Марк Леви - Семь дней творения
Голос продавщицы вернул ее к действительности. София огляделась. По магазину сновали покупательницы, увешанные обвитыми ленточками пакетами.
София опустила голову, вернула на место флакон и вышла из магазина. Сев в машину, она поехала в учебный центр для слабовидящих. Урок прошел в молчании, которое ученики соблюдали до самого звонка на перемену. Услышав звонок, она покинула свое кресло на возвышении и, бросив «спасибо», покинула класс.
Дома ее ждала огромная ваза с роскошными цветами в прихожей.
— К тебе наверх это все равно не поднять! — сказала Рен, выглядывая из своей двери. — Тебе нравится? Они и здесь неплохо смотрятся*.
— Да, — сказала София, кусая губы.
— Что с тобой?
— Вы не из тех, кто любит говорить: «Я тебя предупреждала», правда, Рен?
— Совершенно не из тех!
— В таком случае, будьте добры, заберите букет к себе! — взмолилась София срывающимся голосом и побежала вверх по лестнице.
Рен проводила ее взглядом и прошептала:
— Я тебе говорила!..
Матильда отложила газету и уставилась на подругу.
— Хорошо провела день?
— А ты? — ответила София вопросом на вопрос, ставя сумку под вешалкой.
— Больше вопросов не имею. Вопрос не срочный, при такой физиономии можешь вообще не отвечать.
— Я очень устала, Матильда!
— Присядь ко мне на кровать.
София повиновалась. От сотрясения матраса Матильда застонала.
— Извини! — София вскочила. — Ну, как ты тут?
— Замечательно! — ответила Матильда с гримасой боли. — Открыла холодильник и давай шутить — ты знаешь мои возможности! Один помидор даже лопнул со смеху. Остальное время я посвятила мытью петрушки с шампунем.
— Тебе сегодня было очень больно?
— Только во время занятий аэробикой! Можешь сесть, только аккуратнее, пожалуйста. — Матильда посмотрела в окно и крикнула: — Нет, стой!
— Почему? — удивилась София.
— Потому что через две минуты все равно встанешь! — объяснила Матильда, не отрывая взгляд от окна.
— Что там?
— Не могу поверить: опять он это приволок! — Матильда улыбнулась, превозмогая боль.
София расширила глаза и отшатнулась к стене.
— Он внизу?
— До чего хорош! Вот бы у него был близнец — мне тоже хочется такого! Он ждет тебя. Сидя на капоте своей машины с цветами. Спускайся! — Сказав это, Матильда обнаружила, что осталась в комнате одна.
София уже была на улице. Лукас выпрямился и протянул ей рыжую кувшинку в горшке.
— До сих пор не знаю, какие цветы вы предпочитаете, но этот по крайней мере побуждает вас со мной говорить!
София молча смотрела на него. Он шагнул к ней.
— Прошу предоставить мне хотя бы шанс объясниться.
— Что вы хотите объяснять? Объяснять нечего. Она отвернулась от него и вернулась в дом.
Там, в прихожей, она одумалась, выбежала на улицу и молча подошла к нему, чтобы отнять кувшинку и возвратиться домой с ней. Хлопнула дверь. Рен преградила ей путь к лестнице и отняла растение.
— Я сама им займусь. Даю тебе три минуты, беги приводи себя в порядок. Подмажься и не бойся капризничать, это очень по-женски, только не забывай, что противоречить всему — это уже перебор. Вперед!
София собиралась возразить, но Рен уперла руки в бока и заявила не терпящим возражений тоном:
— Никаких «но»!
У себя наверху София бросилась к одежному шкафу.
— Не знаю почему, но как только я его увидела, сразу представила, как провожу вечер за ветчиной с картофельным пюре на пару с Рен, — заявила Матильда, любуясь в окно Лукасом.
— Прекрати! — прикрикнула на нее София. — Не доставай меня, сейчас не время.
— Тебя достанешь, как же!
София схватила плащ и направилась к двери, не отвечая подруге, проводившей ее словами:
— Любовные истории всегда хорошо кончаются. Но только не у меня!
— Уймись ты! — не вытерпела София. — Я понятия не имею, о чем ты толкуешь.
— Знала бы моего прежнего бойфренда, то понимала бы, что такое ад! Ладно, хорошего тебе вечера.
Рен водрузила горшок с кувшинкой на столик на одной ножке и, полюбовавшись им, пробормотала: «Годится!» Бросив взгляд на свое отражение в зеркале, она торопливо привела в порядок седые волосы и подкралась к двери, чтобы просунуть в нее голову и шепотом предупредить Лукаса, расхаживающего взад-вперед по тротуару:
— Она идет!
Шаги Софии заставили ее отскочить от двери. София подошла к сиреневому «Бьюику», на крышу которого опирался Лукас.
— Зачем вы приехали? Чего вы хотите?
— Второй попытки!
— Хорошего впечатления со второй попытки не создать.
— Сегодня вечером я был бы рад доказать вам, что вы ошибаетесь.
— Почему?
— Потому что.
— Коротковато для ответа!
— Потому что сегодня я опять побывал в Сосалито.
Впервые он показывал, что уязвим.
— Я не хотел, чтобы наступила темнота, — продолжил он. — Хотя нет, дело сложнее. «Не хотеть» всегда было мне свойственно, но здесь произошло наоборот: впервые я именно захотел!
— Чего вы захотели?
— Видеть вас, слушать вас, говорить с вами!
— Может быть, еще чего-нибудь? Найти доводы, которым я могла бы поверить?
— Позвольте мне пригласить вас поужинать. Не отказывайтесь!
— Я не голодна, — ответила она, пряча глаза.
— Вы никогда не бываете голодной. Просто я не все еще сказал…
Он распахнул дверь машины и с улыбкой закончил:
— Я знаю, кто вы.
София посмотрела на него и села в машину.
Матильда перестала отгибать край занавески. В эту же секунду то же самое произошло с занавеской на окне первого этажа.
Машина унеслась по безлюдной улице. Под мелким осенним дождиком они ехали молча. В этот раз Лукас не гнал. София смотрела в окно, пытаясь отыскать в небе ответы на свои вопросы.
— С какого времени вы это знаете? — спросила она
— Уже несколько дней, — нехотя ответил Лукас, потирая подбородок.
— Час от часу не легче! И все это время вы помалкивали!
— Как и вы! Вы тоже ничего не говорили.
— Я не умею врать.
— А я не запрограммирован на то, чтобы говорить правду.
— Как не заподозрить, что вы все подстроили, что с самого начала мной манипулировали!
— Не надо себя недооценивать! И потом, не исключено, что все было наоборот. Для этого существуют все предпосылки. Теперешняя ситуация это только подтверждает.
— Какая ситуация?
— Эта ваша мягкость, такая странная и неотразимая! Вы и я в этой машине, едущей неизвестно куда.
— Что вы замышляете? — спросила София, рассеянно провожая взглядом торопящихся по мокрым тротуарам прохожих.
— Не имею ни малейшего понятия! Наверное, оставаться рядом с вами.
— Прекратите!
Лукас ударил по тормозам, машину поволокло по мокрому асфальту к светофору, под которым она замерла.
— Я проскучал всю ночь и весь день. Тоскуя, я решил прогуляться в Сосалито, но и там мне вас недоставало. Какое упоительное чувство!
— Вы не знаете истинного смысла этих слов.
— Раньше мне были ведомы только их антонимы.
— Брось свои ухаживания!
— Наконец-то! Как я мечтал, чтобы мы перешли на «ты»!
София не ответила. Зажегся зеленый глаз светофора, потом желтый, потом опять красный. «Дворники» боролись с дождем, усугубляя своим мерным стуком тишину.
— Какие еще ухаживания?! — возмутился Лукас.
— Я не сказала, что у вас плохо получается, — оговорилась София, качая головой. — Я просто сказала, что ты этим занимаешься, это разные вещи.
— Можно продолжать? — спросил Лукас.
— Сзади нам настойчиво мигают фарами.
— Пусть подождут, мы стоим на «красном».
— Ага, третий раз подряд под одним и тем же светофором!
— Не понимаю, что со мной творится, вообще ничего уже не понимаю, знаю только, что рядом с вами мне хорошо, хотя и эти слова не входят в мой лексикон.
— Говорить подобные вещи еще рановато.
— Для правды существуют специальные моменты?
— Да, существуют!
— В таком случае мне без помощи не обойтись: искренность — это куда труднее, чем я думал.
— Да, быть честным трудно, Лукас, гораздо труднее, чем вы себе представляли, порой честность наталкивается на несправедливость и на неблагодарность, но отказаться от нее — все равно, что зрячему притворяться слепцом. Очень трудно все это вам объяснить… Мы с вами такие разные, даже слишком разные.
— Мы дополняем друг друга, — заявил он, полный надежды. — В этом я с вами согласен.
— Нет, просто мы разные!
— И вы произносите такие слова? А я поверил было…
— Вы теперь верующий?
— Перестаньте! Я воображал, что эта разница… Но нет, наверное, я ошибался, вернее, был прав, и это парадоксальным образом прискорбно!
Лукас вышел из машины, оставив открытой дверь. София бросилась за ним под дождь, из-за чего адресованных им пронзительных гудков стало вдесятеро больше. Она звала его, но он ее не слышал: дождик превратился в ливень. Наконец она его поймала, схватила за руку, он обернулся. Мокрые волосы прилипли к ее лицу, он убрал губами одну самую непокорную прядь, она его оттолкнула.
