Юля Лемеш - Убить эмо
Какая пошлятина. Я стала пошлой изнутри. У меня от любви поросли пошлые мысли. Кошмар!
Когда-то случится первый раз. Как это будет? Больно? Стыдно? Как себя вести? Вдруг я покажусь ему неловкой? Просмотры порнушки и советы подруг не помогут вести себя правильно. Если делать так, как в порно, он подумает, что я развратная и у мня кто-то был до него. А подруги твердят, что нельзя лежать как колода. Мальчикам это не нравится.
Тут я подумала, что если это событие случится у меня с Кириллом, то пусть он и старается, чтоб все прошло хорошо. А что, если и он в этом вопросе ничего не понимает? Вот засада.
Тут до моего слуха донеслось брюзжание мамы:
– Ты не знаешь, где она шатается. А я знаю! Милые люди – уже кто-то донес, приукрасив грязью собственных измышлений.
– Он наркот. Про которого сестра рассказывала.
– Ну ни фига себе! Как компьютеры хапать, так первая… – возмущаюсь я наглостью директрисы.
– Не сметь! Твоего любовничка прислали к нам на лечение. Он сначала в клинике в Швейцарии лечился, а потом – к нам. В культурный город. Чтоб соблазнов поменьше.
– Мама, ты что, совсем охренела? Кирилл не наркоман и никогда им не был. Он и в Швейцарии не был. И в нашем, блин, культурном городе наркотиков завались, хоть жопой ешь. Так что неувязочка!
– Он ей совсем мозги запудрил! Она под его дудку пляшет!
– Уймись! – Это папа решился подать голос в мою защиту.
– Они оба наркоманы! – ошеломленно догадалась мама, вытирая подолом зареванное Митькино лицо.
– Ага. А еще мы вчера сообща изнасиловали статую в городском парке!
– Как? – подключился к разговору удивленный Митька.
– Не слушай. Я шучу. У тебя жутко шутливая сестра. Привыкай.
– Папа, как изнасилуют статуй? – не унимался любознательный ребенок.
– Вот видишь, чему она учит твоего сына? Некоторое время я переодевалась, слушая, как ругань переживает все мыслимые стадии.
– Я его даже не люблю, – сообщила я в сторону кухни.
– Ну и дура, – пожав плечами, парировал папа.
– Скажи ей, что хватит ко мне придираться. Я теперь нормально учусь, и все такое.
– Про все такое передам непременно. Но возвращаться лучше пораньше, а то она волнуется.
Если бы дело было в родительском беспокойстве, вызванном любовью к собственному ребенку, я бы попробовала измениться. Но тут дело в другом. Тетка, которая является авторитетом для мамы, гонит пургу на Кирилла.
Это что-то новенькое!
* * *У меня на время все вылетело из головы. Забылась грызня с мамой и ее нелепые подозрения насчет наркотиков.
Кириллу пришлось уехать. Прямо в школу приехала ментовская машина и увезла его без всяких объяснений. Его, словно преступника, прямо с урока забрал милиционер, одетый по форме.
Одноклассники поглядывали на меня. Кто злорадно, кто с сочувствием. Но всем им было любопытно, как я стану реагировать. Не дождетесь!
Впервые у меня возникло желание сохранить лицо. Это были мои, и только мои эмоции. Я чувствовала себя шпионом в тылу врага. Чуть обозначишь расстройство, тебя сразу поставят к стенке и – «заряжай, пли!». Начнутся искренние и лицемерные соболезнования. Лучше сделать вид, что давным-давно была в курсе такого поворота событий.
Ирка, та просто наглела на глазах. Она забыла, где находится, откинулась на спинку стула и торжествующе разглядывала меня, словно прикидывала, с чего начать. Съесть, что ли, собралась?
Делая вид, что прилежно списываю непонятные формулы с доски, я тревожно думала, что стряслось и когда Кириллу удастся мне позвонить? И вернется ли он обратно? И куда его повезли?
Блин, никакой информации!
На перемене наиболее активные подкатили с соболезнованиями. Будто Кирилл помер у всех на глазах. Будто я теперь вдовица безутешная. Не в состоянии произнести хоть слово, я скрылась в туалете и набрала его номер. Абонент недоступен. Следующая попытка. Вне зоны. Как это мило. Деньги дерут, а зона все «вне».
Хотелось свалить домой. Мимоходом заглянув к тетке Кирилла. Которая все врет и меня не любит. Ну и черт с ней, что не любит, не жениться же нам в самом деле. Главное – узнать, куда делся Кирилл. Но потом я подумала, что ему наверняка не понравится такая суета. Быть может, он сейчас войдет, сядет рядом, и снова все будет как раньше. Он преспокойно вернется, а я в это время буду метаться по всяким нелюбезным теткам.
Высидев еще один урок, я снова ринулась в сортир.
– Понос на нервняке продрал! – насмешливо подколола меня Ирка.
«Вне зоны». Да что они там, охренели, что ли?
– Да не парься ты, – начала было Алка, закуривая толстую сигарету с ароматом вишни. – Все равно он отсюда уехал бы. Надеюсь, у вас ничего серьезного? Ты случаем не того, уа-уа, пеленки, памперсы? А то смотри, у меня есть к кому обратиться.
Дым тянулся в открытое окно, словно грязная желтая веревка.
– Учебный год скоро тю-тю. Месяцок страданий, а потом лето. Свобода! Ты куда летом собралась?
– Никуда. У предков денег нет. Говорят, все на Митьку уходит. Словно он слон, который объел всю капусту.
– А к бабке?
– Ты забыла, она же померла.
– Точно. Я как-то не подумала. А другая где? У всех по две бабки. Что, обе помре? Не везет тебе. Ничего, летом везде хорошо. Мы с моим сладким собрались на море махнуть. На машине. Может, и ты с нами? – вежливо, но с надеждой на отказ, предложила Алка.
– Спасибо – нет.
Снова «вне зоны». Вот гадство!
– Как знаешь, – пожала плечами Алка и, предварительно осмотрев окурок, бросила его в окно.
Посреди последнего урока у меня запиликал мобильник. Презрев все приличия, я рванула в коридор с воплем «Ты где?».
Было скверно слышно. Кирилл быстро сообщил, что он едет домой к родителям. Что там что-то случилось. И что он обязательно вернется.
– Веди себя прилично. Доеду – перезвоню.
Неприлично ухмыляясь, я забрала свои пожитки и, гордо задрав голову, промаршировала прочь.
– Стася, как можно? Посреди урока! Куда ты? – всполошилась химичка.
– У нее понос! – Громкий Иркин голос прозвучал как лозунг на митинге.
– Точно. Он. Возможно, отравилась в буфете. Вы, случаем, салат оливье не кушали сегодня?
Прижав руки к пузу, я вывалилась из класса. И, счастливая, поскакала по лестнице вниз. На свободу.
* * *Танго азартно резался с Сурикатом в шахматы. Ситуация осложнялась полным незнанием правил игры. Поэтому они беспрестанно спорили и ругались.
– Не стой столбом, поставь чайник на плиту. У меня во рту пересохло.
Кухня у Танго оказалась грязной до изумления. На протертой до дыр клетчатой клеенке расползлись разноцветные липкие пятна. Чтоб немного успокоиться, я отыскала остатки чистящего порошка, огрызок зеленой губки и вымыла стол и табуреты. Теперь есть на что сесть.
– Умничка. Что кислая такая? Обопрись на мое крепкое дружественное плечо и поведай старому доброму Танго, кто маленькую расстроил.
Пришлось вкратце рассказать.
– И что ты с ним спуталась? Он же не из наших. Тем более из Содома и Гоморры.
– Да забей ты на него, – поддержал его Сурикат, шустро мухлюя с ферзем.
– Вертай королеву взад!
– У него что, глаза на затылке? – Сурикат переставил фигуру на прежнее место.
Чайные пакетики вызвали у меня смутное беспокойство своим помятым видом.
– Ты случайно в трусах их не носил?
Сурикат заржал как тяжеловозная припадочная кобыла.
– У нас появилась новая тема, – Танго отпил глоток и многозначительно посмотрел на мою реакцию. – Девочка не реагирует. Девочка втрескалась, ей не до тем.
– Рассказывай, – я сообразила, что раньше вечера звонка Кирилла ждать нет смысла.
– Слушай сюда. Девчонки нам соорудят клоунские костюмы, и мы завтра будем работать на детском утреннике.
Танго в клоунском костюме запугает самых отважных детей. Наверное, он не серьезно предполагает «работать».
– Да нет. Все просто. У меня один приятель забился отработать этот гребаный утренник, а ему срочно надо сваливать по делам. Так что надо спасать.
– По-моему, это детей надо спасать, – возразила я.
– У нас и сценарий есть. А Сурикат им немного помузицирует, – невозмутимо продолжал Танго.
– И спою! – вызывающим голосом выпалил предполагаемый музыкант.
– Нет! – заорали мы хором.
– Не больно-то и хотелось. Чтоб вы знали, на мои стихи слагают музыку. Прочесть?
– Валяй.
– Кроткие глаза. Розовая челка. Кто тебе сказал, Что ты не девчонка?
– Отстойное говенное фуфло. Самое фуфлыжное фуфло в мире.
Сурикат оскорбился. Подошел к буфету и вытащил фотографию Танго в младенчестве:
– Импровизация! Слабонервных прошу удалиться. Я не могу творить в обстановке тотального неприятия.
Когда был Танго маленький С кудрявой головой, Он резво срался в памперсы, От счастья сам не свой.
С трудом отобрав половину фотоснимка, Танго скривил рожу, придумывая ответ в свойственной автору манере:
