Эдуард Тополь - Русские на Ривьере
– Наташ, ты когда мужу врешь, то ври, да не завирайся. Никогда никакому переводчику не платят 12 тысяч франков за один день работы. Ты за всю свою работу получишь у меня тысячу франков, что соответствует 200 долларам, и это хороший заработок для переводчицы.
Она говорит:
– Саш, но я уже сказала мужу, что получаю две тысячи долларов в час.
Я говорю:
– Наташка, из того, что ты мне рассказала, я тоже сделал один вывод. А именно: что ты начинаешь врать еще до того, как открываешь рот. Ты же мне только что признавалась в безумной любви. А бабки все-таки хочешь с меня срубить.
На что Наташка ответила:
– А для чего вы, мужики, еще нужны?
История тридцать вторая
Виктор Каннский
– В префектуру города Парижа я пришел для того, чтобы продлить свой «карт де сежюр», то есть вид на жительство. А там в огромном зале сидят все, кто просит Францию о том же, – арабы, индусы, китайцы, вьетнамцы, представители Восточной Европы и африканских стран. В тюрбанах, в сари, с детьми, которые орут и сопливятся, и с престарелыми родителями, которые спят в инвалидных креслах или трясутся от эпилепсии. И среди этого пестрого и в основном азиатского столпотворения встречаются очень экзотические фигуры. Например, Андрей Грачев, бывший пресс-секретарь Горбачева. Он сидел в измятом плаще точно так же, как остальные, – в очереди. А дальше я увидел еще одно знакомое лицо – известного и теперь уже французского кинорежиссера Виктора Невского, который стал лауреатом Каннского фестиваля, за что я его называю теперь Виктор Каннский, и он откликается. А стать лауреатом Каннского фестиваля – это, надо сказать, крупнейшее достижение в области кино, особенно на фоне того, что русским режиссерам давно никаких премий здесь не дают. То есть Невский – это просто выдающийся человек! И не только своим режиссерским талантом, а всей биографией…
– Саша, я знаю его биографию, я написал о нем в книге «Игра в кино».
– Ты написал сухую и прозаическую версию. А я расскажу романтическую. Которую ты не знаешь, потому что ты учился во ВГИКе раньше нас.
– Да на сколько же раньше? На пару лет! Я с Витей в нашей вгиковской общаге жил, на Яузе! У нас компания была – Лева Репин, Валя Козачков, Витя Невский, Слава Говорухин и я. Мы по субботам все пять этажей общаги обегали, у каждого брали пять копеек. Больше не брали – только пять, но с каждого человека! А в воскресенье утром на эти деньги ехали на такси в «Арагви» хаши есть. А когда Репин ногу сломал, Говорухин о нем поэму написал, она так начиналась: «Я вышел в ночь, стою на костылях, шумит «Арагви» предо мною…»
– Но ты сагу про кинобудку знаешь?
– Нет, не знаю.
– Ну так слушай. Я учился в мастерской профессора Кулешова, а Витя на два курса старше меня, у профессора Генике. И тогда, во ВГИКе, Витя был очень заметным персонажем – юный, обаятельный, с простецким круглым лицом и вечно озорными глазами. Василий Шукшин, когда его увидел, тут же взял его сниматься, и Витя снимался во всех студенческих работах Шукшина, а потом и в больших его фильмах, что уже само по себе говорит об уровне Витиного актерского обаяния и народности типажа. Потом он снимался у Виктора Трегубовича в его ленфильмовских картинах. На весь ВГИК тогда было два таких ярких крестьянских персонажа – Невский и Валя Теличкина. То есть если бы Витя выбрал актерскую карьеру, то из него вышел бы эдакий замечательный гибрид Леонова, Куравлева и Ролана Быкова.
– Я помню его вгиковскую прибаутку: «Мадам, прилягемте у койку!»
– Вот из-за этой «койки» все и случилось. Во ВГИКе, если ты помнишь, система обучения особая. Студенты, а особенно режиссеры, значительное время проводят в кинозалах. Ежедневно мы должны были посмотреть как минимум один фильм из истории советского кино и один – из истории зарубежного. А кроме этого – какие-то лекции по изобразительному искусству, театру, эстетике, марксизму-ленинизму и т.д. и т.п. Поэтому наши кинопросмотры в чем выражались? Если они были с утра, то все студенты с девяти до двенадцати в этом зале спали. Потому что, во-первых, сказывалась наша ночная жизнь, а во-вторых, фильмы далеко не всегда были интересные, а часто – просто обязательные по программе. Поэтому храп стоял поголовный. А наш друг Виктор Невский, как человек живой и верткий, однажды перед сном повернул голову круче других и увидел в окне кинобудки, рядом с лучом кинопроектора, очень симпатичное женское личико. А поскольку вход в кинобудку был прямо из зала, он открыл дверцу, поднялся по лесенке в проекторскую и увидел там молодую девушку-киномеханика с огромными сиськами. Обаяв ее с присущей ему легкостью и сказав ей ту самую заветную фразу, которую ты на всю жизнь запомнил и даже через эмиграцию пронес, он тут же вступил с ней в преступную связь. И дальше в течение долгого времени занятия по истории кино были его самыми любимыми, потому что, когда все садились за парты и засыпали, он уходил в кинобудку и занимался любовью с девушкой-киномехаником. Одно было плохо – каждые десять минут им приходилось прерываться для смены бобин в кинопроекторе. Что, конечно, мешало глубокому усвоению Невским истории кино, но зато придавало пикантность их романтической связи.
Короче, у него возник с ней роман – не роман. Потому что, кроме как в кинобудке, они нигде не встречались. Они не назначали свиданий, не гуляли по осенним аллеям и, как ты понимаешь, не ходили в кино. Они встречались только в этой кинобудке и занимались там только любовью и сменой бобин в кинопроекторе – ничем больше. Поэтому, когда она предложила Вите встретить с ней Новый год, он удивился, но сказал: «Почему нет? Конечно!» И пришел к ней на Новый год с бутылкой «Столичной». А придя, обнаружил, что она не одна, а с подругой, которая тоже очень симпатичная. Выпили, закусили, потанцевали, снова выпили. Снова потанцевали и выпили еще раз. В результате – «мадам, прилягемте у койку!» Прилегли. Сначала с грудастой, с киномехаником, потом втроем. 1 января гуляли целый день то за столом, то в койке, а 2 января утром Витя, счастливый и хмельной от вина и усталости, ушел домой в общежитие.
И теперь, когда эти подружки остались наедине, то, как всякие женщины, они стали обсуждать, что было, и выяснять отношения. И эта «киномеханик» говорит подруге:
– Какая же ты сволочь, какая ты падла, какая ты гадина! У меня с человеком любовь, и я, как порядочная, приглашаю тебя на Новый год – на наш, можно сказать, семейный праздник, – а ты, сука такая, соблазняешь его и трахаешь! Моего, можно сказать, жениха! У нас ведь серьезные намерения были…
Та говорит:
– Извини, какого жениха? Ты что, сдурела? Вы сначала целовались, потом трахались, потом меня подключили к этому делу, и когда он на меня переключился, так это с твоего согласия было! Ты же тут рядом лежала!
А та говорит:
– А ты не понимала, что это я его проверяла? Ведь мы должны были пожениться!
Представляешь? Если бы Витек услышал этот разговор, он бы от изумления заикой стал! Какой пожениться? Он, как только выходил из кинобудки, забывал о ее существовании!
Но у девушек свой кураж, тем более после пьянки. Они же не как мы, они из другого леса. У них настоящая дружба из чего состоит? Из ссор и примирений, примирений и ссор. Одна говорит:
– Ты сволочь, ты гадина, ты такая-сякая!
А вторая:
– Извини, подруга, мы с тобой с детских лет знакомы, столько у нас было общего, я никогда тебе ничего плохого не сделала. А если теперь так получилось, то это потому, что все мужики – подлецы, гады, сволочи. И этой сволочи надо отомстить!
– А как мы ему отомстим? Может, мы его снова позовем и яйца ему отрежем?
– Нет, за это в тюрьму сядем. А надо не нам сесть, а его посадить!
– Правильно! Давай скажем, что он тебя изнасиловал. А я подтвержу! Ты, вообще, подмывалась после этого? Нет? Очень хорошо. В тебе его сперма осталась?
– Вроде осталась… Слушай, давай его действительно посадим, засранца! Чтоб знал!
– Точно! Ну-ка, давай в милицию, быстро!
И они пошли в милицию, написали заявление, что Невский эту Веронику изнасиловал. Милиция тут же повезла ее на экспертизу. Экспертиза обнаружила сперму. Между тем Невский, придя 2 января в общежитие, попал – куда? Ясное дело – на сабантуй, на пьянку. Потому что наша общага после Нового года еще несколько дней гудит так, что жители из соседних домов жалобы в милицию пишут. Мы для них и в обычные-то дни – бельмо на глазу – творческие, блин, работники! А уж на праздники, когда из каждого окна джаз гремит и пробки летят, – ну, ты сам помнишь! В нашем райотделе милиции жалоб на нас и протоколов о приводах в милицию – тонны! Там, если порыться в архиве, все звезды советского кино свои студенческие автографы оставили в виде объяснений и показаний. Даже ты, наверно…
– Не будем уточнять, Саша. Рассказывай.
