Жоржи Амаду - Лавка чудес
– Представляешь, я уже год в Баии, тысячу раз проходил мимо, и никогда мне даже в голову не приходило остановиться, постоять, посмотреть! Лошадь я, Гастон, скотина я, несчастный я человек, сукин я сын из рекламного агентства!
В ответ на это Гастон Симас лишь тяжело вздохнул.
3На второе заседание оргкомитета народу пришло уже значительно меньше. Так всегда и бывает: второе заседание не фотографируют, оно не удостаивается упоминания на первой странице – хорошо, если тиснут две строчки где-нибудь на задах.
Президента Академии и директора Института представлял в одном лице профессор Калазанс. Деканы медицинского и философского факультетов, равно как и начальник Управления туризма, извинились и не пришли, сославшись на ранее назначенные встречи; впрочем, они сообщили, что присоединяются к любому решению и поддерживают любое начинание.
От философского факультета в порядке личной инициативы явился профессор Азеведо: его привлек план устроить симпозиум, и он с энтузиазмом ухватился за эту идею. Профессор Рамос, прося содействия в организации этого дела, написал ему из Рио следующее: «Первая научно подготовленная дискуссия может стать заметной вехой в развитии бразильской культуры. Расовая проблема приобрела ныне жгучую актуальность, во многих странах она перерастает в конфликт: это относится в первую очередь к Соединенным Штатам, где «черная власть» стала новой и серьезной силой, и к южноафриканским государствам, правительства которых, мне кажется, действуют как наследники нацизма».
Профессор Азеведо собирался документально доказать вклад Аршанжо в «бразильский вариант» решения проблемы, которую ныне должны были обсудить участники симпозиума. «Девизом этого форума, – писал он профессору Рамосу, – могли бы стать слова местре Педро: «Мировую культуру Бразилия обогатила прежде всего смешением рас. Это наш вклад в сокровищницу гуманизма, это наш дар человечеству».
Присутствовала на заседании и секретарь Центра фольклорных исследований: она героически отстаивала себе место под солнцем, в одиночку сражаясь против многочисленных этнографов, антропологов, социологов, занимающих высокие должности, получающих от иностранных университетов и научных обществ стипендии и субсидии, командующих целыми полками ассистентов; а она была самоучкой, исследованиями занималась почти кустарно, на свой страх и риск, и упустить такой шанс, как юбилей Педро Аршанжо, не могла. Рослая, крепкая, веселая Эделвейс Виейра одна из немногих знала работы баиянского местре; она, да профессор Азеведо, да председатель оргкомитета Калазанс, который сказал однажды: «Взявшись за какое-нибудь дело, я готов всерьез за него отвечать».
Пришел и представитель фирмы «Допинг», нагруженный кожаной папкой, бумагами, схемами, графиками и сводками; вместе с Голдманом они немедленно заперлись в кабинете главного редактора. Доктор Зезиньо попросил Калазанса и всех остальных «минуточку подождать», и они ждали, болтая о всякой всячине.
Угрюмый Феррейринья уволок председателя оргкомитета к окну и поделился с ним своими опасениями: «Дела идут неважно, у нашего повелителя совершенно похоронное лицо…» Секретарь редакции пользовался репутацией первого паникера, и Калазанс не очень-то ему поверил: такие уж настали времена – слухи, сплетни, мрачные прогнозы, да и вообще жизнь невесела и беспокойна… Но когда дверь кабинета наконец открылась и на пороге появились Гастон Симас и доктор Зезиньо, он заметил, что, как ни старается главный редактор придать своему лицу веселое и благодушное выражение, глаза у него тревожные и испуганные.
– Извините, господа, что заставил вас ждать, прошу вас! – сказал Зезиньо.
Продолжая стоять, Калазанс сообщил:
– Профессор Азеведо представляет философский факультет. Местре Нето прийти не смог, а сенатор улетел в столицу – президент Академии избран в сенат республики. Свои полномочия он передал мне. Декан медицинского факультета и начальник…
– Они позвонили, что не придут, – прервал его босс. – Это неважно, а может, и к лучшему. Мы здесь все свои, en petit comité[54], так сказать, можем поговорить спокойно, обсудить все наши проблемы… Прошу садиться, друзья.
Первым слово взял профессор Азеведо и тоном заправского оратора начал:
– Позвольте, доктор Пинто, поздравить вас с удачнейшим предложением, достойным всяческих похвал! Особенно хотелось бы подчеркнуть насущную важность симпозиума по проблемам апартеида и смешения рас: этот симпозиум станет крупнейшим за последние годы событием в отечественной науке. Честь и хвала нам всем, и прежде всего – доктору Пинто!
Доктор Пинто слушал со скромным видом человека, который просто выполняет свой долг перед отчизной и бразильской культурой и готов принести на их алтарь любые жертвы.
– Благодарю вас, дорогой профессор. Я тронут. Но раз уж вы заговорили о симпозиуме, мне хотелось бы высказать некоторые мысли по этому поводу. Буду краток: я снова и снова изучал этот вопрос во всей его сложности и глубине и пришел к определенным выводам, я сообщу их вам, друзья мои, и рассчитываю на ваш патриотизм и здравый смысл. Прежде всего я хочу выразить мое восхищение выдающимися трудами профессора Рамоса. Мои чувства не нуждаются в доказательствах: ведь это я привлек профессора к участию в юбилейных торжествах. Предложенный им симпозиум, разумеется, представляет большой научный интерес, но сейчас не та ситуация, чтобы затевать подобное… Сейчас не время!
Профессор Азеведо похолодел: всякий раз, когда раздавались роковые слова «сейчас не та ситуация», случалась какая-нибудь гадость. Последние годы ему и его коллегам по университету жилось нелегко и приходилось несладко, поэтому он, не дослушав, предположил самое плохое и прервал речь Зезиньо:
– Сейчас как раз время, доктор Пинто! Сейчас, когда расовые столкновения в США достигли размаха гражданской войны, когда молодые африканские государства начинают играть все большую роль в международной политике, когда…
– Вот-вот, дорогой профессор! Те самые события, которые, по вашему мнению, доказывают своевременность симпозиума, на мой взгляд, превращают его в серьезную угрозу…
– Угрозу? – ввязался Калазанс. – Кому?
– …серьезную угрозу. Симпозиум на такую опасную тему, как «Проблемы апартеида и смешения рас», может стать очагом агитации, и пожар, дорогие мои, вспыхнет такой, что нам даже трудно себе представить. Подумайте о юношестве, подумайте о студентах! Я не отрицаю, что многие их требования правомочны и справедливы – наша газета смело заявляла об этом, – но можем ли мы сыграть на руку профессиональным смутьянам – агитаторам, внедренным в студенческую среду, можем ли мы дать повод шайке подрывных элементов?!
«Все пропало», – понял профессор Азеведо, но продолжал бороться: предложение профессора Рамоса стоило того.
– Побойтесь бога, доктор Пинто! – в последнем усилии выкрикнул он. – Студенты – даже самые леваки – поддержат наш симпозиум единодушно. Я со многими говорил: все настроены чрезвычайно благожелательно, все заинтересованы! Ведь это чисто научная затея!
– Видите, профессор, вы только подтверждаете мою правоту и даете мне новые аргументы. Опасность как раз и заключается в том, что студенты поддержат симпозиум. Ведь его тема – это настоящий динамит! Бомба! Нет ничего легче, чем превратить научный симпозиум в политический митинг. Начнутся демонстрации, манифестации в поддержку американских негров, выступления против США… Дело может кончиться поджогом американского консульства! Вы ведь сами сказали: это левый симпозиум!
– Ничего я не говорил! В науке нет ни левых, ни правых! Я сказал только, что студенты…
– Это одно и то же: студенты-леваки и все студенчество в целом одобряют симпозиум. Это-то и опасно, профессор!
– Ну, так нельзя… – попытался Калазанс снова вступиться за коллегу.
Доктор Зезиньо, не скрывая своего неудовольствия, решил прекратить прения:
– Простите, Калазанс, я перебью вас: мы попусту теряем время. Даже если вы меня переубедите, а меня совсем нетрудно переубедить… – он вдруг замялся, – даже в этом случае симпозиум нельзя будет провести. – И выдавил из себя: – Потому что… ну, меня вызывали… и я имел возможность обсудить эту проблему во всех аспектах…
– Вызывали? Кто вас вызывал? – пожелала узнать секретарь Центра, совершенно не разбиравшаяся в тонкостях политики.
– Тот, у кого на это есть право… Профессор, надеюсь, теперь вам все ясно? Вы поймете меня и мое положение… Я хочу вас попросить: объясните все профессору Рамосу, мне бы не хотелось, чтобы он истолковал мой поступок превратно…
Зезиньо посмотрел в окно: напротив, в кафе, сотрудники его газеты пили кофе с молоком и ели бутерброды.
– От нас ускользнули некоторые детали, а именно они в определенный момент сделали нежелательным то, что на первый взгляд казалось нам прекрасной затеей. Я сообщу вам совершенно конфиденциально: как раз сейчас наши дипломаты подготавливают широкое соглашение с ЮАР. Мы очень заинтересованы в упрочении связей с этим сильным и стремительно развивающимся государством. Не исключен и антикоммунистический альянс: во всяком случае, в ООН мы уже выступаем как союзники и отстаиваем одни и те же взгляды. В ближайшие дни будет открыта прямая воздушная линия Рио – Йоханнесбург. Вы понимаете, что все это значит? А тут собираются бразильские ученые – собираются для того, чтобы заклеймить апартеид, то есть Южно-Африканскую Республику? Я уже не говорю о США, о наших обязательствах перед великим народом! В тот самый час, когда он испытывает трудности со своими неграми, мы подольем масла в огонь? От расизма до Вьетнама – один шаг! Ничтожный шажок! Все это слишком серьезные аргументы, друзья мои! Как бы ни хотел я отстоять нашу затею, спорить не приходилось.
