Акилле Кампаниле - Если луна принесет мне удачу

– В общем-то, – сказал он, – эти эскалопы в мадере с жареной картошкой напоминают мне и те разы, когда я никуда не ездил.

– Может быть, – сказала тетя Джудитта, – эскалопы в мадере с жареной картошкой готовят во всем мире?

– Нет, – ответил доктор Фалькуччо, – дело в том, что это я всегда ем эскалопы в мадере с жареной картошкой.

Баттиста страшно мучился. Накладывая себе пищу, он не мог вспомнить, держат ложку в правой или в левой руке. Он неловко поддел и уронил на скатерть кусок жаркого; при всеобщем молчании и под бесстрастным взглядом Гастона д’Аланкура в белых перчатках он безуспешно попытался подобрать его; наконец, ему это удалось, он положил его себе на тарелку, но подумал, что есть его будет неприлично, поскольку он уже падал; потом он начал есть, когда ему показалось, что не есть нельзя.

Проглотив кусок, он почувствовал полную сытость, как будто съел уже очень много, и больше не собирался, если только снова не почувствует зверский голод. Его особенно пугало количество и разнообразие тарелок и ножей, поскольку он не знал, как и когда ими пользоваться.

Вдруг тетя Джудитта сказала:

– Я обнаружила, что кухонный нож сломан.

Солнечный Луч покраснел, подумав, что его могут посчитать виновным в порче кухонного ножа; почувствовав, что краснеет, он подумал: «Сейчас как раз и подумают, что его сломал я». И покраснел еще больше. Ему казалось, что все смотрят на него. Он опустил голову. Ему хотелось провалиться.

К счастью, тетя Джудитта повернулась к доктору Фалькуччо.

– Вы любите пирожные? – спросила она.

– Я их не презираю, – ответил старик. – И как удивительно, что все повторяется: представьте себе, мой дедушка тоже не презирал пирожные.

– Хорошо, – сказала тетя, – тогда что вы скажете насчет этого?

Она положила перед Фалькуччо пирог, пояснив:

– Это моего изготовления.

Доктор попробовал кусочек:

– Превосходно.

– Тогда, – сказала старая дева, – возьмите еще кусочек.

– Послушайте, – сказал маленький старик, – я проявил деликатность, сказав, что ваш пирог превосходен. Имейте же и вы деликатность не предлагать мне больше.

Баттиста вел тяжелую борьбу с большим яблоком, стремясь очистить его при помощи маленькой вилки и не очень острого ножа. Вдруг, в разгар трудной операции, лезвие скользнуло по гладкой кожуре, и яблоко в полной тишине полетело прямо в лицо тете Джудитте.

Гастон д’Аланкур прибежал с другим яблоком. Баттиста, красный как рак, отказался его взять. Но тут же подумал: «Они еще сочтут, что я не умею чистить яблоки». Поэтому, когда Эдельвейс протянула ему яблоко, уже очищенное ею, он резко сказал, чтобы отвести от себя подозрение:

– Мне не хочется.

Он заметил, что допустил неучтивость по отношению к девушке. Ему захотелось плакать. Ему казалось, что вокруг одни враги. Тут кстати сатанинский доктор Фалькуччо, посмотрев на молодых людей, поднял бокал, наполненный шампанским.

– За жениха и невесту! – провозгласил он среди всеобщего замешательства.

Солнечный Луч готов был умереть.

– Шутка, – сказал старичок.

– Но у Эдельвейс уже есть жених, – пробормотала тетя Джудитта с возмущением.

– Однако, однако, – сказал Фалькуччо, показывая на молодых людей и подмигивая, – я думаю, что эта пара уже спелась.

Всем стало неловко.

– Жаль, – сказал ужасный старик, – что сейчас не канун Рождества. А то бы я вам рассказал рождественскую историю.

– Все равно расскажите! – сказала Эдельвейс.

– Я никогда не позволил бы себе ничего подобного, – воскликнул Фалькуччо. Минуту он сосредоточенно думал. – Однако, – добавил он, – я могу рассказать вам какую-нибудь другую историю. Вот эту:

«Это правдивая история, которая была мне рассказана в большой кухне одной из горных гостиниц, у горящего камина, среди молчаливых горцев в накидках, причем слушателей время от времени подогревали стаканами горячего дымящегося вина.

Терезина – знаменитая волчица в здешних горах. Ее история известна всем, и многие утверждают, что часто видели, как она перебегает пустынные дороги после заката или при лунном свете. Сейчас Терезине – так ее зовут местные пастухи – уже порядочно лет. Но когда-то она была молодой волчицей, и ради ее прекрасных глаз немало волков разорвали друг друга на части.

Но волчица бывает обуреваема любовной страстью раз в году, зимой. Тогда носится она по лесам, а за нею бегают стаи похотливых волков, которые дерутся за нее зубами. Памятны кровавые схватки, причиной которых была любовь к прекрасной Терезине. Кровожадная и гордая, она избегала притязаний самцов, предаваясь только наслаждениям охоты. Она проводила ночи в поисках добычи, пожирая всех животных, которых ей удавалось добыть, – от зайца до лягушонка, от собаки до ягненка.

Она пользовалась недоброй славой среди пастухов, которые всячески старались избегать встречи с нею. Ее невероятные быстрота и выносливость спасали ее от любого преследователя. Схватив добычу, она была способна пробежать много километров, держа ее в зубах, не склоняя головы перед ветром, не снижая скорости бега, легкого и стремительного. Так Терезина проводила свою молодость, пренебрегая любовью. Но все волчицы, даже самые гордые и высокомерные, обречены на то, чтобы пасть в объятия волку.

Именно это, по всей видимости, случилось и с Терезиной, если в прошлом году ее не видели в лесах более месяца и если, по прошествии этого времени, ее снова заметили – как утверждают – бегающей по горам, но уже не одну. За ней бежали, виляя хвостом и грызясь, пятеро пушистых волчат.

Но Терезина была уже не та, что прежде. Материнство глубоко преобразило ее. Она образумилась и успокоилась. Осознала свою ответственность и вся отдалась воспитанию детей. Уже не было больше опасной охоты, не было безумных гонок по горам. С того времени волчицу и волчат видели бродящими по лесам, окружающим долину. Они медленно прогуливались, сгрызая по пути какого-нибудь дикого кролика, какого-нибудь медлительного зайца, какую-нибудь безрассудную белку. Они испуганно убегали при виде кабана и обращались в бегство, почуяв даже запах человека.

Уже можно сказать, что пастухи привыкли – издалека, разумеется, – к этой волчьей семейке, которую больше не боялись.

Потому что волки, пока они не попробуют человечьего мяса, не только не нападают на человека, но испытывают перед ним священный трепет. И только свирепый многодневный голод вооружает их необходимой смелостью, чтобы броситься на самое ужасное и убийственное животное в мире: на человека.

Волчата Терезины не знали человечьего мяса, а мать не подавала им дурного примера. Вследствие этого, между ними и пастухами установился некий modus vivendi,[3] с одной стороны основанный на уважении, а с другой – на равнодушии. Волчата бродили по горам, а пастухи безбоязненно смотрели на них издалека.

В этом месте рассказа, господа, я должен перенести его действие в просторную закопченную кухню гостиницы, в которой она была мне рассказана горцами. Сюда, между горящим камином и бочкой вина. Под гирлянды сосисок, свисающих с черных балок под крышей.

Сочельник.

За окном воет ветер, а горы закутаны в снежные шали. Но в просторной кухне жарко и светло. На длинном столе уже дымятся тарелки с полентой. Недавно здесь побывал волынщик, который девять дней пел нам рождественские песни. И сейчас, когда семья сидит за рождественским ужином, время от времени доносятся, то из одного места, то из другого, сначала близко, потом все дальше и глуше, рождественские мелодии волынки, задерживающейся то в одном доме, то в другом.

Но вот раздается стук в дверь.

Кто бы это мог быть, в такой ветер, в такую темную ночь?

Это старый нищий.

Тот, у кого нет никого. У кого нет дома. Кто всегда в пути.

Он пришел в гостиницу, чтобы попросить милостыню – кусок хлеба. На улице холодно и идет снег, а здесь все едят у огня.

Входите.

В углу кухни старик встречает свое нищее Рождество. Он тоже получил свою горячую порцию поленты, кусок сыра и кружку вина.

Он сидит один-одинешенек, ест и ни с кем не разговаривает. Ему хорошо. Он ест и посматривает на тех, кто сидит за столом и радостно шутит. Здесь хозяйка гостиницы со своими дочками, красивыми черноволосыми и крепкими девушками. Здесь деревенские парни, сильные и краснолицые. Во главе стола сидят старшие, сгорбленные и белоголовые старичок со старушкой.

Потом, согревшись и насытившись, нищий встал и собрался уходить.

Почему бы ему не остаться здесь, переночевать под крышей? Найдется место и для него.

Нет, он хочет уйти. Куда? Неизвестно. Он всегда в пути. Его дом – улица.

Ему открыли дверь. Он вышел навстречу ветру, который завернул ему накидку на голову и целую минуту сыпал снегом на кухню.