Нина Воронель - Секрет Сабины Шпильрайн
Рассказы Сабины так отличались и от нашей сегодняшней жизни и от вчерашней, что они часто казались мне сказками. Я сидела у стола, а она лежала на кушетке лицом вверх и говорила ровным монотонным голосом, так что постепенно в ее словах растворялась наша бедная холодная комната с потертым ковром и разномастными стульями, а на ее месте вырастали удивительные нарядные города, по улицам которых прогуливались беспечные нарядные люди. И тогда мне становилось понятным название «сеансы» - я так глубоко погружалась в сказочный мир этой невероятной чужой жизни, что он и вправду напоминал кино.
Начинался следующий сеанс. «Представляешь, - говорила Сабина, - тогда, перед Первой мировой войной в Вене все обязательно носили головные уборы: шляпы, котелки, цилиндры. А женщины щеголяли в шляпах и шляпках. Ах, какие у меня были шляпы! Одна - жесткая, из белого кружева, пропитанного каким-то скрепляющим составом, другая из черного бархата, мягкая, с широкими полями, сбегающими на лоб. В этих шляпах я превращалась в сказочную принцессу, на меня оборачивались мужчины, за мной следили глазами проходящие мимо дамы».
Я мысленно примеряла эти дивные шляпы, выбирала одну, Сабина другую, и мы сказочными принцессами проносились по венским проспектам, сперва к Собору Святого Стефана, оттуда по Кертнерштрассе мимо Королевской Оперы к готическому замку Гофбурга, забегали в Испанскую школу верховой езды и в Музей Липиццанеров, - куда угодно, только бы подальше от нашего разоренного города, над которым никогда не смолкало тяжелое уханье пушек. Потому что немецкая армия не ушла далеко, а залегла в отдаленном пригороде и оттуда лениво постреливала куда придется.
Сперва у нас в квартире было страшно холодно, потому что паровое отопление не работало, а топить печку на кухне было нечем. Но однажды к нам ворвалась Шурка с каким-то хромым стариком, который нес на спине железную бочку с трубой, и объявила, что дядя Федя сейчас поставит нам буржуйку, а о цене она уже с ним сговорилась. Пока дядя Федя прилаживал буржуйку рядом с пианино и выводил трубу в форточку, Шурка увела Сабину в мою комнату и они там долго кричали друг на друга. Но потом договорились, и Сабина ушла в свою спальню, чтобы вытащить из-под кровати заветный сундучок.
Она вынесла оттуда что-то завернутое в полотенце. Покончив с трубой, дядя Федя осторожно отогнул уголок полотенца, - в нем была драгоценная ваза, оставленная нам Лилианой. Дядя Федя довольно кивнул, цокнул языком и молча захромал вниз по лестнице. «Следующий вопрос - задумалась Сабина, - чем эту буржуйку топить?» «Мебелью, чем еще?» - быстро нашлась Шурка. «Да, конечно, только мебели у нас немного». Тут Шурка изобразила из себя взрослую и практичную: «Это мы с Линкой должны обсудить наедине».
Я сразу догадалась, что она хочет со мной обсудить, - свои драгоценные отмычки, открывающие любые двери. Сабину мы решили в это не посвящать, - а вдруг она откажется, кто ее знает? О наших приключениях при хищении мебели из покинутых квартир я рассказывать не буду, о них можно написать целую книгу. Скажу только о том, как хорошо, как сладко было разматывать всю зиму клубки Сабининых сеансов под веселый треск обломков чужой мебели в нашей прожорливой буржуйке.
Но как можно было стибрить то, чего ни у кого не было? Купить тоже было негде, даже если бы было на что - магазины так и не открылись, открылись только распределители, где жратву выдавали по талонам. Но талоны выдавали не всем, а только тем, кто их заслужил. Мы с Сабиной заслужить их ничем не могли, а наши небольшие припасы, принесенные мамой Валей в рюкзаке, таяли на глазах. Казалось, надеяться было не на что.
18.
Спасение явилось неожиданно и волшебно - к нам пришла не фея из сказки, а директриса моей школы Лидия Петровна. Сначала она притворилась, будто пришла сказать мне, что со следующей недели в школе начинаются занятия. Не успела я удивиться, что директриса Лидия Петровна, которая раньше вообще меня не замечала, самолично явилась, чтобы мне об этом сообщить, как она открыла истинную причину своего появления.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ВЕРСИЯ САБИНЫ
17.
Вышло так, что Шурка напрасно обожгла свой палец - немцы так и не успели приехать за Сабиной, через три дня их выгнали из города. Все эти три дня за городом ухали и грохотали пушки, а в небе, выше пушек, на разные лады завывали самолеты. Мы уже научились отличать прерывистый лай немецких истребителей от ровного завывания наших бомбардировщиков, хотя результат их действий был неотличим - от их бомб и снарядов одинаково рушились дома и гибли люди.
Откуда нам было знать, что немцы уходят? По нашей улице они не уходили, если не считать нескольких мотоциклов, стремительно промчавшихся от Ворошиловского проспекта к Буденновскому, - скорей всего их армия отступила в другую сторону, на юг или на восток, я не очень отличала.
О том, что они ушли из города, нам сообщил неожиданно оживший громкоговоритель. Он вдруг затрещал, задышал и сказал красивым голосом диктора Левитана: «Сегодня, 28-го ноября советские войска освободили от немецких захватчиков город Ростов-на-Дону». Не успел он произнести эти волшебные слова, как улица заполнилась народом. Всю эту страшную неделю казалось, что в домах за закрытыми ставнями нет ни одного человека - ни в одном окне вечером не загорался свет, никто не выходил из подъездов, не шел по тротуарам и не переходил улицу на перекрестках.
Только иногда большая зеленая машина подъезжала к какому-нибудь дому, из нее выскакивали немецкие солдаты, заходили в подъезд и выводили оттуда каких-то людей. «Евреи», - шептала Шурка, которая повадилась приходить к нам каждый день и следить за происходящим сквозь щелочку в ставнях. Из ее окон улица не была видна, они выходили во двор и в соседний переулок.
Я раздвинула ставни и распахнула окно. В лицо мне пахнуло свежим воздухом, холодом, дождем и праздником. Изо всех дверей высыпал народ - женщины, дети, старики, - они плясали от радости и целовались. «Рано радуются, - вздохнула Сабина у меня за спиной, я и не слышала, как она подошла. - Еще наплачутся». «Как же не радоваться? Немцы ушли, и больше никто не приедет за тобой в зеленой машине». «Зато кто-то другой может приехать за мной в черной, - сказала Сабина. - Так что пойдем, продолжим наш сеанс».
Она часто употребляла странные слова из своей другой жизни, которые кроме нее вокруг нас не употреблял никто. Нашу с ней ежедневную игру в психоанализ она называла сеансами, а до того я думала, что сеансы бывают только в кино. То есть это я считала наши сеансы игрой, а она уверяла меня, что я помогаю ей бороться с желанием умереть. Сеансы мы с ней проводили каждый день.
Рассказы Сабины так отличались и от нашей сегодняшней жизни и от вчерашней, что они часто казались мне сказками. Я сидела у стола, а она лежала на кушетке лицом вверх и говорила ровным монотонным голосом, так что постепенно в ее словах растворялась наша бедная холодная комната с потертым ковром и разномастными стульями, а на ее месте вырастали удивительные нарядные города, по улицам которых прогуливались беспечные нарядные люди. И тогда мне становилось понятным название «сеансы» - я так глубоко погружалась в сказочный мир этой невероятной чужой жизни, что он и вправду напоминал кино.
Начинался следующий сеанс. «Представляешь, - говорила Сабина, - тогда, перед Первой мировой войной в Вене все обязательно носили головные уборы: шляпы, котелки, цилиндры. А женщины щеголяли в шляпах и шляпках. Ах, какие у меня были шляпы! Одна - жесткая, из белого кружева, пропитанного каким-то скрепляющим составом, другая из черного бархата, мягкая, с широкими полями, сбегающими на лоб. В этих шляпах я превращалась в сказочную принцессу, на меня оборачивались мужчины, за мной следили глазами проходящие мимо дамы».
Я мысленно примеряла эти дивные шляпы, выбирала одну, Сабина другую, и мы сказочными принцессами проносились по венским проспектам, сперва к Собору Святого Стефана, оттуда по Кертнерштрассе мимо Королевской Оперы к готическому замку Гофбурга, забегали в Испанскую школу верховой езды и в Музей Липиццанеров, - куда угодно, только бы подальше от нашего разоренного города, над которым никогда не смолкало тяжелое уханье пушек. Потому что немецкая армия не ушла далеко, а залегла в отдаленном пригороде и оттуда лениво постреливала куда придется.
Сперва у нас в квартире было страшно холодно, потому что паровое отопление не работало, а топить печку на кухне было нечем. Но однажды к нам ворвалась Шурка с каким-то хромым стариком, который нес на спине железную бочку с трубой, и объявила, что дядя Федя сейчас поставит нам буржуйку, а о цене она уже с ним сговорилась. Пока дядя Федя прилаживал буржуйку рядом с пианино и выводил трубу в форточку, Шурка увела Сабину в мою комнату и они там долго кричали друг на друга. Но потом договорились, и Сабина ушла в свою спальню, чтобы вытащить из-под кровати заветный сундучок.
