Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»
Мы видели кончик его сигары, похожий на сверкающий красный глаз в темноте салона. Мы увидели, как мать и Эгг, незаметно подойдя к отелю, начали пересекать наружную площадку; они вышли из темноты на скудный свет, как будто их время на земле было освещено так же кратко и тускло; я вздрогнул от этой мысли и почувствовал, как Фрэнни тоже вздрогнула.
— Давай пойдем, включим свет, — предложила Фрэнни. — Во всех комнатах.
— Так электричества же нет, — сказал я.
— Это сейчас, дурень, — возразила она. — Но если мы включим везде свет, то, как только дадут электричество, весь отель вспыхнет огнями.
Идея показалась мне очень привлекательной, и я помог Фрэнни в ее осуществлении. Мы включили даже свет в коридоре, куда выходила дверь Макса Урика, и наружные огни, которые в один прекрасный день будут освещать уличную площадку ресторана, а пока — только бросать отблеск на канавокопатель и на желтую строительную каску, подвешенную за ремешок на одиноком деревце, которое канавокопатель пощадил. Рабочий, которому принадлежала эта каска, казалось, исчез навсегда.
Оставленная каска напомнила мне о Стратере, сильном и занудном; я знал, что Фрэнни уже давно с ним не виделась. Я знал, что сейчас у нее нет дружка, которому бы она отдавала предпочтение, и вообще она, казалось, смотрела на эти вещи как-то невесело. Фрэнни была девственницей, это она сама мне сказала, но не потому, что ей так хотелось, а потому, что во всей школе Дейри не было никого, как она решила для себя, «кто бы этого был достоин».
— Я не хочу сказать, что я уж так хороша, — сказала она мне, — но я не хочу, чтобы это сделал какой-нибудь придурок, и не хочу, чтобы это сделал кто-нибудь, кто будет потом надо мной смеяться. Это очень важно, Джон, — сказала она, — особенно в первый раз.
— Почему? — спросил я.
— Просто потому, — сказала Фрэнни, — что это первый раз. Он останется с тобой навечно.
Я сомневался в этом; надеялся, что это не так. Я подумал о Ронде Рей: что для нее означал первый раз? Я подумал о ее ночных принадлежностях, пахнущих так же противоречиво, как ее запястье под часами, как ямка под ее коленкой.
К тому моменту, когда мы с Фрэнни включили весь свет, Говард Так и патрульная машина так и не двинулись с места. Мы выскочили на улицу, мы хотели увидеть, как весь отель вспыхнет огнями, когда дадут электричество. Мы забрались на водительское сиденье канавокопателя и стали ждать.
Говард Так настолько тихо сидел в своей машине, будто ждал там отставки. Айова Боб всегда любил говорить, что наш патрульный постоянно выглядит так, словно стоит «на пороге смерти».
Когда Говард Так включил зажигание своей полицейской машины, отель озарился, как будто это сделал он. Когда мигнули огни патрульной машины, все лампочки в отеле ожили, и Говард Так, кажется, рванул машину вперед — и остановился, как будто от этого света у него закружилась голова, и его нога соскользнула с педали газа или сцепления. В самом деле то, что огни отеля «Нью-Гэмпшир» вспыхнули именно в тот момент, когда он запустил свою машину, оказалось для старика Говарда Така слишком большим испытанием. Его жизнь в Элиот-парке проходила в полумраке, и разнообразили ее разве только случайные сексуальные открытия, неопытные подростки, пойманные в свете фар, и случайные вандалы, задумавшие нанести стандартные увечья Томпсоновской семинарии для девиц, а однажды учащиеся школы Дейри стащили одну из священных коров и привязали ее к воротам в конце хоккейного поля.
Все, что увидел Говард Так, когда запустил машину, — это четырехэтажный столб света. Отель «Нью-Гэмпшир» выглядел в это мгновение так, будто он взрывается. В комнате Макса Урика громким всплеском музыки ожило радио; в подвальной кухне миссис Урик зазвенел на плите таймер; Лилли вскрикнула во сне, Эгг, обеспокоенный внезапным электрическим жужжанием, зажмурил глаза. Мы с Фрэнни, сидя на канавокопателе, зажали уши, как будто такая внезапная вспышка огней могла сопровождаться только звуком взрыва. А старый патрульный Говард Так почувствовал, как его нога соскользнула с педали сцепления — в этот момент его сердце остановилось и он покинул этот мир, в котором отели так просто могут врываться в жизнь.
Мы с Фрэнни первыми подбежали к патрульной машине. Мы увидели, что тело полицейского навалилось на руль, а голова прижала кнопку клаксона. Мать, отец и Фрэнк выскочили из отеля «Нью-Гэмпшир», как будто полицейская машина подала очередной сигнал пожарной тревоги.
— Господи Иисусе, да ты же мертвый! — сказал отец старику, тряся его за плечо.
— Мы не хотели этого, мы не хотели, — повторяла Фрэнни.
Отец стукнул старого Говарда Така по груди и положил его на переднее сиденье машины, затем еще раз постучал по груди.
— Позвоните кому-нибудь, — сказал отец, но в нашем несчастливом доме не было работающего телефона.
Отец озадаченно посмотрел на путаницу проводов и переключателей, микрофонов и наушников в патрульной машине.
— Алло? Алло! — сказал он в какую-то штуку, щелкая выключателями. — Как, черт бы ее побрал, работает эта штука?
— Кто это? — раздался в трубке голос диспетчера.
— Вышлите «скорую» в Элиот-парк! — сказал мой отец.
— Вызов на Хэллоуин? — спросил голос — Неприятности на Хэллоуине? Алло! Алло!
— Господи, сегодня же Хэллоуин! — сказал отец. — Бестолковая машина, черт бы ее побрал! — воскликнул он и хлопнул по торпеде патрульной машины рукой, другой же рукой он еще раз нажал на недвижную грудь Говарда Така.
— Мы можем вызвать «скорую»! — воскликнула Фрэнни. — Школьную «скорую»!
Мы побежали через Элиот-парк, который теперь был залит огнями от отеля «Нью-Гэмпшир».
— Японский бог! — воскликнул Айова Боб, когда мы наткнулись на него у выхода на Сосновую улицу; он смотрел на сверкающий отель так, будто тот открылся без него. В неестественном свете тренер Боб показался мне намного старше, но, подозреваю, он попросту выглядел на свой возраст — выглядел тем, кем и был на самом деле: дедом и отставным тренером, которому осталось сыграть одну, последнюю игру.
— У Говарда Така сердечный приступ! — сказал я ему.
И мы с Фрэнни побежали к школе Дейри, которая всегда была готова к сердечным приступам, особенно в Хэллоуин.
ГЛАВА 4. Фрэнни терпит поражение
В Хэллоуин городское управление полиции послало старого Говарда Така, как обычно, в Элиот-парк, полиция штата направила две машины патрулировать территорию школы Дейри, а служба безопасности была увеличена вдвое; что касается Хэллоуина, тут у школы Дейри была вполне определенная репутация, хотя традиция была и недавней.
Это как раз в Хэллоуин одна из священных коров была привязана к футбольным воротам в Томпсоновской семинарии для девиц. Это опять-таки в Хэллоуин еще одну корову затащили в спортивный зал школы Дейри, а потом — в бассейн, где животное отравилось хлоркой и утонуло. Именно в Хэллоуин четверо маленьких ребят сделали глупость: пошли, по обычаю, выпрашивать подарки и забрели в одно из общежитий школы Дейри. Там их продержали всю ночь; ученик, одетый в костюм палача, побрил им головы — после этого один из ребят целую неделю не мог говорить.
— Ненавижу Хэллоуин, — сказала Фрэнни, когда мы заметили на улице несколько детишек, выпрашивающих подарки.
Малыши из школы Дейри боялись Хэллоуина. Мальчик с бумажным мешком и маской на голове опасливо сжался, когда мы с Фрэнни пробегали мимо, а группа маленьких ребят, один одетый ведьмой, другой — призраком, а двое — роботами из нового фильма о марсианском вторжении, бросилась наутек в безопасное укрытие — в освещенный подъезд, когда мы направились в их сторону по тротуару.
Вдоль по улице то там, то тут были припаркованы машины с взволнованными родителями, наблюдающими, как их дети осторожно приближаются к двери, чтобы позвонить в звонок. Несомненно, в беспокойных родительских головах проскакивали обычные для этого дня мысли о бритвенных лезвиях в яблоках или мышьяке в шоколадных конфетах. Один из таких взволнованных отцов навел на нас включенные фары автомобиля и, выскочив из машины, пустился за нами в погоню.
— Эй, вы! — закричал он.
— У Говарда Така сердечный приступ! — крикнул я ему, и это, похоже, заставило его замереть.
Мы с Фрэнни пробежали сквозь открытые ворота, похожие на ворота кладбища и ведущие на спортивную площадку школы Дейри. Пробегая мимо металлической решетки, я задумался о том, как она будет выглядеть в эксетеровский уикенд, когда здесь будут продавать эмблемы, флажки и колокольчики для увеселения болельщиков. Сейчас это было довольно безрадостное сооружение. Не успели мы миновать ворота, как нам навстречу попалась небольшая стайка ребятишек, которые бежали в противоположном направлении, наружу. Можно было подумать, за ними гонится сама смерть с косой: на лицах у некоторых застыл ужас похлеще, чем на чудом сохранившихся у других хэллоуинских масках. Их пластиковые черно-белые и тыквенного цвета костюмы были разодраны в клочья, а завывали они, как целая палата детской больницы, — это был захлебывающийся вопль ужаса.
