Маша Царева - Жиголо для блондинки
На улице он уверенно взял ее под руку.
– В наше время опасно ловить частников. Если вы решительно не хотите, чтобы вас провожал именно я, позвольте вызвать для вас настоящее такси. А пока оно едет, выпьем где-нибудь чаю.
– Что вы! Я всегда ловлю машины, и ничего страшного пока не произошло. И потом, Арсений, я уже не в том возрасте, чтобы надеяться, что со мной может произойти неприятность такого рода.
– Наверное, я просто чем-то вас смутил. Не смею уговаривать, но все же еще раз предложу…
– Арсений, а зачем вам это надо? – перебила Карина.
Они шли вдоль Арбата по направлению к Моховой.
– Что именно?
– Меня провожать. Вы молодой мальчик, я – немолодая тетя… – Она помолчала, потом рассмеялась, наверное, все же была немного пьяна. – Это лукавство, конечно. Молодая. Молодая и красивая, но вам должна казаться старухой.
– Почему? – недоуменно спросил он.
– Потому что. Вам сколько лет? Двадцать пять? Двадцать семь?
– Двадцать пять. И что из этого?.. Карина, вы красивая женщина и просто хороший человек. Мы провели вместе вечер. Пусть обстоятельства этого свидания были для вас непривычны… Но все-таки существуют правила приличия. Вы женщина. Я мужчина. Я хочу проводить вас до дому. И все.
– Все? – глупо переспросила она.
– Все. Если вы этого хотите. Не бойтесь. Я не маньяк… Сейчас пробок нет, быстро доедем. И напрашиваться на вечерний чай я не собирался.
«Не собирался, но все-таки намекнул, что если я не против, то ты мог бы зайти и гораздо дальше! Интересно, какой у тебя прейскурант, мальчик? Наверное, ты стоишь дорого. А уж если ты умеешь заниматься любовью так же качественно, как вешать лапшу на уши, то цены тебе нет!»
Она позволила усадить себя в автомобиль. Арсений был безупречно галантен. Он сам закрыл ее дверцу и только потом уселся на водительское место.
– Послушаем джаз или регги?
– Лучше джаз.
Музыка была красивой, ее спутник – еще красивее. Теплый вечер, пряный хмель, томные мысли, скорость, сквозняк. Пробок не было.
Простились они немногословно.
Глава 8
Той ночью Карина долго не могла уснуть. Она думала. О том, насколько наивным может быть общественное мнение. Все вот смотрят на нее (платье от Готье, упакованная в силиконовый лифчик грудь топорщится, как у юной старлетки, глаза сверкают – не от любви или молодости, а от хитрых швейцарских капель) и мгновенно ставят диагноз: стервоза. С многолетним стажем. Знали бы они, что вот уже несколько недель постель для нее греет престарелый, безразличный к внешним раздражителям кот. Знали бы они, что иногда ей хочется напиться – Карина открывает бар и смотрит на привезенные из разных стран бутылки – ирландское виски, коньяк с юга Франции, греческое красное вино, настойка из Сибири. Она бы и напилась давно, если бы перед глазами не маячил образ опустившейся, спивающейся инженю – кровавые ногти, накладные ресницы, чулки в резинку на варикозных ногах.
Ей вспомнился Анатолий – совсем некстати, потому что в последние дни она, кажется, научилась о нем не грустить. Почему любовь проходит? Как вообще распознать ее, эту любовь? Отличить настоящее чувство от сексуального желания, прихоти, охоты примерить роль невесты в белых кружевах?
Какой красивой была их свадьба! Денег не хватало, зато впереди ждала молодость, которая казалась, как Вселенная, бескрайней. На Карине было платье, сшитое из тюлевой шторы, и белые танцевальные туфли, трещинки подмазаны зубным порошком. В волосах – белая роза. Высокая, стройная – Афродита с гравюры. Другие невесты в покупных платьях и с одинаковыми взбитыми локонами казались ей похожими на кочаны капусты с одной грядки.
Отмечали у Толи дома. Толина мать смотрела на Карину и губы поджимала. Ей казалось, что изнеженная блондинка в тюлевом платье ее сына погубит. А если не погубит, то до добра уж точно не доведет. Карина подслушала, как свекровь жаловалась какой-то своей подруге:
– И на что она способна, эта барыня? Борща не сварит, рубашки не погладит. Актриса!
– Может быть, остепенится?
– Куда там! Ты ее ногти видела? Как с такими ногтями картошку чистить?
Она ошибалась. Карина и борщи варила, и пироги научилась печь не хуже самой свекрови, и вставала спозаранок, чтобы погладить для Толика брюки. И детей ему двоих родила, и воспитала их без всяких нянек. Да еще и карьеру умудрилась при этом сделать. И что в итоге получилось…
А тогда, на свадьбе, ей было все равно. В разгар торжества они с Толей сбежали… на крышу. Прижавшись спиной к грязной трубе, она целовала его. Он целовался с закрытыми глазами, а Карина за ним исподтишка подглядывала. В молодости он очень красивый был. Время безжалостно расправилось с мальчишеской синевой его глаз, с нервным румянцем, с русой шевелюрой. Сегодняшний Толик (поправка – Анатолий Павлович) крупноват, лысоват, тяжело ступает и прячет под эксклюзивными пиджаками пивной животик. Карина смотрела на него, а видела того мальчика, который когда-то целовал ее на крыше. Свадебное платье, кстати, тогда так и не отстиралось, его выбросить пришлось.
– Ты сумасшедшая, – пылко шептал ей Толик. – Я никогда не встречал такой страстной женщины, как ты. В постели тебе нет равных. Признайся честно, где ты всему этому научилась?
Карина скромно улыбалась в ответ.
Если верить знатокам сексологии, на протяжении жизни женщину подстерегает несколько гормональных всплесков. Первый взрыв сексуальности – подростковый возраст, когда охапками хватаешь новые впечатления и неугомонные желания отнюдь не кажутся опасными. Школьницей Карина целовалась с подружкой, имя которой давно забыла, – это у них называлось «учиться целоваться», они вроде бы тренировались, чтобы в один прекрасный день не опростоволоситься перед каким-нибудь мальчиком. Но поскольку подходящего мальчика вокруг не наблюдалось, Карина влюбилась в эту самую подружку. То была целомудренная детская любовь, подкрашенная жадными поцелуями, от которых дрожали колени. Она во всем той девочке подражала, даже говорить научилась, как та, немного растягивая слова. А потом подружкин папа застал их целующимися, и Карина была «отлучена от дома». Было им тогда по тринадцать лет, и «целовальные» уроки пригодились только через три года, на выпускном. А подружку ту, кстати, в девятом классе исключили из комсомола за то, что она попыталась залезть под юбку к симпатичной учительнице по географии.
Второй гормональный всплеск – двадцать пять. Пик красоты, у Карины в то время выросла наконец грудь, она выбралась из шелухи полудетских комплексов, как ящерица из старой кожи. Тогда она была уже замужем, они с Толей подумывали о ребенке. «Предродительский период» – так называла она то время. Эгоизм влюбленности, бесшабашность – они запросто могли сбежать на выходные в Ленинград, летом по ночам купались в Серебряном Бору.
Однажды Карина, будучи еще неизвестной актрисой, нарядилась в цыганку, вымазала разведенной тушью русые волосы, обмоталась цветастыми платками и гадала уличным прохожим. Толя стоял в сторонке и покатывался со смеху, а люди ей верили и давали деньги. Какой-то дядька дал розовую десятку – целое состояние. В тот вечер она заработала целых двадцать пять рублей – на эти деньги можно было бы питаться целую неделю, можно было бы купить что-то нужное. Толя учился в аспирантуре, у него была только стипендия, Карина зарабатывала мало. Но они отправились в ресторан при гостинице «Таджикистан» и со словами «Один раз живем!» все потратили.
А потом Толя устроился на работу – днем он писал диссертацию и просиживал в какой-то конторе, ночью работал грузчиком. Карина его в то время практически не видела и скучала, словно он был капитаном дальнего плавания. Сама она пошла в гору, ей предложили заметную роль, потом еще одну, еще – и вот она уже узнаваемое лицо, утром за ней приезжает студийная «Волга», у нее просят автографы, ее гонорары растут. Поклонников море. Она легко могла променять замотанного работой Толю, например, на модного писателя, который дарил ей розы, или на пожилого актера, который, выпив лишнего в Доме кино, пел под ее окнами серенады. Но Карина ему не изменяла.
Зоя, в то время уже молодая мать, погуливала налево при первой подвернувшейся возможности. Поскольку возможностей у нее было куда меньше, чем у Карины, Зоя искренне недоумевала – почему подруга строит из себя монашку? А Карина ничего из себя не строила, она просто была влюблена.
Потом родились близнецы, два года Карина не снималась. Дети росли красивые и здоровые, она вполне могла бы доверить их няньке (как сделала это та же Зоя), несколько раз Карина об этом думала, но потом представляла, как ее малыши улыбаются незнакомой тетке, и сгорала от ревности. Она ревновала своих детей больше, чем своего мужчину.
Толя много работал и был справедливо вознагражден – в начале восьмидесятых он занялся фарцовкой, в конце – создал собственную фирму. В общем, десять лет назад выяснилось, что Карина замужем за успешным, правда, безнадежно уставшим предпринимателем, который «подсел» на работу, как на опасный наркотик. Толя вполне мог бы нанять управляющего, но он ревновал свою работу так же, как Карина ревновала когда-то детей.
