Виктор Ерофеев - Пупок
Потом кое-кто из своих стал скулить и проситься домой. Мы их тоже отправили мертвенькими.
Потом мы немножко проголодались. Можно было, конечно, жрать своих, но к этому надо было привыкнуть, и мы стали к этому привыкать потихоньку. Зато гранатометов у нас было предостаточно. Мы из них часто стреляли по соседним домам, чтобы чувствовать себя солдатами и коллективом.
Наконец опять наступила зима и декабрь. От холода я стал отключаться, задумываться. И тут ко мне заявляется Дед с отрезанной головой, дурной Дед, который возит подарки на поповский праздник, одно с другим не вяжется, но это — их дела. Я понимаю: мне пора. Возьми меня в Лапландию, говорю, если хочешь мне сделать подарок. И он берет. Сажает на оленя, мы скачем. И целый год мы бездельничаем, лежа на отметине полярного круга, кушая клюкву.
А кто остался — тот остался. Дед обещает со временем сделать из меня свою подругу. Я согласен на все.
1995 год
Пупок
Пупок — неотъемлемая часть моего организма. Мой провал в канализационный люк на глазах торговцев тибетскими статуэтками произошел тотчас же по приезде, по выходе из комплекса американской гостиницы, в качестве действия номер один. Люк перевернулся под моими ногами, и я плавно съехал в открывшееся отверстие. Полет вниз сопровождался потерей солнечных очков и расчески, сильным выделением пота, вытаращенными глазами и интенсивным обдиранием живого тела. Трижды более удачливый, чем Пржевальский, так никогда и не достигнувший Лхасы с Севера, я проник на Тибет обманным путем из слишком игрушечного Катманду, где к каждой движущейся машине привязаны пестрыми лентами пустые банки из-под пива. Русский посланник в Непале Кадакин настойчиво отговаривал меня от авантюры, и, летя вниз по канализационному стволу, я увидел среди прочего и его оживленное лицо в венчике рано поседевших волос дипломата.
Перелет через Гималаи занял не больше времени, чем мое затянувшееся падение. Люк надо мной стоял определившейся на ребре крупной монетой, а, стало быть, люк неба не закрывал. Пошли мелькать маленькие китайские офицеры в ярко-зеленых униформах, похожие на кузнечиков. С ними мне нужно было немедленно разобраться — это они залили кровью крышу мира. Пошли мелькать стюардессы юго-западных китайских авиалиний с фарфоровыми личиками-личинками. Пошла мелькать в сочных синих мундирах мелкая сволочь китайской безопасности. На стратегических подступах к буфету и уборным застыли тибетские новобранки в темно-зеленых, свободно полощущихся штанах не то на вырост, не то специально для восточной борьбы. Их лица цвета кирпича были на редкость немиролюбивы. Таможенники с редкими черными волосами на голове и в усах тоже пошли мелькать. Если индийские самозванцы, сбирающие дань на границах индийских штатов, при шлагбаумах пугают путешественников усами в полметра длиной и карабином образца 1898 года, то их китайские коллеги больше денег любят видеть позор и смерть иностранца. Нет на Земле более близкого пути до неба, чем в индийском городе Варанаси на реке Ганг, и не зря орды стариков и старух на автобусах едут туда за смертью. Но утонуть в говне под небом Лхасы, даже не ознакомившись с достопримечательностями города, было, по крайней мере, несвоевременным шагом, и от обиды я заорал. Китайская военная смекалка разместила аэродром не менее, чем за 96 километров от Лхасы. Нелегко будет неприятельскому десанту освобождать город от китаёз. Если звериные звуки рвутся из глотки, если моча течет из нижней дыры, а телесное тепло исчезает в ночное время, это значит, что в следующей жизни я буду животным. Лебедка подняла меня на поверхность земли под дружный смех торговцев и торговок тибетским серебром — у них были все основания для веселья.
— С какой целью вы приехали на Тибет?
— Чтобы написать правду. Правда же заключается в том, что единственное слово, которое я выучил по-тибетски, это мо-мо, что в переводе на русский означает пельмени.
— Вы пробовали мо-мо из мяса яка?
— Откуда вы знаете русский язык?
— Вы — первый русский человек, которого я вижу в своей жизни. А Сергей — он кто? Он ваш телохранитель?
— Он раскаявшийся русский бизнесмен, — сказал я. Она заглянула мне в глаза. Никто в жизни так бесстыже не заглядывал мне в глаза.
— Это был приступ горной болезни, — сказала она.
— Нет, — сказал я. — Я хорошо помню, как я захлебывался в водах говна. Я помню водоворот. Меня понесло. Вода была полна какашек.
— Это был приступ горной болезни, — сказала Келсанг, присев на кончик моей постели. — Горная болезнь развивается у людей выше отметки 2.450 метров. Лхаса находится на высоте 3.650 метров. Даже бывалые альпинисты, привыкшие к высоте, не гарантированы от приступов болезни. К высоте привыкнуть невозможно. Постарайтесь пить побольше воды и не вздумайте пить алкогольные напитки! Вы чувствуете головокружение?
Сергей зашел в номер справиться о моем здоровье.
— Почему-то они не хотят признать, что я провалился в канализационный люк.
— Возможно, они правы, — сказал раскаявшийся бизнесмен. — Откуда нам знать?
Келсанг признательно улыбнулась ему.
— Они вас, что, уже перекупили? — удивился я.
— Вам нельзя волноваться, — заметил Сергей. — Ваше состояние нестабильно, и фатальный исход от горной болезни может наступить в каждый момент. Не зря вас взяла под опеку покойная бабушка. Я вижу, как она уютно разместилась здесь, в уголке.
— Я вам поверю, — сказал я Сергею, — если вы скажете, как зовут мою покойную бабушку.
— Анастасия Никандровна.
Я сел на кровати, ощутил резкую боль в животе и со стоном опустился на подушку.
— Встаньте на колени передо мной и покайтесь, что имя моей бабушки вам передала китайская разведка!
Сергей с обидой встал на колени. У этого раскаявшегося бизнесмена была пробита стенка между грезами и реальностью. Слабея, он всякий раз начинал успешно грезить.
— Послушайте, как вас там? — сказал я Келсанг. — Вы не возражаете, если я буду вас звать Мо-мо?
Под одеялом я сочился холодным потом. Всем было жарко, а мне — холодно. Я ощупал себя и сказал:
— Почему я голый? Кто снял с меня одежду?
— Анастасия Никандровна! — обратился Сергей к моей покойной бабушке. — А как там у вас вообще-то с налом?
— Стоп! — сказал я. — Не мешайте мне разговаривать!
В Тибете не существует индивидуального туризма. Бабушка, причесанная, по-молодому подбежала к окну, раздвинула занавески и с интересом посмотрела — будто ждала гостей. Наша группа состояла из двух молодых шведов, похожих друг на друга, как однояичные белобрысые близнецы, либерального учителя из Канады, занимающегося по воскресеньям рисованием, русского раскаявшегося бизнесмена и меня. Мо-мо встречала нас на аэродроме в ярко-красной куртке с искусственным воротником и черных джинсах западного происхождения. Скосив черные зрачки, она бесстыже заглянула мне в глаза. Я сразу почувствовал холодок в позвоночнике.
— Меня зовут Келсанг Ламо, — представилась Мо-мо. — Тибетский народ наполовину произошел от обезьяны.
— Все это дешевые домыслы легенды, — возразил я, закуривая. — Тибетский народ рожден от коитуса земных и надзвездных сил. Почему в аэропорту вы не говорили со мной по-русски? Кто раздел меня догола?
— Я не говорю по-русски, — сказала Мо-мо. — Вы ослышались.
— О'кей, — сказал я. — Принесите мне из ванной, если вас не затруднит, опасную бритву из моего дорожного несессера.
— Хорошо-хорошо, только пока я хожу за бритвой, обещайте мне встать и продвинуться к выходу. Шведы нас заждались!
Я отбросил одеяло, обнажая свой маленький член-пистолетик.
— Мне неприятно вам об этом напоминать, — сказал раскаявшийся бизнесмен, стоя на коленях, — но сначала вы должны развестись со своей женой. Это первое условие вашего пути. Вам предстоит долгий путь. Вы в самом начале. Вам надо поспешить.
— Вы только посмотрите, — сказал я Сергею, — не будем, кстати, сейчас о жене, вы посмотрите лучше, что со мной делается.
Вошла Мо-мо с опасной бритвой, в красной куртке.
Я ловко спрятал свой хуй между ног и стал выглядеть совершенно как женщина.
— Я так и знала! — сказала она, глядя на мой пупок.
— Я мог выбить зубы или повредить себе яйца, — сказал я, рассматривая свой пупок. — Но как случилось, что я в канализационном люке порвал пупок?
— Это хуже, чем порвал, — бросила Мо-мо, рассматривая меня впритык.
— Наши шведы заждались, — сказал Сергей, не вставая с колен.
Я знал, что пупок — самое слабое слово русского языка и был огорчен его непосредственным употреблением. Красная женская капля из собственной матери стала медленно двигаться вверх по центральному каналу.
— На чем мы остановились? — строго, как учительница, спросила меня Мо-мо. — Посмотрите на кончик носа. Если вам его не видно, это значит, что ваша смерть наступит по прошествии пяти месяцев.
