Джеймс Олдридж - Горы и оружие

— Да, — не стал отпираться Мак-Грегор.

— Ги говорил мне, а я не поверила. Для чего ты связываешься с подобными людьми?

В ответ Мак-Грегор напомнил, что с ними вел дела курд Манаф.

Она растянула губы в брезгливую нитку:

— Ты держись подальше от торговцев оружием. Хочешь разыскивать эти деньги — разыскивай. Но если ты намерен иметь дело с подобными субъектами, то моей помощи больше не жди.

— Как же быть, если деньги уже закреплены за ними сделкой, — возразил Мак-Грегор. — У меня нет выбора.

Время было еще утреннее, и он занялся вскрыванием бурых конвертов с материалами к конференции по ресурсам. Конвертов этих лежала на столе целая кипа, их прислал из Тегерана Джамаль Джанаб. Кэти, видимо, ушла звонить Мозелю, потому что через полчаса тот позвонил Мак-Грегору и сообщил, что переменил мнение насчет полезности голландца с англичанином.

— Напрасно лишь потратите на них время, — сказал Мозель.

— Как так? — удивился Мак-Грегор. — Они ведь обещали соблюсти условия контракта с Манафом Изатом, а это существенно.

В трубке послышался сухой смешок Мозеля.

— Они смогут соблюсти лишь то, что им позволят соблюсти французские законы. Решать теперь уже не им, так что полезней потолковать с теми, кто действительно будет решать вопрос.

— С кем же, например?

— Есть тут человек, без встречи с которым в конечном счете вам не обойтись, — сказал Мозель. — И как раз вчера он просил устроить ему с вами встречу.

— Кто он?

— Американец по фамилии Кэспиан.

— Кэспиана я знаю, — сказал Мак-Грегор.

— И хорошо знаете?

— Нет. Но он мне давно известен по Ирану.

— Тогда вам, вероятно, известно, что он во многом определяет отношение американцев к курдской проблеме. Встреча с ним даст вам некоторое понятие о том, перед какими трудностями вы стоите. А возможно, и заставит вас подумать, стоит ли вам забираться глубже в эти дебри.

Мертвая пауза.

— Вы у телефона? — окликнул Мозель.

— Да.

— Ну так как же?

— Пока могу, я буду продолжать, — произнес Мак-Грегор. — А нельзя станет — кончу.

— Что ж... — И Мозель сообщил, что американец Кэспиан в час дня будет завтракать в старом отеле «Амбассадор», неподалеку от Пийе-Виль. Мак-Грегора там ждут, ему нужно будет лишь назвать себя. — Постараюсь и я подъехать, — заключил Мозель, — но, как вы, вероятно, знаете, мы с Кэти в час отправляемся кататься верхом.

Этого Мак-Грегор не знал, и, когда через полчаса явилась Кэти в бриджах и эластичных сапожках, он окинул ее испытующим и осуждающим взглядом.

Чувствуя, что муж на нее сердится, Кэти отвлекла его вопросом:

— Ты говорил уже с Эндрью?

— Да, у нас был с ним спор. Он хочет переключиться на естественные науки.

— Ну и что же ты выспорил?

— Пусть побудет пока в Париже, — сказал Мак-Грегор. — Нет смысла отправлять его теперь обратно. Все равно он умышленно провалит экзамены.

— И что же его дальше ждет?

— Я постараюсь его переубедить.

Мак-Грегор, прищурясь, смотрел на жену. Ездила она вчера определенно к парикмахеру. Видна искусная рука француза, уложившая красиво подстриженные волосы вокруг миловидного английского лица. Кэти и так красива, ничто в ней и на ней никогда не режет глаза, но теперь она явно стала увлекательной находкой для мастера, и тот придал французскую законченность английским чертам. Кэти оглядела себя в зеркало, немного нахмурясь, словно не совсем довольная тем, что видит. Растрепала слегка волосы, чуть стерла подголубивший веки карандаш. Дернула плечами под упорным взглядом мужа, сказала:

— Придется мне теперь снова привыкать к нормальному внешнему виду.

Мак-Грегор кивнул.

— А ты, я вижу, не одобряешь?

— Ты выглядишь очень красиво.

— Но тебе не нравится.

— Ты теперь другая, — сказал он и вернулся к геологическим бумагам, которые разложил на столе аккуратными стопками.

Но она подошла, присела на край стола и проговорила ласковым голосом, который двадцать три года согревал его, а теперь звучал не часто:

— Пусть не будет между нами распрей относительно детей, какие бы иные передряги нас ни ждали. Прошу тебя, удерживай Эндрью от глупых, слишком самонадеянных поступков.

— Хорошо, — ответил он, точно заключая договор: не допускать распрей в вопросе о детях, какие бы ни ждали передряги.

Он услышал рокот мозелевского «ровера» во дворе. Смотрел, как Кзти уходит, слушал, как она садится в машину, как хлопает дверца, открываются ворота, «ровер» выезжает со двора, ворота затворяются. Затем занялся фотометрическими данными и работал, пока за воротами не продудела повелительно Сеси в своем драндулете. Встав и подойдя к парадным дверям, он глядел, как старик Марэн бежит в шлепанцах отворять ворота.

Сеси привезла с собой Таху; когда они вошли в дом, Мак-Грегор увидел, что на лице у Сеси синяки, на руках — ссадины, а на платье — брызги чьей-то крови. Она поспешила объяснить отцу, что это на них полиция напала на бульваре Сен-Мишель, а они всего лишь наблюдали студенческую демонстрацию протеста против вчерашней полицейской расправы.

— Я просто смотрела, — заверила Сеси.

— Ты, Сеси, меня поражаешь, — сказал Мак-Грегор, снова рассерженный. — Как ты не можешь понять, что если тебя опять арестуют, то выдворят из Франции.

— Ах, но это вздор, — сказала Сеси.

— Нет, не вздор. И притом ведь я велел тебе держаться от демонстраций в стороне.

— Весь левый берег — одна непрерывная демонстрация, — ответила Сеси, — где же прикажешь найти эту тихую сторону?

— Захочешь — найдешь.

Сеси прошла в холл, тетя Джосс ее окликнула:

— Это ты, Сеси, душенька?

— Да, я, — отозвалась Сеси и вошла к тете Джосс со словами: — Посмотри, как меня флики разукрасили...

Таха стоял, усмешливо-спокойно глядел на Мак-Грегора.

— Что бы вы ей ни говорили, на нее не повлияет, — сказал он.

— Так поговори ты с ней.

— Я вот с вами пришел говорить, — улыбнулся Таха.

— Если об этих деньгах, то напрасно трудишься, — предупредил Мак-Грегор.

— О деньгах разговор теперь пустой, — сказал Таха. — Деньги уже у них в руках. Так что придется вам иметь дело с политикой.

— С какой политикой? О чем ты?

Таха пожал плечами.

— Ясно, что сейчас к вам начнут обращаться с политическими предложениями.

Мак-Грегор надел плащ. Казалось, все ушли, оставив старый дом на его попечение, и смирно сидеть тут и ждать становилось непереносимо тягостно.

— Ко мне не обращались и сейчас не будут, — сказал он. — Ситуация осталась прежней.

— А зачем тогда тетя Кэти обедала вчера с Дубасом, сыном ильхана? — спросил Таха.

— С Дубасом?

— О чем они там говорили? — напирал Таха.

— Откуда мне знать? Спроси ее сам, — сказал Мак-Грегор, спускаясь во двор. Он направлялся теперь в отель «Амбассадор» — услышать, что скажет ему американец Кэспиан.

Проводив его до ворот, Таха опять предостерег на прощанье:

— Дело принимает очень грязный оборот, так что будьте осторожны.

— Ладно, буду, — ответил Мак-Грегор. — Что ж мне еще остается?

Глава восемнадцатая

К отелю «Амбассадор» он подошел минут на десять раньше нужного времени и, перейдя бульвар Османна, понаблюдал за французскими рабочими в синих комбинезонах, выгружавшими рулоны газетной бумаги из грузовиков «берлие» в высокие черные окна редакции «Монд». И в грузовиках, и в подъемных устройствах, и в приемах пользования клиньями и рычагами было что-то настолько французское, что Мак-Грегору подумалось, не сводится ли в конечном счете национальный характер к своеобразию трудовых ухваток.

Он вошел в старый отель и точно окунулся в былой мир тети Джосс. «Амбассадор» некогда был возведен, чтобы заполнить пространство плотно и надежно; теперь же он, со своими потускнело затканными стенами и золочеными, стиля ампир, стульями и столиками, составленными в изящные кучки и ждущими гостей, зиял янтарно-желтой океанской пустотой. У портье за стойкой — островком в этом пустынном старом море — Мак-Грегор спросил, где найти мистера Кэспиана, и посыльный провел его в ресторан — типичный ресторан первоклассного парижского отеля. Кэспиан расположился там за угловым столиком, как на давнем и привычном своем месте. Он просматривал письма и бумаги, беспорядочной кучей лежавшие на банкетке и на скатерти.

Вид Кэспиана удивил Мак-Грегора. Какая, однако, перемена произошла в американцах. Те американские миссионеры, врачи, геологи, археологи, дипломаты, которых знавал в Иране его отец, были все старообразно-провинциальной внешности — пресвитериане и квакеры. Американцы же, с которыми Мак-Грегор сталкивался в ИННК или в нефтяном консорциуме, выглядели моложавей и унифицированней, словно им теперь с гораздо большим успехом удавалось копировать друг друга.

Но Кэспиан не был похож ни на тех, ни на других.

— Вы все такой же, — сказал Кэспиан, вскинув глаза на Мак-Грегора, и тут же отвел взгляд, заскользил им беспредметно, точно не существовало ничего вокруг, на чем стоило бы задержаться надолго.