Мариуш Щигел - Готтленд
Он говорит, что тогда, в 77-м, вынужден был выступить в театре, но толком не понимал, что происходит. Только позже увидел по телевизору, как это событие было прокомментировано, смонтировано и в результате обрело совершенно иной смысл.
— Однако там ни разу не прозвучало слою «коммунистическая партия», — оправдывается Готт.
Почему же он все-таки туда пошел?
— Конечно, никто не приставлял мне нож к горлу. Я прочитал между строк, что должен пойти. Иначе…
— …иначе вы уже ничего не споете, — прибавила журналистка.
— Да, собственно, сейчас может произойти то же самое, если не плыть по течению, — ответил Готт. — Ведь и при других режимах, если не придерживаться единственно правильной линии, можно плохо кончить. О причинах смерти Монро, Леннона, Моррисона и других в самой свободной стране мы способны только догадываться.
Золотой соловей хорошо знает закулисье. Какое-то время назад он заявил, что Хартию-77 спонсировал Израиль. И вообще он знает много, но рассказать не может, иначе, «если он это напишет, его переедет автомобиль».
Через месяц певец объяснил журналистам, что он вовсе не антисемит. Он всего лишь имел в виду, что подписавшие Хартию-77 получали финансовую поддержку от западных держав:
— Они же не могли нормально работать, их брали только в котельные или мыть окна. Вы полагаете, они бы выжили на свою зарплату?
— Просто на Западе, — говорит журналистка, — нашлось несколько человек, которые им помогли.
— Ну и я этому очень рад, — подытоживает Готт.
У певца немало претензий к тем, кто на него нападает: они не замечают, что он ни разу не спел ни одной строчки, которая бы прославляла коммунистический режим. Зато уже десять лет все перемалывают Хартию, Анти-Хартию, Гусака, Готта и партию.
— Почему же эти обвинители, которые сегодня такие герои, двадцать лет назад всего этого не писали? — вопрошает Готт.
— Вы могли бы прочитать это в самиздате — в официальной прессе их высказывания не прошли бы, — замечает очередная журналистка.
— Не прошли, не прошли… — передразнивает ее певец. — Так почему тогда они не сказали этого по радио в прямом эфире?
Вернемся к Гелене.
Она утверждает, что никакой Анти-Хартии не подписывала, поскольку была тогда на гастролях в Польше: «Меня вставили без моего ведома».
История с Геленой вызывает ряд вопросов. Она была такой знаменитостью, что ее фамилию (если бы она подписала) должны были бы — из идейных соображений — поместить на первую страницу «Руде право». Однако ее подпись появляется только спустя шесть дней после ее коллег, последней в списке и то в середине номера. «Они забыли, что ее нет в стране, а когда вспомнили, то дописали в последний момент. Было очевидно, что ее опровержения никто не напечатает, — объясняет один из коллег Гелены. — Сказать по правде, все мы тогда были молодые и глупые».
Йозеф Шкворецкий, основавший в Канаде самое крупное чешское эмиграционное издательство, написал: «А мы разве были тогда старые и мудрые?»
В чешской прессе на тему Гелены разгорелась дискуссия. (Большинство радиостанций — согласно подсчетам — транслируют ее песни каждый час.)
В письмах читателей, защищающих звезду, появляется все тот же логичный аргумент: считается, что «Руде право», коммунистическая газета, лгала. Она же не писала правды ни о советской интервенции 1968 года, ни о жизни в период нормализации. Если мы признаем, что газета лгала практически во всем, то почему должна была печатать правду о Гелене Вондрачковой?
Спор разрешила сама Гелена.
Она заявила прессе, что любой протест в те времена был равносилен самоубийству. «Если бы в период массового сбора подписей под Анти-Хартией я была дома и коммунисты пришли бы ко мне, то я бы подписала».[36]
Вот уже несколько лет журналисты пытаются разузнать, что в действительности Марта Кубишова думает о Гелене, Вашеке и Кареле. Очень бы хотелось услышать от нее какие-нибудь колкие замечания.
Но Марта молчит, не осуждает.
О Готте говорит как о вокальном феномене.
— А как же те, кто, завидев вас, переходил на другую сторону? Их можно простить?
— Да я не знаю, кого надо прощать. У меня всегда было слабое зрение, и дальше, чем за два метра, я никого узнать не могла. Только два года назад мне сделали операцию лазером, и наконец-то я стала хорошо видеть. Так что надо поблагодарить Бога за то, у меня была сильная близорукость.
Вернемся к Карелу Готту.
Марта говорит, что это человек безупречных душевных качеств.
Именно он в 1996 году стал крестным отцом нового альбома Марты Кубишовой с чешским блюзом.
Он открыл бутылку шампанского и окропил им первый диск.
Сказал, что эта пластинка — малая часть неоплатного двадцатилетнего долга.
Был награжден аплодисментами.
Карел блестяще произносит речи.
В июле 2006 года в Еванах под Прагой открыли его музей с неоновой вывеской «Готтленд» над входом.
Ни у одного артиста — по крайней мере в Чехии — при жизни не было своего музея со штатом экскурсоводов, ведущих экскурсии на трех языках.
Карел Готт — это sacrum в десакрализованной действительности.
Мир без Бога невозможен, поэтому в Чехии, самой атеистической стране, шестидесятисемилетняя звезда играет ответственную роль.
Роль mein Gott[37].
К тому же, в последние годы с ним можно было познакомиться очень близко. Все книги о его эротической жизни стали бестселлерами: «Когда любовницы плачут» (1999), «Марика, или Как молодая девушка нашла свое счастье — три года с идолом» (1999), «В кровати с Готтом. Путеводитель по личной жизни Золотого соловья» (2000), «Из тайного дневника Марики С., или Карелу Готту подобных нет» (2001), «Рапсодия крахмального белья» (2002).
Музей «Готтленд» — это вилла, которую Готт в свое время купил под летний дом. На стоянке, несмотря на будний день, — машины со всего света. На лестнице толпятся пожилые люди. Они нервничают — каждые двадцать минут пускают только по двадцать человек. Большинству из них за шестьдесят. Они поддерживают друг друга, почти никто не хочет отойти в сторону, чтобы присесть на веранде кафе. Все стоят и нервно трясут входными билетами в натруженных руках. Мне кажется, они хотят поскорее убедиться, что их жизнь прожита правильно.
Они обожали Готта и вместе с ним пережили коммунизм.
Если даже он вынужден был «придерживаться единственно правильной линии», так что взять с нас?
Оказаться в «Готтленде» — это все равно, что получить imprimatur[38], удостоверяющую: с прошлым все в порядке.
Мы проходим через кухню Маэстро (так называют его экскурсоводы). «Здесь он обычно готовил, чаще всего рыбные блюда, — говорят они. — В первом ящике — подлинные столовые приборы, которыми он пользовался, будучи уже известным исполнителем».
Все заглядывают в первый ящик.
Вернемся к Марте.
За пражским костелом Тынской Богоматери, недалеко от Староместской площади, в подвале находится один из самых старых театров в Европе. Он называется «Унгельт». С XIV века это был театрик для мытарей, рядом была их канцелярия и место для ночлега. «Унгельт» значит «пошлина». В зале всего тридцать мест: похоже, что это еще и самый маленький театр в Европе.
Марта Кубишова выступает здесь с сольными концертами. Владелец Милан Гейн преклоняется перед ее мощным своеобразным альтом. Марта не старается никому угодить. Она неохотно исполняет попсу. Душещипательная лирика не в ее стиле. Свой вечер она начинает блюзом на слова Павла Врбы:
Жизнь — это мужнина,Который всех женщин сводит с ума.А я ему верю, хоть он и лицемер,Изворотлив как уж,И все же я верю ему,Ведь он мне послан небом,Правда, и небо иногда затягивают тучи.Жизнь — это мой мужчина,Он далеко не из лучших,Почему ж я его люблю?Иногда я боюсь услышать его голос,Вдруг он скажет «конец»И исчезнет —Боюсь увидеть, что он повернулся спиной…
В десять вечера из театра «Унгельт» на Малую Штупартскую улицу выходит горстка людей, и их волной окатывает запах марихуаны. Напротив ночной бар. Смуглые наркодилеры стоят, сидят на проезжей части, улыбаются. В окнах бара подсвеченные красным силуэты drag-queens[39]. Они шевелят губами в такт хитов известных исполнителей.
В грех окнах — три Гелены Вондрачковы.
Лучший пиар
2002.
В редакцию еженедельника «Респект» написал читатель, которому в 1977 году было четыре года.
Он считает, что каждая общественная группа, которая хочет хорошо себя продать, должна приложить к этому усилия. Например, он приходит в книжный магазин и не находит там ничего о Хартии-77. Молодой читатель чувствует, что виной столь слабого пиара «группы Хартия-77» — выработанная годами осторожность и конспиративные привычки ее создателей.
