Ёран Тунстрём - Рождественская оратория
Свен Гедин избрал себе жизненную стезю в тот ветреный день 1880 года, когда Норденшёльд[44] вернулся на «Веге» в Стокгольм. Тогда он, мальчик, вместе с родителями стоял высоко на Фьелльгатан и смотрел, как падают в воду и гаснут ракеты фейерверка.
Может, и Сиднер примет главное свое решение, если услышит в Стрёмстаде Свена Гедина?
— Хотя, возможно, ты уже слишком взрослый, Сиднер. Ходишь в шляпе и вроде как управляешь магазином. — Она смерила его взглядом с головы до ног. — Ты такой большой, элегантный.
Ему было семнадцать, и он постарался стряхнуть ее взгляд.
— Сперва мне надо поговорить с отцом, верно?
— Попроси его зайти сюда.
— Ему, сказать по правде, нечего надеть. — Арон смотрел в пространство, поверх рулонов тканей и выкроек.
— Это я улажу. Вы знаете, господин Нурденссон, так тоскливо, когда своих детей не имеешь, а нужна помощь с автомобилем и прочими вещами.
— Сиднер не разбирается в автомобилях.
— Ну как же, папа. Мы со Сплендидом…
— Для вашего сына это будет великая минута. Необходимо дорожить детской любознательностью, развивать ее, пока не поздно. Сиднер, ты не заваришь своему отцу чашечку чая?
Арон вздрогнул. Неужто мальчик успел этак здесь освоиться? Он поблагодарил и отказался от чая. Все эти ткани словно бы норовили затереть его, от тяжелого запаха духов было нечем дышать. А, собственно, зачем он ломает себе голову? Сиднер сам себе хозяин. У Арона своих дел хватает. Это ему скоро понадобится совет сына. Ведь река грез по-прежнему увлекала Арона прочь. И его нужно было удерживать.
— Ну что ж, тогда, стало быть…
Фанни была владелицей темно-зеленого «вольво».
Откидной верх опустили, на блестящем радиаторе реяли флажки. Сиднер сидел рядом с нею, гордый, ведь она имела водительские права и на «вольво», и на «форд». Ясное небо дышало щедрыми ароматами бабьего лета. Руки Фанни красиво лежали на руле, на шее сверкали драгоценности, в уши были продеты тяжелые серьги с красными камнями. Через несколько часов они остановились у постоялого двора.
— Закажи все, что хочешь.
Сиднер вполне разбирался в кулинарных изысках. По правде говоря, консервированная лососина, жюльены и мороженое изрядно ему надоели, потому что он частенько ел в гостиничной кухне. И тонкости манер он тоже был не чужд. Царица Соусов научила: иной раз он разыгрывал перед нею короткие сценки, изображая приход в ресторан какого-нибудь посетителя. Самым популярным вариантом было явление Бьёрка, которого он копировал превосходно, недаром ведь Царица Соусов так громко его нахваливала. Он шумно потирал руки, слегка покачивался, отвешивал направо и налево глубокие поклоны, заглядывал на кухню: «Ну, курочки мои, чем нынче кормят?»
Сиднер тщательно изучил меню.
— Форель в кляре и минеральная вода.
— Ты держишься как настоящий светский человек.
— Очень мило с вашей стороны, тетя Фанни, пригласить меня в эту поездку.
Она подцепила вилкой кусочек индюшачьей грудки, положила в рот. Потом перегнулась через стол и пальчиком потрепала Сиднера по щеке.
— Когда ты говоришь «тетя», я кажусь себе ужасно старой. Меня зовут просто Фанни.
— Спасибо. — Он покраснел.
— Или, по-твоему, это… неловко?
Не сделай она паузы, он бы, наверно, не засомневался.
— Я… не знаю пока. Все наладится.
Но вслед за тем он умолк. Он ведь вообще большей частью молчал. Видел себя ведущим речь, а не рассуждающим, как Сплендид. Фразы у него были четкие, правильные, он не владел теми словечками, что градом сыпались с губ Сплендида. Как управляющий магазином, он поневоле заговорил, короткими фразами. Спасибо, спасибо, пожалуйста, приходите еще. Тело его было под стать речи: ни ненужных жестов, ни неопределенных кивков головой или взмахов руками. Он завидовал Сплендидовой манере рассуждать, тот был как будто ближе к вещам. Слова ощупью мельтешили вокруг, принюхивались, отступали, ошибались, начинали сначала. Собственные же его фразы стояли высказанные, предельно четкие, их не сделаешь неуслышанными.
У него страшно закружилась голова, ведь в эту самую минуту он кое-что утрачивал. Внезапно ему уяснилось, что он становится взрослым.
— Ну вот, я все для нас устроила. Ты вдруг очень отдалился, Сиднер.
— Я думал о Сплендиде. Ведь это он обратил мое внимание… на тебя. Он больше стоит такой поездки. Он бедный, отец у него больной.
— Сплендид мне ужасно нравится, если хочешь знать. — И с внезапной горячностью: — Ты ведь не думаешь, что я заставила тебя поехать со мной?
Сиднер проглотил кусочек рыбы и уставился в тарелку.
— Нет-нет. Но он так… хорошо ко мне относился. С самого первого дня нашего знакомства. А я ничего не мог дать ему взамен.
Неправильные слова. «Относился». Будто настало время для прощального подарка.
— Вы конечно же прекрасно относились друг к другу.
— Не надо мне было ехать, — пробормотал он. А она взяла его руку, прямо через тарелки.
— Быть со мной совершенно неопасно. Совершенно.
Когда они добрались до Стрёмстада, в гостинице Сиднер держался в стороне, и ключи от номера взяла Фанни. На стеклянных дверях висела афиша. Доклад состоится в 19.00 в городском парке. Засим желающие могут отужинать вместе с д-ром Гедином, причем все сборы целиком и полностью пойдут на финансирование экспедиции.
Сиднер с сумками поднялся по лестнице. Фанни подошла к одной из дверей, отперла ее, Сиднер внес сумки и поставил на пол.
— А моя комната? Под каким она номером?
Фанни стояла перед большим зеркалом, снимая шляпу, и посмотрела на него в стекло.
— Ничего другого у них не было, только этот номер. — Она широким жестом обвела комнату. — Можешь спать здесь. После лекции можешь спокойно прийти и лечь в эту большую кровать. Я-то вряд ли сегодня засну.
Она вынула из прически шпильку, зажала ее зубами.
— Я могу и в автомобиле заночевать.
— Милый мальчик, — сказала она.
Он огляделся: тяжелые красные шторы на окнах, желтое покрывало на кровати, такой огромной он в жизни не видывал.
— Тетя Фанни… а Гедин знает, что ты приехала?
Она покачала головой и вынула еще несколько шпилек. Руки ее были подняты вверх и занесены чуть назад, она выгнула спину, и взгляд Сиднера прилип к ее пояснице: вот сейчас роскошная грива волной сплывет вниз.
— Я, пожалуй, прогуляюсь, посмотрю город.
— Неплохая мысль. Городок красивый. Погоди… вот немного денег, вдруг тебе захочется зайти в кондитерскую.
— У меня есть свои деньги. — Он попятился к двери.
— Я знаю. Но ведь это я заманила тебя в поездку. Возвращайся к половине седьмого. А я пока приму ванну.
Сиднер сгреб шляпу и вышел.
Моря он никогда раньше не видел.
И сейчас стоял на набережной, вдыхая запах водорослей и дизельного топлива. Несколько больших плоскодонок направлялись к причалу, матросы спускали паруса. Ровно рокотали теннкулевские моторы, дачники в белых полотняных костюмах прогуливались по приморскому бульвару, к вокзалу подъезжал поезд. Здесь была конечная станция железной дороги. Как же далеко он забрался! До Норвегии рукой подать, сколько возможностей — все его существо трепетало от возбуждения. За тридцать эре он купил пакетик почти черных вишен. Поодаль оркестр играл венские вальсы, он нашел киоск с открытками, а потом зашагал к скале у входа в гавань, где приметил кафе. Панорама оттуда открывалась фантастическая: видно далеко, аж до Костерских островов. Множество судов, одни идут в гавань, другие — из гавани. На юго-западе в просвет видно открытое море. Горизонт чист, ничем не замутнен. «Здесь, у моря, чувствуешь себя будто в чужих краях. Скоро я услышу речь Свена Гедина. Мы остановились в…»
Слово «мы» рвет фразу и задевает что-то глубоко под ложечкой. Он откусывает кусочек булки, пытается проглотить.
И тут его вдруг затошнило. Он бегом бросился за кусты, и его вырвало. Рвота обрызгала костюм, открытки в руке.
Фанни расхаживала взад-вперед по комнате, когда около семи он постучал в дверь. Выглядела она изумительно — длинное платье зеленого бархата, широкополая белая шляпа, глаза подведены синим, нежный аромат духов.
— Сиднер, дорогой, я так тревожилась.
Сиднер смотрел в пол.
— Я заплутал, — солгал он. — Спешил со всех ног.
— Это заметно. Ты упал?
— Нет-нет. — Он быстро прошел в ванную, ополоснул под краном лицо, причесался, кое-как оттер пятна с костюма.
— Надо поторопиться, — напомнила она из-за двери.
— Ты иди, я догоню.
— Нет, мы пойдем вместе, ты и я.
Городской парк был прямо напротив гостиницы; множество народу толпилось вокруг, какой-то человек прилаживал громкоговоритель, ребятишки дудели в дудки, издали донесся гудок парохода. Фанни взяла Сиднера под руку.
