Катарина Причард - Девяностые годы
Салли решила, что ее объяснение с мужем можно спокойно отложить до того времени, когда они останутся одни.
Олф и Лора попытались убедить Морриса не брать Салли с собой в Хэннан. Ведь их дом почти готов, говорили они, и Салли может пожить у них, пока Моррис построит что-нибудь для нее.
— Очень вам благодарен, — ответил Моррис. — Но я уже условился: миссис Гауг остановится в гостинице.
Тут-то и вмешался Билл Фогарти:
— У тебя чудесная женушка, Моррис, — сказал он с восхищением. — Моя хозяйка говорит, пусть она живет у нас, сколько захочет, и мы будем платить миссис Гауг такое жалованье, какое она только пожелает.
— Миссис Гауг — не служанка, — надменно процедил Моррис.
— Бесстыжие твои глаза! — вспыхнул Билл. — А кто говорит, что она служанка? Ты, пожалуйста, передо мной нос не задирай, мистер Гауг. Это тебе вовсе не пристало. Твоя жена — желанная гостья в моем доме в любое время, чего не могу сказать про тебя.
— Извини, Билл, — тон у Морриса был виноватый. — Я сегодня не в своей тарелке. Если бы вы не виделись с миссис Фогарти два года, я уверен, что и ты вел бы себя не лучше.
Олф громко засмеялся, чтобы рассеять неловкость, и Билл Фогарти смягчился.
— Пойдем выпьем, — сказал он. — Кто старое помянет…
Мужчины ушли в бар, а Салли принялась убирать со стола. Лора помогала ей. Если нужно показать Моррису, что и она при случае готова подсобить миссис Фогарти, то она сделает все, что в ее силах, заверила она Салли.
Когда Моррис неторопливо вышел из бара, Салли увела его в свою палатку на дворе.
— Как ты могла так унизить меня? Прислуживать за столом в этом мерзком кабаке! — кричал Моррис.
— Но, дорогой мой, — сказала Салли, — что же я могла поделать? У меня не было денег, чтобы платить за комнату, и я не хотела, чтобы мистер Брайрли платил за меня.
— А почему бы и нет? Олф теперь богатый человек.
— Я предпочитаю никому не быть обязанной, — твердо ответила Салли.
— Может быть, и следовало задобрить Билла Фогарти, — согласился Моррис. — Я ему должен несколько фунтов. Но надо было сохранять собственное достоинство и помнить, что ведь тут очень много англичан, а мы занимаем определенное положение в обществе.
Глаза Салли сверкнули.
— По крайней мере мистер и миссис Фогарти поймут, что я старалась не злоупотреблять их добротой, — крикнула она. — Нелепо говорить о достоинстве и положении, когда человек совершенно беспомощен!
— Дик Иган, Каммальери и многие другие парни заработали кучу денег в Хэннане, — сказал Моррис. — Хэннан будет главным прииском, а не Кулгарди. Мы ищем не россыпное золото, а рудное. Если участок, который мы сейчас разрабатываем с Фриско, оправдает наши ожидания, мы можем рассчитаться со всеми и жить, не стесняя себя, до конца наших дней.
— Если!.. — возразила Салли. — А пока я не желаю, чтобы люди говорили, что мы должаем и не платим долги.
— Все дело в том, — сердито сказал Моррис, — что тебе вообще не следовало уезжать из Южного Креста. Мужчина живет на приисках как придется и забывает обо всем остальном. А женщине здесь не место, особенно моей жене. Но раз уж ты приехала, я не намерен оставлять тебя тут на милость любого негодяя. Да, да, я знаю, мне следовало раньше приехать за тобой. Но я просто не мог ни выпросить, ни занять, ни украсть повозку.
Пристальный взгляд Салли смутил его. Он привык к тому, что она исполняет все его желания; привык к безусловной преданности. Он просто рот разинул, когда она проговорила:
— А я бы предпочла остаться здесь, Моррис, и работать у миссис Фогарти.
— Об этом и речи быть не может, — отрезал Моррис. — Мы уедем в Хэннан завтра утром.
Но они не уехали на следующее утро. К полудню весь город, точно котел, кипел новостями о богатой находке. В последние дни об этом ходило столько слухов! Из зарослей вернулся старик золотоискатель, и мешочки у его пояса были битком набиты. Он заявил, что вернулся только потому, что заболел, но тут же отправился выпить. Он щедро тратил свое золото и хвалился, что нашел с товарищами богатую жилу.
— А кто они, твои товарищи?
— Где у них лагерь?
Было совершенно ясно, что старик рано или поздно выболтает свою тайну. Пошли самые невероятные слухи. Старатели осаждали контору инспектора, требуя подробностей относительно новой находки.
Когда выяснилось, что Джек Миллз и его товарищи добыли восемь тысяч унций, оцененные в тридцать две тысячи фунтов стерлингов, на участке под названием Лондондерри, город просто обезумел. Люди с бою брали лавки, закупая провизию. Каждый, кто имел возможность, уходил по дороге на юг, за десять миль.
Моррис Гауг немедля запряг лошадей и бросил в задок повозки кое-какие припасы. Его окружили старатели, требуя, чтобы он их подвез. Но Моррис посадил только Джонса Крупинку и Билла Иегосафата, погрузил их старательский инструмент и снаряжение, взял с них несколько фунтов за доставку и уехал.
Бар и столовая у Фогарти в тот вечер пустовали; но уже около полуночи агенты иностранных финансистов и крупных синдикатов вернулись с Лондондерри; вид у них был скептический и губы поджаты. Они не могли поверить, что богатейшая руда, которую им показывали, взята из этой вырытой старателями ямы в три фута в глубину и четыре в ширину.
Однако никто не отрицал, что эта выработка так и сверкает золотом. Большинство агентов и спекулянтов сидело чуть не до утра, составляя донесения, прикидывая возможную ценность открытой жилы. Почтальон Армстронг укатил на своем велосипеде, увозя телеграммы, которые надо было отправить из Южного Креста. Агент одного из финансовых магнатов верхом на верблюде старался опередить его. Два-три горных инженера оседлали своих лошадей и также поехали в Южный Крест, чтобы связаться по телеграфу со своими принципалами. Говорили, будто за новый участок уже было предложено двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, но старатели не согласились продать его.
Билл Фогарти воспрянул духом — поход в Лондондерри сулил старому лагерю прилив новых жизненных сил и подтверждал веру Билла в то, что именно Кулгарди, а не Хэннан был и останется центром золотодобывающей промышленности, а его гостиница — центром этого центра.
Лора и Салли пошли посмотреть на выставленные в банке образцы из Лондондерри. По пути они встретили Мари, которая тоже шла туда, и они втроем смешались с толпой, кишевшей вокруг образцов. Одна большая глыба грязного кварца весила около полутора центнеров и на треть состояла из золота. В остальных образцах так и посверкивали желтые прожилки. Пестрая толпа старателей, рудокопов, лавочников, акционеров, возчиков, афганских погонщиков обезумевшим взором созерцала эти сокровища, только что вырванные из таинственных недр земли, и возбужденно гудела:
— Боже всемогущий!
— Аллах!
— Иезус Мария!
— Да такого не бывало со времени Бейли!
— Ничего похожего и Бейли не находил!
— И еще только копнули! Тонны золота, должно быть, скрыты там!
— Он побьет мировой рекорд, этот Лондондерри!
Когда три подруги возвращались в гостиницу, они чувствовали смутную тревогу, точно впервые ощутили грозную и зловещую власть золота — то безумие, которое при одном взгляде на него, словно злые чары, овладевало мужчинами.
— И почему это так важно — золото? — спросила Салли.
— Вот чудачка, — небрежно отозвалась Лора. — Золото дает богатство, могущество. Поэтому мужчины и сводят с ума по нему. Ведь они могут получить все, что захотят, если у них достаточно золота.
— Я знаю… — Салли задумчиво наморщила лоб. — Но почему они должны зависеть от этого маленького куска металла, который приходится выцарапывать из грязных старых камней? Медь или железо гораздо полезнее.
— Ценность золота — предрассудок, — заявила Мари таким тоном, словно в этом не могло быть сомнений.
— Ради бога, — воскликнула Лора, — только не говорите этого вслух! Здесь золото — божество, все поклоняются ему, даже Олф! Я иногда жалею, что он поехал в Кулгарди, — хотя, конечно, не найди он золото, бог весть когда бы мы поженились. Но все-таки он стал другой. И я не хотела бы, чтобы он возвращался сюда…
— «Он последовал зову сирены, поющей в тиши, — пробормотала Салли. — Ни женская ласка, ни город, ни труд селянина уже не насытят смятенной души».
— Не говорите так! — вскрикнула Лора. — А то мне кажется, что я лежу в земле и кто-то ходит по моей могиле. Иногда, чтобы позлить Олфа, я говорю ему, что золото — моя самая ненавистная соперница.
— Это сказал один старатель, — ответила Салли смеясь. — На днях он пьянствовал у Фогарти, сочинял стихи и читал их вслух. Разве вы не помните?
— Ах да! — Лора улыбнулась, и страх исчез из ее голубых глаз. — Конечно, если везет на золото, жаловаться не приходится. Но на будущий год я заставлю Олфа уехать отсюда и хоть немного пожить для себя. Представить себе, что останешься до конца своих дней в этой пыли и духоте — просто ужасно, верно?
