Вячеслав Бондаренко - Взорвать «Аврору»
– Прощаетесь? – раздался где-то рядом приятный мужской голос. Владимир попытался оглянуться, но это у него не вышло – настолько плотно стояли рядом чужие люди. Определил только, что говорил сосед слева, также стиснутый другими.
– Навсегда, – с грустной усмешкой отозвался Владимир на вопрос неизвестного.
– Никогда не употребляйте этого слова, коллега, – наставительно прозвучало слева. – Тоже на Дон?
Сабуров вздрогнул. Снова захотелось повернуться к собеседнику, но ему не дали.
– Да вы не опасайтесь, я сам на Дон, – хмыкнули слева.
– С кем имею честь, простите?
– Да какая разница, – прозвучало в ответ. – Все мы теперь без роду без племени.
– А я все равно вас нашла, – раздался над ухом знакомый голос.
Владимир резко обернулся. Перед ним стояла Елена. Глядела на него без упрека, без разочарования. Странное дело, но Сабуров испытал что-то вроде облегчения, когда увидел ее. Словно появилась в Ленинграде родная душа, хотя еще несколько часов назад он даже не знал эту девушку. Набережная была безлюдной, но теперь Владимир и без того, сам не зная почему, был уверен в том, что не Елена снабдила чекистов его приметами.
– Не знаю почему, но я ждал этого, – усмехнулся он.
Елена пожала плечами.
– Вот странно… Мы же расстались вроде как насовсем, не обещая никакой встречи друг другу.
– А почему встретились снова? – улыбнулся Сабуров.
– Потому что Петербург очень маленький. И еще потому что я иду в Летний сад, когда мне грустно. – Она помедлила. – И еще потому, что я этого хотела…
– А я ждал… – Владимир выбросил окурок папиросы в Неву и проследил за тем, как его подхватила осенняя вода. – Странно, я ищу, ищу одного человека и не могу найти, а вас встречаю без всяких поисков.
– Это тот самый человек, которого вы искали через горсправку? Барышня, конечно?.. – Елена взяла Владимира под руку. – Пойдемте в сад. Заодно и расскажете.
Летний сад охватили ноябрьские сумерки. Среди облетевших деревьев с печально опущенными ветвями медленно передвигались фигуры сторожей, закрывавших мраморные статуи деревянными ящиками. Двое рабочих, стоя на лестницах, прислоненных к стволам деревьев, натягивали поперек аллеи красный транспарант с надписью «Слава вождю пролетарского Ленинграда тов. КИРОВУ!»
Посетителей в саду не было. Владимир и Елена медленно шли под руку по аллее, разглядывая те статуи, которые еще не успели укрыть на зиму.
– Как здесь странно и тихо, – негромко заметила девушка. – Помните, у Ирины Одоевцевой были стихи о том, как она поменялась телом вот с ней?.. – Она кивнула на мраморную статую нагой богини со щитом в руках.
– Увы… Я почти перестал читать стихи в последнее время, – сознался Сабуров.
– Хотите, прочту?
– Конечно.
Он сказал: «Прощайте, дорогая,Может быть, я больше не приду».По аллее я пошла, не зная:В Летнем я саду или в аду.
Тихо, пусто. Заперты ворота.Но зачем теперь идти домой?Меж деревьев черных белый кто-тоБродит, спотыкаясь, как слепой.
Вот подходит ближе. Встала рядомСтатуя, сверкая при луне,На меня взглянула белым взглядом,Голосом глухим сказала мне:
«Хочешь, поменяемся с тобою?Каменное сердце не болит.Каменной ты станешь, я – живою.Встань сюда, возьми мой лук и щит».
«Хорошо, – согласно я сказала, —Вот мое пальто и башмаки».Статуя меня поцеловала,Я взглянула в белые зрачки.
Губы шевелиться пересталиИ в груди не слышен теплый стук.Я стою на белом пьедестале,Щит в руках и за плечами лук.
Утро… С молоком проходят бабы,Дети и чиновники спешат,Звон трамваев, дождь и ветер слабый,И такой обычный Петроград.
Господи! И вдруг мне стало ясно:Мне любимого не разлюбить,Каменною стала я напрасно,Камень будет дольше тела жить.
А она уходит, напевая,В рыжем клетчатом пальто моем.Я стою холодная, нагая,Под осенним ветром и дождем.
– Вы сказали, что перестали читать стихи, – помолчав, продолжала Елена. – У вас нет времени на них?
– И времени, и сил. Иногда в порту так руками намашешься, что потом разогнуться трудно. Тут уже не до стихов…
– «Есть одна конторка на Васильевском острове»? – лукаво спросила девушка.
Владимир мысленно проклял себя.
– Ну да… там же гавань.
– В которой вы работаете грузчиком… – Елена взяла в свою руку его натруженную ладонь, взглянула на следы мозолей, провела по ним пальцем. – Я заметила это, еще когда мы танцевали. Как это печально.
Сабуров отнял у нее руку.
– Странно, вы… вы сначала произвели на меня такое впечатление…
– Какое? – Елена грустно усмехнулась. – Девочка для развлечения бывшего штабс-капитана Епишина и не только его одного?
– Да нет, что вы… – смутился он.
– Ну а какой еще быть, когда все прежнее исчезло? – устало проговорила Елена. – Все хотят строить новый мир, а я не хочу. Мне было прекрасно в старом мире.
– Ваши родители…
– Их нет. Помните, когда Канегисер убил Урицкого? Мне было тогда шестнадцать. Тогда ЧК взяла заложников, много заложников… Родители собирались уезжать в Финляндию, но не успели.
Владимир отлично помнил эти сентябрьские дни восемнадцатого. Тогда Петроград был перетряхнут чекистами от фундаментов до чердаков, и он уцелел буквально чудом.
– Мне очень жаль, – глухо сказал Сабуров. – Простите.
– За что? – Елена нервно передернула плечами. Ее речь становилась все более путаной и рваной, язык заплетался. – Это вы простите, я ничего не делаю, я просто птичка на глупой ветке… есть такая песня у этой идиотки Лизы Рихтер. А вы – вы молодец. Приехали сюда, что-то делаете… Впрочем, ненадолго…
– Что ненадолго? – не понял Владимир.
– Да потому что вас скоро возьмут. Они тут всех берут, без разбора. Вот Борюсик как-то еще держится. Хотя, думаю, его используют ради приманки, зачем-то он им еще нужен…
Владимир остановился, взглянул в глаза Елены. Увидел расширившиеся, помутневшие зрачки.
– Елена, вам плохо?
– Да, конечно, плохо, – равнодушно проговорила она. – Всем сейчас плохо. Особенно если вместо кокса дают такой вот бодяжный страх… они, наверное, даже мела туда добавили, гады. Что? – спросила она деревянным голосом.
– Ничего. Куда вас отвести?
– Отвезите меня… – Елена задумалась. – Знаете, в детстве, в гимназии, все это учишь, учишь, красивые названия, география, Портофино, Сан-Себастьян, а сейчас… Господи, да есть ли оно, Портофино это?.. – Она поникла головой, взглянула исподлобья, виновато. – Ради Бога, простите меня. Накатило. Сейчас отпустит.
Он неловко обнял девушку, гладя ее по голове. Хлюпая носом, Елена пробормотала:
– А вы мне обещали про барышню рассказать.
– Про какую барышню?
– Которую вы ищете и не можете найти.
К вечеру на Главпочтамте стало несколько посвободнее. Все, кто считал необходимым поздравить родных и близких с завтрашним праздником, уже сделали это, и у окошек стояли только те, кто заскочил на почту после работы. На лицах людей лежала тяжелая, как грим, печать дневной усталости. Работницы почтамта тоже двигались медленно, словно через силу.
К окошку, где выдавались телеграммы до востребования, подошел усатый мужчина лет тридцати в сером пальтишке и кепке. Сидевшая на выдаче заведующая устало взглянула на него.
– Посмотрите Сазонову, пожалуйста, – попросил мужчина, протягивая удостоверение личности.
«Сазонов! – фамилия эхом отозвалась в голове заведующей. – Сазонов!» Она вдруг почувствовала страшную слабость во всем теле. Это о нем просил сообщить в ОГПУ тот чекист, который приходил днем…
Боясь взглянуть на Сазонова, заведующая машинально отыскала среди телеграмм утреннюю, предназначенную ему. Мужчина пробежал текст глазами, нахмурился и, как показалось заведующей, даже губу закусил от досады. А потом попросил бланк международной телеграммы.
«Шпион! – Ноги заведующей окончательно ослабели. – Куда бежать-то, господи?» Она много читала в газетах о том, что международная буржуазия готовит интервенцию против СССР и с этой целью вербует наших граждан и засылает бывших белогвардейцев через границу. Но когда увидела такого вот завербованного перед собой, невольно растерялась.
Она жестом подозвала к себе помощницу и, склонясь к ее уху, шепнула:
– Нюра, давай за милицией.
– Зачем? – оторопела Нюра.
– Давай, я тебе сказала!.. Быстро!
Помощница боязливо оглянулась по сторонам и зашагала к выходу. Милицейский пост был совсем рядом, так что теперь нужно было задержать шпиона до прибытия властей.
Впрочем, загадочный Сазонов явно не торопился и не боялся быть разоблаченным. Он неспешно заполнил бланк телеграммы, аккуратно промокнул чернила и снова встал в очередь, которая успела вытянуться к окошку. «Ишь ты, культурный гад, – с ненавистью подумала заведующая, – не толкается, не лезет без очереди… Не хочет внимания привлекать, наверное». Впрочем, даже при большом желании распознать в Сазонове шпиона было бы нелегко. Мужчина как мужчина, высокий, с русыми усами… Увидишь – пройдешь мимо.
