Сью Таунсенд - Номер 10
Сердце у Джека екнуло. Он взглянул на премьер-министра и заметил, что у того зубы в помаде — в точности как у Дафны Восток.
— И вы не найдете меню на завтрак с внешней стороны двери, как в анонимных гостиничных сетях. У нас завтракают на кухне. Большинство гостей предпочитают континентальный завтрак, впрочем, если вы настаиваете, можно организовать и основательный английский, но тогда дайте нам знать с вечера, чтобы повариха поспешила на первый автобус. Некоторые из наших постояльцев так осваиваются, что после завтрака моют за собой посуду и выгуливают собак. А многие сами прибирают свои постели и щеткой чистят унитаз.
Джек выглянул в окно и увидел на лужайке мужчину, косившего газон. Интересно, подумал он, это оплачиваемый работник или оплачивающий постоялец?
Их проводили в номер «Офелия». По дороге они миновали номер «Король Георг III» и номера, названные в честь знаменитых безумцев прошлого.
Номер состоял из трех маленьких смежных комнат. Окно одной из них, которая больше походила на просторный высокий шкаф, все еще было зарешечено. Вокруг окна и кровати висели розово-зеленые ситцевые драпировки с узором из розочек. Вдоль стен теснилась отвратительная мебель.
На премьер-министра навалилась депрессия, он буквально ощутил, как исчезает его знаменитая улыбка. Он попытался ее удержать и побрел в ванную — проверить, удалось ли. Премьер-министр знал: если улыбка пропадет, ему конец, его захлестнут горестные детские воспоминания и взрослые тревоги. Улыбка не давала ему развалиться, создавала вокруг него защитное кольцо — в точности как обещает реклама зубной пасты.
— Почему бы вам не отмокнуть в ванне с этими пузырьками, которые вы умыкнули из «Водопада»? — предложил Джек.
В «Водопаде» премьер-министр вывалил из корзинки в свою дорожную сумку ароматерапевтические масла, экстракты трав и прочую мелочевку. Наблюдая за ним, Джек тогда подумал, что в жизни не видел, чтобы кто-нибудь так возбуждался из-за столь простеньких приобретений.
Джек отвернул краны, но спуда ничего не полилось. Оп нетерпеливо подождал, и вскоре из горячего крапа потеют топкая тепловатая струйка.
Премьер-министр стоял рядом, сжимая в руке бутылочку масла для ванн «Лаванда от стресса». После предложения Джека оп мечтал понежиться в дуплистой ванне, а когда стало ясно, что это не удастся, обвинил во всем Джека. Несправедливо, конечно, по Джек вроде бы обещал, а потом вроде бы не сбылось.
В последовавшем яростном скандале Джек кричал:
— И это вы, черт возьми, говорите о невыполненных обещаниях? А как насчет ваших долбаных обещаний не повышать налоги?
Прозвучали и другие жестокие вещи, о которых оба почти тут же пожалели. Джек извинился первым и сказал, что позвонит вниз и пожалуется Востоку. Оп набрал номер на большом конторском телефоне, стоявшем рядом с кроватью. Выяснилось, что надо набрать кучу дополнительных номеров.
Премьер-министр нажал кнопку «Приемный покой» и стал ждать. Трубку так никто и не снял. Тогда он попробовал набрать другие дополнительные номера, в том числе и с пометкой «Электрошоковая терапия». Этот номер отозвался.
— Сисси Клугберг, — произнес голос с американским акцентом.
— В номере «Офелия» нет горячей воды, — сообщил Джек.
— У нас тоже нет горячей воды, — ответила Сисси Клугберг.
— Вы тоже постоялец? — спросил Джек.
— Ну да, вроде, хотя муж стрижет лужайки чуть ли не с самого приезда, так что…
— Миссис Клугберг, — прервал ее Джек, — у вас в номере можно помыться?
— Нет, у нас нет ни ванной, ни душа. Мы живем в номере «Наполеон», а миссис Восток рассказала нам, что Наполеон не разрешал Жозефине мыться. По-моему, это наталкивает на определенные… — Пока она пыталась заново вникнуть в объяснения миссис Восток, почему в гостиничном номере нет ни ванной, ни душа, ее голос все больше затихал. — Ах да! Миссис Восток напомнила мне, что мы сами решили остановиться в тематическом отеле и что именно холодное купание выковало британский характер.
Джек сказал, что с нетерпением ждет встречи с Сисси и ее мужем…
— Его зовут Глэйд, — сообщила Сисси.
Судя по всему, следовало дожидаться, пока гонг известит гостей, что пора переодеваться к обеду, а следующий гонг — что обед вот-вот подадут.
И Джек вновь с тоской вспомнил «Холидей-Ипи». Вот бы завалиться на кровать в трусах, лакомиться прямо в номере вегетарианскими блюдами и смотреть Си-эн-эн.
Поппи Клэр лежала на спине в своей кроватке и упражнялась в пинках толстой правой ножкой. Она не сводила взгляда с заводной карусели, которая медленно вращалась над ней, наигрывая песенку «Желтая роза Техаса», — подарок президента и первой леди Соединенных Штатов Америки. Поппи тянула ручки, энергично пытаясь поймать проплывающие мимо ковбойский сапог, сомбреро, нефтяную вышку, теленка, кактус, звезду, желтую розу и толстенный символ доллара.
Завода хватало на одиннадцать минут, потом карусель останавливалась и Поппи ударялась в рев. Она уже догадалась, что если кричать погромче, в комнату кто-нибудь непременно придет. Лучше всего мама — у нее есть молочко, и мягкая грудь, и тепло, но Эстель тоже сгодится. Эстель берет ее на руки, подбрасывает в воздух и танцует с ней перед зеркалом, изображая, что это она ее мама. Да и Су Ло вполне ничего, добрая и выносит ее в уличный мир, показывает деревья, разрешает почувствовать ветер и солнце.
Папа хорошо пахнет, но держит ужасно крепко, словно боится уронить и повредить.
Карусель замедлила ход, в мелодии появилась заунывность, и Поппи поняла, что скоро все остановится. Она захныкала, потом заворчала, и тут же из маленького динамика рядом с кроваткой раздался голос Су Ло:
— Привет, Поппи, слышу-слышу, Поппи. Мама больше не может тебя кормить, Поппи, она болеет, и в ее грудном молоке лекарство. Поэтому я здесь, на кухне, Поппи, готовлю тебе чудную бутылочку. Скоро привыкнешь, Поппи.
Поппи не знала, что такое бутылочка, — раньше молоко поступало только из одного источника, из мамы. Единственное, что она знала, — в ее мире все люди добрые.
Карусель остановилась. Поппи замерла, глядя, как над ее головой туда-сюда медленно раскачивается толстенный символ доллара.
Премьер-министр, сидя за столом, который служил одновременно и тумбочкой, сочинял стихотворение, которое он озаглавил «Памела».
«Что за Памела, кто она?»
Он зачеркнул, когда понял, что есть похожее и очень известное стихотворение.
Он не знал, почему ему вообще вспомнилась Памела. Она жила около Бортона-на-Водах с мужем Эндрю, неприятным типом, который что-то там делал с собаками, но Эдвард не виделся с сестрой уже три года. Когда Эдвард стал премьер-министром, она прислала ему поздравительную открытку. На одной стороне открытки был изображен свирепого вида доберман, на другой Памела написала:
«Милый Эд, теперь ты в своре главный. Поздравляю. Давай договоримся: ты ни слова обо мне, я ни слова о тебе. С любовью, Памела».
— Извиняюсь, надо было ехать в «Холидей-Инн», — сказал Джек.
Премьер-министр улыбнулся в зеркало:
— Эти Бостоки потрясающие люди, и гостиница потрясающая, и все просто потрясающе. Для меня все это — потрясающее удовольствие.
Обед подавали в прачечной, переделанной в столовую. Миссис Босток разрезала хрящеватый кусок мяса и раскладывала кусочки на холодные тарелки.
Премьер-министр оделся к обеду в свое обтягивающее платье с блестками и в экономно-тусклом сиянии настенных светильников выглядел почти женственно.
Пасмурные кухонные работники приносили и уносили блюда с чуть теплыми корнеплодами. На деревянной доске лежала тяжелая буханка хлеба очень грубого помола.
Глэйд Клугберг, американец в клетчатом кашемировом джемпере, сказал:
— Просто здорово.
Его жена Сисси подхватила:
— У нас в Штатах ничего подобного нет.
— А утром будет горячая вода? — вопросил Джек.
— Боюсь, мистер Шпрот, это зависит от причуд нашего эксцентричного бойлера, — ответствовал Клайв Босток.
Джек проглотил кусок отвратительной пищи и заметил:
— За два фунта шестьдесят пенсов в день я ожидаю не причуд, а горячей воды.
Стол погрузился в молчание, потом Дафна Восток сказала:
— Это вам не «Холидей-Инн», мистер Шпрот.
— Оно и видно, — согласился Джек, — во всех гостиницах «Холидей-Инн», где я останавливался, горячая вода круглосуточно.
Клайв Босток хохотнул:
— В самом деле, мистер Шпрот, можно подумать, для вас на горячей воде свет клином сошелся.
Премьер-министр уткнулся взглядом в стол, который Бостоки откопали в бывшей комнате трудотерапии. Стол раньше использовали для плетения корзин и прочих успокаивающих ремесел. Премьер-министр ненавидел подобные конфликты. Он мог мириться с заварухами в Косово и Сьерра-Леоне — абстракциями, которые лично его не касались, — но сейчас, в столовой Бостоков, он чувствовал, что должен выступить посредником. Бостоки неприятно напоминали ему отца.
