Юрий Мамлеев - После конца
Ввели в дом, напоминающий чем-то мажорную могилу. Низкие потолки, и вообще пахнет тлением. Тем не менее в нем было как-то весело, но не совсем в человеческом смысле этого слова. То ли ведьмы тут веселились, то ли несчастная нечистая сила тут плясала и выла. Юлию, бедную, усадили за стол, который занимал половину маленькой комнаты. В центре стоял цветок. Все трое членов семьи уселись рядом. На столе – скудная еда.
– Что же ты не поешь? – спросил мужик. По интонации Юля поняла, о чем речь. Но она не запела. Она заговорила:
– Какие же вы несчастные, черт вас дери! – громко сказала она. – На кой черт вы родились на свет, а? Я вот родилась правильно, но потом, говорят, забыла. Не знаю, что вы мне скажете о том, куда я попала.
Ауфирцы переглянулись и подмигнули друг другу. И стали ей отвечать на своем языке:
– Ты вот покушай сначала. Потом хвались, мы не дураки, все понимаем. Ты говоришь, а мы знаем.
– Вы покажите мне карту Луны, пожалуйста. А то я у вас который час живу, а Луны не видела.
– Она хочет есть. Сын, принеси кашу. – Сын сбегал в кухню за кашей. Юля механически стала есть.
– Кушает! – удивился мужик.
Женщина посмотрела внимательно на гостью и сказала:
– А что мы дальше будем с ней делать? Может быть, убьем ее и все? Она ведь не дьяволица, а человек. Убьем и выбросим. Собаки сожрут.
Юля опять запела.
– Слышишь, как она поет?! Я люблю народные песни.
– Какие же это, к черту, народные песни? Что это за народ такой, слова которого непонятны?
Тогда мужик решил:
– Давай отведем ее на свадьбу. В соседнем доме у Зига – свадьба сейчас. – Действительно, в Ауфири брака не было, но свадьбы были.
– Подождем, пока она кашу съест. Как голодным на свадьбу идти? Не хватит сил.
Юлия, бросив петь, стала доедать кашу, доела и сказала:
– Вы все не от мира сего. Больно вы чудные. Вы не людоеды случайно?
Женщина экстрасенсорно (даже самые обездоленные обладали частично в Ауфири этим свойством) поняла последнюю фразу Юлии, но не обиделась:
– Она говорит, что мы, похоже, людоеды, – обратилась она к членам своей семьи.
– Пусть думает, – ответил мужик. – Идем на свадьбу!
Юлия покорно и насмешливо пошла. Словно ее ведут на казнь несмышленыши – такое у нее было чувство.
У Зигов свадьба была в разгаре. Многие приглашенные сидели в садике на скамейках – плакали. Перед ними на стульях сидели юноша и его подруга – и молчали. Мужик, что привел Юлию, поздоровался с окружающими, и они ответили плачем.
– Нормально, – сказал мужик, втиснул Юлию на скамейку между ауфирцами и сам втиснулся, словно охраняя ее.
Ауфирцы плакали, и мужик, толкнув Юлию в бок, тоже наказал плакать. Юлечка поняла намек, но не смогла заплакать, все мыслимые и немыслимые слезы она уже выплакала навсегда. Плач продолжался, и вроде бы конца ему не было. Но вдруг открылись ворота и медленно в садик стала входить колонна несуществующих. Реакция была молниеносной – все с криком стали разбегаться кто куда. Кто в дом, чтоб запереться в шкафу или в туалете, кто прыгал через забор в другой садик, кто уполз в кусты. Один ауфирец, пацан лет десяти, залез на дерево.
Мужик с Юлией остались недвижными, мужик повернул к ней несуразную голову и пробормотал:
– Правильно делают. По точному поверью, дьяволица, если на свадьбу приходят несуществующие, всех приглашенных рано или поздно, но в течение жизни четвертуют. А уж если к кому несуществующие подойдут близко – тому четвертования на следующий какой-нибудь праздник не миновать, но ты не бойся, мы с тобой не приглашенные, мы сами пришли.
Но Юля и так давно ничего не боялась: ни крыс, кусающих самих себя, ни черного неба, ни ауфирцев. И они остались на скамье. Юноша и подруга тоже сидели на своих местах и молчали – по поверью, им самим ничего не грозило.
Мужик посидел, посидел около Юлии, потом встал и ушел:
– Я пойду, мне пора, – сказал он Юлии. – А ты сиди здесь.
И она осталась сидеть.
Весть о «побеге» Юлии (кто-то из охранников видел ее, уходящую, но спьяну не обратил внимания) быстро дошла до Валентина. Танира оставила свой телефон Потаповым и Сергею, и они дозвонились (в пропускном пункте у охранников был, конечно, телефон). Вообще, как мы уже говорили, какая-то часть так называемой техники у ауфирцев сохранилась от времен доисторического человечества, то, что было применимо или возможно в их условиях. Автомобили, например, были, но самолеты – нет. Не до самолетов и полетов было, летать-то, собственно, было некуда, да и, мягко говоря, рискованно. Мобильной связи тоже не было.
Надо было быстро действовать. Но возможности ограничивались Фурздом, ибо только он мог отдать позитивный приказ. Другие, особенно на среднем или нижнем уровне, могли бы дать такой приказ, что Юлия лишилась бы жизни.
До Фурзда дозвониться оказалось, как всегда, нелегким делом, но Вагилид добился своего. Позитивный приказ был отдан: «Найти живой и вернуть в лагерь в сохранности». Фурзд позаботился даже о душевном здравии: «Девочку при захвате не пугать».
Полиция рьяно взялась за непривычное дело: не убить, а доставить. Залезали в сумасшедшие дома, в тайные притоны, в зоосад, даже в лошадиные публичные дома. «Чем черт не шутит, – думал начальник поиска, – может быть, эту иностранку-инопланетянку за мутантку, за необычную лошадь приняли». А в принципе шуток чертей начальник поиска очень опасался.
Надежда была на старух-доносчиц, которых расплодилось видимо-невидимо в столице. Старушки проявили в этом деле свою предсмертную аккуратность. По доносу одной из них заглянули в салон красоты. Но сигнал на этот раз оказался ошибочным: в салоне красоты оказалась случайная девица из Страны деловых трупов, неизвестно как попавшая в Ауфирь. Девицу в полиции избили и отправили обратно на родину.
Шли дни – никакого результата. И вдруг два полицейских агента заметили рано утром шагающую по проселку колонну несуществующих и среди них странную женщину с распущенными волосами.
По отношению к несуществующим эти агенты оказались довольно трусливыми и суеверными. Но поскольку они, как говорится, были в штатском, решили все-таки проследить. Так они в тени ужаса и шли за этой колонной, которая вышла за пределы проспекта и двинулась за город, в лес, туманный, болотный и похожий на ведьмовскую смерть.
Когда Юлия оказалась одна в садике – даже юноша с подружкой сбежали, она стала внимательно и безумно всматриваться в лица несуществующих. Она вдруг почувствовала что-то родное, соответствующее состоянию ее души. Верно это было или нет – никому неизвестно, но она вдруг подошла к колонне и встала в их ряды. В таких случаях реакция несуществующих могла быть неописуема, но на появление Юлии в их рядах не было никаких реакций вообще. Это означало, что они приняли Юлию как несуществующую или по крайней мере как потенциальную несуществующую. А Юлии стало тепло и радостно среди них. Они ей показались такими родными в своем небытии.
Колонна последовала в дом сбежавшего хозяина и его подруги и рассыпалась там на ночь. Спали кучками на полу, и Юля среди них. Никакого движения, никакого секса, никакой мысли. Юлечке стало так хорошо. Все что было связано с этим проклятым или, скорее, падшим миром, вызывало у нее отвращение.
Несуществующие спали так же тихо и безвременно, как и шагали колоннами по улицам.
Юлечке стало так отключенно, что она заплакала. Оказывается, запас слез у людей безграничен. Но на ее слезы никто не шелохнулся, не вздрогнул… Ей стало страшно, но в то же время хорошо. «Останусь жить среди них, – подумала она, лежа на полу. – Если я была безумна, то безумие пройдет. Здесь все проходит, все уходит в могилу, в небытие, даже безумие».
Ее мысли стали вдруг спокойнее и текли медленно, как река. Никаких волнений. Она заснула, и ей снились сны, которые не снились никогда. В этих снах не было ни движения, ни мысли, ни образов, одно пространство, которое охватывало ее и принадлежало ей. По этому пространству ей, одинокой, было так хорошо идти, словно все упало внутри нее: и слезы, и смерть, и душа, и надежды, а осталось одно – только это бездонное пространство, без цели, без страданий, без ничего.
Ей стало хорошо, так хорошо, что эти сны не вызывали внутри нее ни слез, ни радости, ни счастья, ни горя или страдания, а главное – душа-мученица, душа-страдалица исчезла в этом пустом пространстве. И ей стало так безгранично легко, что хотелось никогда не просыпаться.
Внезапно путь колонне несуществующих перерезал полицейский патруль. Все произошло крайне стремительно. Полицейские бросились к колонне и вырвали Юлию. Она не сопротивлялась, она была покорна.
Однако в полицейском участке она обезумела, но уже в другом смысле, чем раньше. То было сумасшествие, это – рыдания, плач, вопли и бесконечное сожаление.
Начальник полиции, следуя указаниям, позвонил в администрацию Фурзда и донес, что девушка из доисторического человечества ведет себя дико и непонятно.
