Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника»
В мире Гровера женщины – лишь декоративные предметы, а правят в нем занятые делом мужчины, в распоряжении которых – армия слуг, готовых выполнить любое желание хозяина. Если Селеста когда-нибудь решится уйти от мужа, то потеряет все: и сына, и средства. У нее останется лишь гордость. Еще недавно она считала этот выход возможным, однако, чем больше она смотрела на маленького Родди, тем яснее понимала, что не сможет оставить его в железной клетке семейства Паркс. Селеста подумала о других женщинах – членах «Комитета спасенных», которые занимались сбором денег в помощь жертвам «Титаника». Многие ли из них встают по утрам с постели в синяках, избитые, униженные и раздавленные? Иногда ей хотелось, чтобы в ту страшную ночь она утонула – право, так было бы лучше! – однако затем мысли Селесты неизменно возвращались к сыну. Он – смысл ее бытия, повод быть сильной. Так или иначе, она найдет способ двигаться дальше. Жизнь – нечто большее, чем жалкое существование.
– Ладно, Родди, давай-ка оденемся и выйдем на аллею встречать бабушку с дедушкой. Не будем мешать папе, пусть поработает в тишине.
Глава 37
Центральные улицы Нью-Йорка были запружены народом: все ожидали начала грандиозной процессии. Парад в честь Дня святого Патрика считался в Нью-Йорке одним из самых крупных празднеств. В этом году его решили провести пятнадцатого марта, поскольку собственно день святого Патрика выпадал на Страстную седмицу. Люди в зеленых костюмах вышли на тротуары целыми семьями. Оркестры и танцоры взбивали каблуками тучи пыли. Анджело тоже немного постоял, наблюдая за шествием и вдыхая запахи жареных каштанов и воздушной кукурузы.
Сальви и Анна повязали на шею сынишке зеленый шарф. Они радовались оживлению торговли, ведь праздник принес им дополнительную прибыль, зато Анджело было не до веселья. От родственников Марии пришло еще одно письмо на бумаге с траурной каймой. Его уговаривали вернуться домой, в paese[4]. Но как он, человек, невольно отправивший жену и дочь на смерть, посмотрит в глаза семье?
В письме не было ни слова упрека. Анджело не знал, кому принадлежит этот аккуратный почерк, но каждая строчка дышала сочувствием.
Оставляющий старую жизнь ради новой сознает, чего лишается, но не предполагает, что обретет. Господь счел нужным забрать Марию и Алессию к себе на небо, и кто мы такие, чтобы спрашивать – почему? Отец Альберто говорит, что сия тайна откроется нам лишь в вечности.
Он не сказал родственникам Марии о пинетке с тосканским кружевом. Было бы жестоко зажечь в них надежду или продолжать согревать этой надеждой себя. За долгие месяцы пришла только одна женщина, которой будто бы помнилось, что она видела обеих – Марию с Алессией – на борту «Титаника», в салоне третьего класса. По ее словам, Мария танцевала под веселые звуки ирландской жиги, однако наверняка женщина утверждать не бралась. Эта сцена постоянно преследовала Анджело. Мария любила поплясать; ее легкие ножки едва касались пола, когда она с радостным смехом кружилась в танце.
Сегодня им бы вместе смотреть на этот парад… Анджело посадил бы малышку на плечи, а Мария стояла бы рядом в белом платье, отделанном кружевом, которым она так гордилась. Ее мастерство нашло бы в Нью-Йорке большой спрос. Она собиралась привезти с собой все инструменты и приспособления – валики для плетения кружев, иглы, крючки, схемы узоров, – продавать изделия и обучать своему искусству других…
Анджело вновь вспомнил о пинетке, которая теперь лежала на небольшом алтаре – он устроил его из фотокарточки и фигурки Богоматери, Святой Марии дель Кармине. А что, если Мария продала эти пинетки еще на «Титанике» и какая-то другая девочка носит одежки его дочери? От этой мысли у Анджело разрывалось сердце.
Он смотрел, как зрители истово осеняют себя крестом при виде статуи Мадонны, которую несли на плечах дюжие ирландские моряки. Девушки-ирландки на другой стороне улицы, по-видимому из фабричных работниц, смеялись и махали руками. Одна из них, в шали и соломенной шляпке, отчего-то робела и стояла, опустив голову, а потом вдруг подняла глаза, поймала взгляд Анджело и улыбнулась. Он сразу же отвел взор, пораженный своей реакцией.
О, он уже строит глазки девицам, тогда как после смерти жены не прошло и года!.. Анджело мучила совесть, и все же инстинктивный порыв найти утешение был силен. Устыдившись, он повернулся спиной к оркестрантам в зеленых костюмах, чьи веселые мелодии оглашали спертый, вонючий воздух. Анджело стало душно, он ощутил непреодолимое желание выпить. В последнее время ему все время хочется приложиться к бутылке. Бутылка – его верная спутница и подруга, без нее не заснуть. «Трудись прилежно, трудись каждый день, и ты никогда не будешь знать голода», – повторял его отец. Анджело прилежно трудился, а что получил? Зачем ему теперь работать? Сальви вечно заставляет его мыть и причесывать непослушные черные кудри. «Ты красивый парень, найди себе ragazza[5] по сердцу!»
Анджело хотелось ударить дядю за эти слова, однако он не смел проявить неуважение к старшим. Посмотреть на другую женщину? Забыть Марию – так просто, словно завернуть кран?
Далеко в Канаде есть кладбище, где захоронены тела, поднятые из воды. Надо было бы поискать среди них, однако Анджело сказали, что Мария и Алессия в списках не значатся. Анна и Сальви обратились в Благотворительный фонд от имени племянника и узнали, что ему полагается компенсация, равная стоимости имущества, которое Мария имела при себе. Анджело мог заявить лишь об утонувших кружевах, но чем восполнить потерю жены и ребенка?
Священник в Старом соборе сочувствовал Анджело, однако советовал смиренно переносить горе. Хотя священник говорил, что со временем все пройдет, Анджело вовсе не хотел, чтобы горе утихало. Страдание – его кара, только вот чтобы работать, он должен спать, а чтобы заснуть, приходится пить. Он давно на опасной грани и почти не владеет собой. Кому какое дело, если однажды утром он поскользнется и упадет с высоких лесов, решив свести счеты с жизнью?
Удерживала лишь мысль о том, что его мать не перенесет боли и позора. Да еще крохотная пинетка – а вдруг Алессия где-то в Нью-Йорке? Надо заглушить эту мучительную тоску.
Анджело ушел с парада – хватит смотреть на счастливые семьи. Все, что ему нужно, – дешевый бар, крепкая выпивка и несколько часов забвения на задворках Малберри.
Проснулся он на грязном полу какой-то ночлежки. Карманы обчищены, стоит вонь перегара и кое-чего похуже. Куда его занесло? Анджело встал, и перед глазами все поплыло. Перешагивая через храпящих пьяниц, он услыхал звон колоколов, что созывали верующих на праздничную мессу по случаю Вербного воскресенья.
Он не помнил, как оказался в этой дыре. Голова кружилась и разламывалась от боли. Наверное, он пил дешевый самогон, праздновал День святого Патрика с какими-нибудь ирландцами. Впрочем, какая разница? Никакой – теперь, когда он лишился своего заработка, верней, того, что от него оставалось. Надо переодеться в чистое, прежде чем являться на глаза Сальви и Анне. Родня опять устроит ему взбучку за то, что он опустился и позорит семью.
Однако, как говорится, чего глаз не видит… «Не пропусти праздник святого Патрика, этот святой всегда тебе поможет», – словно бы услышал Анджело голос матери. Но станет ли святой Патрик слушать его мольбы? На что ему сдался еще один итальянский пропойца?
Анджело мучился стыдом, похмельем и горем. Все-таки необходимо привести себя в порядок и отметить праздничный день как полагается. Он слабо улыбнулся, вспомнив, как мама грозила ему пальцем и приговаривала: «Покажи своих друзей, Анджело, и я скажу, кто ты есть».
Он обвел взглядом распростертых на полу пьяниц, бродяг, мелких воров и прочее отребье. Я ведь не такой, как они? Пресвятая Дева, и как я до этого докатился?.. Помоги мне! Мария, моя любимая, ну почему ты меня покинула? Что со мной станется без тебя? И зачем только ты села на этот проклятый пароход! По лицу Анджело потекли слезы. Шатаясь, он вышел на улицу, и яркие лучи весеннего солнца ударили в глаза. Держась рукой за дверной косяк, он постоял, чтобы привыкнуть к свету, а потом нетвердым шагом двинулся на звук церковных колоколов.
Глава 38
Апрель 1913
Их письма определенно пересеклись в пути, подумала Мэй. Прежде чем отправить свое, она села в парке на скамейку и несколько раз прочла его от начала до конца.
Дорогая Селеста!
Это письмо совсем короткое. Не могу поверить, что с той первой, роковой нашей встречи минул уже год. Скоро слово «Титаник» вновь будет у всех на устах, и от этого мне становится страшно. По всей Англии пройдут большие поминальные службы. Мое сердце разрывается: у Джо даже нет могилы, куда я могла бы принести цветы, и я до сих пор не смирилась с тем, что судьба так грубо и жестоко лишила нас семейного счастья.
