Не гони, а? — проговорил Гусев. — А то молодой сбежит, не взойдя на борт… Ну вот, кажется, оседает.
Когда багровая муть улеглась на дно, Гусев вставил в другую банку воронку, насыпал в горловину черных таблеток (уголь?), после чего взялся осторожно, тонкой струйкой переливать жидкость.
— В общем, все узнаешь по ходу… Как, к вечеру справишься?
Вопрос был обращен к «алхимику» в тельняшке.
— Обижаешь. Напиток будет — высший класс!
Вечером на стол был торжественно водружен трехлитровый «пузырь», в котором плескалась янтарная жидкость и плавали какие-то растения. Цвет, пояснил Гусев, обеспечил корень чаги, а плавающая флора гарантировала вкусовые качества. Народу набилась куча, рука Рогова даже устала от рукопожатий, жаль, имена тут же выскакивали из головы. Вон тот, в сером свитере, вроде бы сдаточный капитан Булыгин. Как объяснили Рогову, на время испытаний главный тут не военный командир, а гражданский, потому, наверное, и физиономия у того мрачная (первый трупешник, за него надо отвечать!). А вон тот военный, судя по звездам россыпью, каплей, военпред по фамилии…
— Деркач, — напомнил Жарский, сидевший слева. — Зверь, защищает интересы оборонного ведомства, как цепной пес! Но имеет слабое место: любит бухнуть. Заметил, он первый сегодня прибежал? У Деркача нюх на шило, как только оно объявляется у подрядчиков — буквально несется на запах. Поэтому используй эту зависимость.
Справа толкал локтем Гусев, исполнявший роль разливальщика, а за Жарским высился громила Зыков, тоже из ЭРЫ, ответственный за навигацию. Он единственный напялил на себя униформу, и новенькая куртка, похоже, готова была разойтись по швам. Когда он наваливался на соседа, Жарский вскрикивал:
— Эй, нечего меня плющить! Даже молодой норовит придавить ответственного сдатчика! А у меня только тело маленькое, а душа — очень даже большая!
Рогов не обижался на «молодого»: это и возрасту соответствовало, и опыту. Он в очередной раз повернулся влево.
— А точно на каждом проекте… Короче, про жертвы — это правда?
Жарский усмехнулся.
— Испугался?
— Просто много нового, с толку сбивает. Я думал, что ЭРА означает: НИИ «Электро-Радио-Автоматика». Что спирт — это спирт, а шилом дырки прокалывают. Что…
Рогова похлопали по плечу.
— Есть многое на свете, друг Горацио, чего не понимает наше рацио. Ты еще белого мичмана не видел, а это, брат, покруче шила будет!
— Хватит, а? — встрял в разговор Гусев. — Язык у тебя, как помело. Может, и не увидит он никакого мичмана. То есть обычных мичманов тут — завались, а белый раз в год по обещанию появляется.
Жарский уже тянул руку за банкой.
— Что-то я действительно базарю много… Ты давай, пей да закусывай. Знаешь флотский афоризм? Если б шило было твердым, я бы его грыз!
Под занавес, когда за окном основательно стемнело, в дверях возникла женщина.
— О-о, какие люди! — оживилось застолье. — Алка, садись со мной! Нет, со мной! Да ты что — Гусев же убьет!
Рогов почувствовал, как сосед справа напрягается, устремив глаза на позднюю гостью. Вроде в той не было ничего особенного — невысокая, круглолицая, разве что вырез платья нагловат, полгруди наружу. Особенность заключалась, скорее, в уверенной манере, когда женщина может кого-то погладить по голове, кого-то потрепать по щеке или легко отбить шаловливую руку, обхватившую талию. Она двигалась по кругу, быстро производя все эти действия, и Рогов вскоре почувствовал ее ладонь на своем плече.
— В нашем полку прибыло? — склонилась она к уху, обдав запахом терпких духов.
— Да, сегодня только… — смутился Рогов.
— Вижу, вижу, вчера тебя не было. Что ж, вливайся в коллектив. Только знай: шило — не самое главное в жизни.
— Что же главное, Аллочка? — игриво спросил Жарский.
— Сами знаете что.
Гусеву досталась главная ласка — поцелуй в губы, но присела Алка не рядом, а напротив Гусева, чтобы упереть в него взгляд блестящих, чуть навыкате глаз. Всколыхнувшееся застолье входило в прежнее русло, только справа по-прежнему чувствовался напряг. Эта парочка ни слова не говорила, диалог был молчаливый, но за этим молчанием чувствовалось столько!
Неожиданно Рогов почуял, как по ноге что-то скользит, вроде как чья-то ступня. Настал его черед напрягаться, однако ногу быстро оставили в покое, возможно, перепутали. Скосив глаза, Рогов увидел, как в промежность Гусева уперлась светло-коричневая, обтянутая капроном ступня. Она шевелилась, живя между гусевских ног своей жизнью и порождая на лице главного по монтажу непередаваемую мимическую игру. Рогов отвернулся, чувствуя, как багровеет (хотя с чего бы?). Застольная болтовня, казавшаяся крайне интересной (и даже познавательной), утратила смысл. Рогова опять захватывала в плен стихия, разрушавшая выстроенную картину мира, повергавшая в непонятную тоску — на него накатывало то, чего он всегда боялся, и к чему все равно стремился…
Он не поехал домой, остался ночевать в плавучей гостинице, как и большинство сдаточной команды. В доме на воде имелись пусть крошечные, зато отдельные номера, в один из которых втиснулись Гусев с Алкой. Рогова хотели разместить в соседнем номере, но он предпочел удалиться подальше от парочки — ближе к корме.
