Юрий Григ - Пусть умрёт
В комнату без предупреждения вошел Агриппа. Он приблизился к девушке, сидящей у зеркала на отделанной слоновой костью скамье и, тоном, не терпящим возражений, проговорил:
— Собирайся, Гера... Я хотел бы сегодня показать тебе кое-что интересное.
— Но я не рассчитывала выходить сегодня из дому, господин, – опустив свои синие глаза к полу, смиренно промолвила Гера.
— Не называй меня господином. Ты прекрасно знаешь, что тебе позволено обращаться ко мне по имени. И не капризничай, собирайся побыстрей. Как можно сидеть дома, когда весь город только и живет праздником. На завтра назначены состязания поэтов, музыкантов, а потом...
— Потом, как всегда, люди будут убивать друг друга, а народ будет наслаждаться видом крови, – перебила она его.
— Гера, ты опять за свое. Не вижу в этом ничего плохого. Во-первых, это гладиаторы, рабы...
— Мой господин, наверное, забыл – я тоже рабыня, – потупив взор, с горечью вымолвила девушка.
— Ты – это совсем другое дело. Посмотри, у тебя есть все: шелка, золото, драгоценности, любые украшения, благовония... даже рабы, Гера! У тебя есть собственные рабы, которые только и ждут случая, чтобы угодить тебе, исполнить любое твое желание... Чего тебе не хватает?! – искренне удивился он.
Она не ответила.
Агриппа поторопил ее:
— Я покажу тебе, как готовятся к боям гладиаторы, Гера. Тебе давно пора посетить мою школу… Я жду!
Последние слова произнесены были твердо, и в них просквозило нетерпение. Она поняла – отговориться не удастся и ничего другого, как покориться воле хозяина, не остается.
Гладиаторские бои были страстью, овладевшей Агриппой еще в детстве. Еще тогда его отец, Аррецин Клемент, консул, увлек его этой забавой.
«Это самое высокое из всех искусств, потому что оно неподдельно, – наставлял он сына. – Посмотри на воинов там внизу... они не притворяются... Вот лицедей – тот должен изображать боль, ненависть, страх, азарт, жажду – все человеческие чувства и страсти. А гладиаторы в действительности чувствуют все это. Ты видишь – им не нужно играть. Ведь они идут в настоящий бой: наступают, в страхе бегут, убивают друг друга на самом деле! И все это по сценарию, заметь... Вот это искусство! Никакой фальши – все по-настоящему. Именно о таком искусстве мы, римляне, говорим: Ars longa, vita brevis![5] Не забывай об этом. То, что ты видишь, будет всегда. Люди всегда будут наслаждаться, наблюдая смерть и страдания других. Это заложено в человеке, и никто не в силах что-либо с этой страстью сделать».
«А им больно, когда их убивают, отец?» – спрашивал маленький Агриппа, наблюдая за тем, как гладиаторы разят друг друга на арене под неистовый рев жаждущей крови толпы.
«Конечно же нет, сынок, – отвечал отец, посмеиваясь над наивностью малыша. – Это же гладиаторы. Они не чувствуют боли. Как звери...»
Впоследствии, после того как император, не раз публично признававший отца близким другом, казнил его по ложному доносу, Агриппа не раз с горечью вспоминал слова Аррецина и надеялся, что отец не почувствовал боли в миг смерти, как и те гладиаторы на арене. В тот день и час Домициан приобрел еще одного смертельного врага.
«Ты можешь быть спокоен, отец, – поклялся Агриппа над погребальным костром, глядя, как душа его родителя улетает вместе с дымом в безоблачное небо. – Ты будешь отмщён!»
С тех пор, как Флавии запретили держать гладиаторов в пределах Рима, в городе оставались лишь четыре императорские школы. Всем же остальным пришлось переводить свои училища вместе с гладиаторами и всем хозяйством за городскую черту.
После смерти отца Агриппа приобрел в Фиденах, милях в четырех на северо-восток от Рима, подходящий участок земли и выстроил там школу по собственному проекту. Будучи изобретательным, молодой человек устроил всё в соответствии с самыми последними достижениями строительной науки – прямо внутрь подавалась вода по глиняному водопроводу; школа имела канализацию; были бани и отдельные массажные комнаты. Агриппа не без гордости говорил, что его школа – лучшая в Италии, а по некоторым качествам даже превосходит знаменитую императорскую Ludus Magnus рядом с Большим амфитеатром.
Именно туда, в Фидены, они и направились. Носильщики шагали бодро. Остановились передохнуть всего лишь раз и то потому, что девушку укачало. Ее всегда укачивало в носилках. Но все обошлось, и через полтора часа процессия остановилась у ворот, над которыми было начертано полукругом:
«LVDVS GLADIATORIS MARKVS».[6]
В училище их встретил ланиста, малый лет сорока, и провел во внутренний двор квадратной формы. Двор был обширный – каждая из сторон никак не менее ста пятидесяти футов. Двухэтажное здание с колоннадой окружало внутренний двор, а вдоль второго этажа шла галерея, с выходящими в нее комнатками.
Агриппа и Гера, сопровождаемые ланистой, поднялись на второй этаж по широкой лестнице. Наставник показал девушке крошечные – в них едва могли разместиться две кровати – каморки гладиаторов. Тут же располагались комнаты ланисты и его помощников. Он провел их в столовую, а затем в мастерскую и арсенал, в котором хранилось оружие. Там Агриппа направил стопы прямиком к горке, в ячейках которой покоились перехваченные цепью мечи, копья, трезубцы и другое оружие; рядом в стопках лежали щиты разной формы и размеров. В общем, всё, что необходимо гладиаторам для боя.
Перед горкой Агриппа застыл, любуясь тусклым блеском металла.
— Посмотри, вот это – дротики, – наконец промолвил он рассеянно, – их мечут бестиарии в диких зверей. Бестиарии – преступники и не заслуживают сочувствия. А вот это – копье, им сражаются эквиты – всадники...
Он говорил монотонно, без обычного энтузиазма, и Гера почувствовала – вовсе не демонстрация оружия была целью сегодняшнего похода. Рассказывая об оружии, думал ее хозяин о чем-то другом.
Агриппа кивнул сопровождающему их ланисте, чтобы тот отомкнул замок, висящий на цепи, и извлек из ложа меч с коротким, не более двух локтей, клинком. От девушки не укрылось, с каким благоговением он это совершил. Она осознала – этот человек обожает оружие и отдаст многое за обладание хорошим экземпляром.
Голос Агриппы вывел ее из задумчивости.
— А вот это гладиус, – проговорил он, – оружие римских легионеров. Тот, кто умеет хорошо им сражаться – непобедим.
С этими словами он резко развернулся и сделал резкий выпад. Она похолодела, увидев, как меч, сверкнув в солнечном свете, промелькнул в волоске от плеча ланисты. К счастью для последнего он лишь пронзил насквозь деревянную доску, скрепляющую оружейные стойки.
Девушка со страхом посмотрела на побледневшего ланисту.
— Не бойся за него, – успокоил ее Агриппа, – этого рудиария сделал ланистой я. Он слишком дорого мне обошелся, чтобы его потерять. Но он заслужил освобождение, я им доволен. Помимо прочего, он великолепный наставник. Да и какой мне прок от мертвого... Ха-ха, – коротко рассмеялся он и, повернувшись к ланисте, сказал: – Надеюсь, Маркус, ты еще не забыл, на чьи деньги открыл свою школу?
— Как мог ты подумать такое, хозяин! – с возмущением воскликнул ланиста.
Потом все прошли в экседру, откуда можно было без помех обозревать происходящее внизу, во дворе. Действительно, сверху им открылось любопытное зрелище. На песке, политом, чтобы прибить пыль, водой, добрый десяток пар гладиаторов с лоснящимися от пота торсами проявляли завидное усердие, отрабатывая приемы боя. Геру поразило множество разноплеменных воинов.
Недолго пронаблюдав сверху, спустились во двор, и Агриппа сам повел ее вдоль площадки со спортивными снарядами. Таких она сроду не видывала.
— Хорошо ли ты помнишь, что из тридцати гладиаторов только двое принадлежат тебе? – обратился ее хозяин к ланисте.
— Я никогда не забуду твоей доброты, светлейший Агриппа, – ответствовал тот.
— Гера, почти все гладиаторы в школе принадлежат мне. А Маркус помогает отбирать новых, занимается их обучением гладиаторскому искусству и, надо сказать, недурно справляется со своей задачей, – похвалил он ланисту.
— Я стараюсь, господин, – удостоверил польщенный Маркус.
Как бы в подтверждение своих слов он сделал шаг в сторону, к двум молодым гладиаторам, отрабатывающим удары, и да им краткое указание:
– Кричать при ударе, болван! Почему молчишь? – и вновь присоединился к хозяину и его прекрасной спутнице.
– Зачем им кричать, ланиста? – спросила Гера.
– При крике напрягаются мышцы живота, и удар приобретает дополнительную силу, – ответил вместо наставника Агриппа, довольный тем, что может продемонстрировать перед девушкой свою осведомленность в вопросах искусства владения оружием.
