Гений - Слаповский Алексей Иванович
– Куда ты собралась?
– С тобой.
– Не первый раз я иду в бой, любимая моя, спи спокойно и жди меня!
– Обычно я сплю, но в этот раз меня тревожат предчувствия. Я пойду с тобой, и даже не спорь!
Степа дает Няше запасной автомат, заставляет надеть бронежилет и каску.
Появление Няши на линии огня вызывает восторг солдат. Они еле держались под натиском превосходящих сил противника, некоторые бросились бежать, и тут Няша вскочила на бруствер и закричала:
– Назад, трусы! За мной!
И бросилась в атаку. И все как один побежали за ней, сметая все на своем пути ливнями огня. Степа первым ворвался во вражеский окоп, двоих застрелил в упор, третьего прикончил штыком, четвертому разнес башку прикладом, аж мозги брызнули во все стороны. Стоял, озирался – кого еще? И тут послышался голос:
– Всё, командир, чисто!
Степа вытер взмокшее лицо, солдат предложил ему сигарету – не услужливо, а с достоинством фронтового братства. Степа закурил, с наслаждением затягиваясь, посмотрел вокруг:
– А где Няша?
– Прости, командир, – говорит солдат охрипшим голосом.
– Где она? – Степа хватает солдата за грудки, трясет, словно желал вытряхнуть из него жизнь Няши, которую боец зачем-то спрятал за пазухой.
Няша лежит в чистом поле, раскинув руки, а в нежном горле ее, которое Степа так любил целовать, зияет черно-красная дыра.
Да что ж такое, удивился Степа, в одном фильме я погибаю, в другом моя девушка застрелена, как-то странно у меня фантазия работает!
Нет, любовь будет потом. Не до любви, когда такое творится. Степа будет воевать – отважно, изобретательно, с умом. Быстро выдвинется в командиры сначала подразделения, потом соединения, потом всего фронта. Несмотря на молодость, ему доверяют важную операцию. Наступление. Степа мчится в бронированном автомобиле, отдает приказы по рации и по телефону.
Он видит все словно сверху, из самолета.
Ну да, он не в автомобиле, он именно в самолете, откуда удобнее наблюдать за ходом боевых действий. Наши первые атаки отбиты, подчиненные растеряны, Степа кричит, что самолично расстреляет трусов, и вот последняя отчаянная попытка – и победа. Степа облетает поле сражения, где валяются кучи вражьих трупов. Но один враг остался живой, он засел в кустах с ракетой «земля – воздух». Ракета летит, попадает в самолет. Все погибают, Степа успевает выпрыгнуть. Он раскрывает парашют. Планирует. Но тут случайный снаряд попадает в парашют. Тот сгорает в один миг. Степа летит вниз. Смерть близко. Но он попадает в реку, в глубокий омут. Выныривает, плывет к берегу. Вылезает и ранит ступню речной ракушкой – он почему-то босиком. С ним был такой случай в детстве, порезался осколком ракушки, нога распухла, потом гноилась, отец отвез к хирургу, тот резал под местным наркозом, Степе было не больно, а смешно: его режут, а он не чувствует! Но на этот раз не обошлось: Степа обработал рану спиртом, замотал бинтом, принял спирта и внутрь и опять приступил к командирским обязанностям, нога болела, он не обращал внимания, однажды ночью проснулся весь в жару, отвезли в госпиталь, резали, кололи лекарства, но поздно, общее заражение крови…
И вот Степа видит, как его везут в красном гробу на передке бронетранспортера, везут по улице Мира в родном Грежине, люди скорбно выстроились по сторонам. Рыдают отец и мать, плачут девушки. Стоят здесь и Светлана, и Леся, и Тая с ребенком на руках, и Таня с сыном-подростком, успевшим когда-то вырасти, сын по-мужски сдерживается, не плачет, только хмурит брови. И Няша здесь, в черном платке, скорбно молчащая, прекрасная. И тут Степа поднимается и говорит:
– Довольны? Ведь это из-за вас я погиб, это вы меня потянули туда, куда я не хотел! Радуйтесь теперь!
Степа хохочет над этим странным финалом, в котором сошлись все варианты сочиненных им фильмов, он ему нравится.
Только надо придумать, что потом делать. Если геройски погиб, все понятно: получить почести и лечь на кладбище под памятником в виде скульптуры (интересно, из бронзы сделают или из камня, и как Степа будет выглядеть в таком виде?), а если останется жив – опять проблемы. И как с ними справиться, непонятно.
Загрустив, Степа включил радио, чтобы найти веселую музыку. Попалась классика, рука потянулась нажать на кнопку, чтобы переключить, однако музыка заставила слушать себя – мощная, властная, воинственная, полная одновременно и жизни, и смерти.
Вот, подумал Степа, слушаешь вечно всякую чепуху, а тут, надо же, как гениально, просто всю душу переворачивает. Под эту музыку хочется что-то такое сделать. Необычное.
Дорога огибала холмистое редколесье, по этому естественному изгибу когда-то была проложена граница между союзными республиками Россией и Украиной; ее, собственно, так везде и проводили, считаясь скорее не с количеством пространства, а с естественным рельефом местности. Никаких обозначений не было, а потом, когда страны разделились, поставили столбики с двух сторон, потом пропахали меж столбиками полосу, которая каждое лето зарастала бурьяном. Ее опять вспахивали, изредка проезжали вдоль нее пограничники, не раз видели следы людей и машин и относились к этому вполне фатально. Иногда сами брали грабли и заравнивали следы, а то вдруг нагрянет какая-нибудь инспекция, начнутся вопросы: кто шел, кто ехал, почему не организовали погоню и поимку?
По асфальту до Грежина оставалось двенадцать километров, напрямик через холмы – всего около четырех. Многие, кто на тракторах или грузовиках с сильной тягой, предпочитали напрямик. Степа обычно берег машину, но на этот раз музыка так и подмывала, так и звала махнуть по бездорожью.
– Танки грязи не боятся! – воскликнул вслух Степа, включил в помощь заднему передний привод, обычно на хорошей дороге отдыхавший, решительно свернул и, почти не сбавляя скорости, рванул по ложбинам, ямам и горкам, не жалея любимую машину, потому что какая уж тут машина, если кругом война?
Он ехал, прыгая и ударяясь головой о крышу кабины, иной раз было больно, но, опять же, на войне как на войне, разве это боль по сравнению с настоящей, от ранения?
Он ехал и подпевал музыке:
– Там-тарам-тарам-тарам, тарам-тарам-тарам-та! Тарам-тарам-тара, тарам-тарам-тара! – а при звуках барабана ударял кулаком по рулю.
Черт, какая музыка! Интересно, откуда она, кто ее написал? Вот счастье – иметь такой талант, радовать людей. Ты сочинил неизвестно когда, а другой будет слушать, как вот сейчас Степа в машине, и уважать.
Степа, как истинный патриот, зауважал бы еще больше эту музыку, если б знал, что написана она русским композитором Сергеем Прокофьевым. Именно ее он слушал, а точнее – танец рыцарей из балета «Ромео и Джульетта».
Надо запомнить эту музыку, подумал Степа. Нет, сложно. Записать! – догадался он, радуясь своей сообразительности. Включил в своем телефоне микрофон и положил на сиденье рядом с динамиком, встроенным в дверцу. Потом даст послушать тете Даше, двоюродной сестре мамы, которая преподает в музыкальной школе, она уж точно узнает, чья эта музыка.
Тем временем на одном из холмов под прикрытием густой листвы одиноко стоящего дерева двое возились с устройством для стрельбы. Будучи любознательными, они сначала все осмотрели, восхищаясь приспособлениями, потом засунули туда, куда полагается, небольшую красивую ракету с крылышками, и стали смотреть в прицельный окуляр.
– Глянь, Матвей, а вот и цель, – сказал один из них и засмеялся.
Матвей посмотрел на едущую машину и, желая показать товарищу, что смех неуместен, что оружие – дело серьезное, сказал, задумчиво прищурившись:
– С такого расстояния, Богдан, можно прямой наводкой шибануть.
– Ты с глузду съехал? Надо навесом. – Богдан показал рукой дугу в воздухе. – Дивись, видишь – траектория?
Рядом с прицелом имелся небольшой экран, откидывающийся, как у фотоаппарата или кинокамеры, на нем была видна машина, а над машиной нависла пунктирная изогнутая линия.
– Без тебя вижу, – солидно сказал Матвей.
