Дмитрий Правдин - Хирург на районе
— А почему вы его не обезвредили? — спросил я.
— Так мы милицию вызвали! Милицию и «скорую»!
— Значит, вы слушали, как их там резали, и ждали милицию, да? — Я обвел глазами толпу, у многих в руках были колья, но в глазах стоял страх.
— Мы милицию вызвали, — повторил небритый, отводя глаза.
— Ладно, пойду посмотрю, чего там. Дайте чемоданчик.
— Доктор, не ходите, давайте милицию подождем! — предложила фельдшер.
— Во, во! — поддакнула ближняя женщина. — Сами одни не ходите, Сохатый убийца! Ему человека убить раз плюнуть! Его все мужики вона боятся!
— Пойду посмотрю! — упрямо повторил я. — Может, кто живой еще! Когда эта милиция приедет?
Перехватив чемоданчик у фельдшера, я быстрыми шагами направился к дому. Толпа загудела как растревоженный улей.
— Доктор, осторожней, у него нож! — донеслось до меня.
Я отворил калитку и очутился в небольшом дворе.
В углу, в луже крови, валялась мертвая собака. В центре громоздился большой бревенчатый дом с огромной верандой. Тишина. Я поднялся по лестнице. У входа, скрючившись, лежал молодой мужчина. На белой майке, под левым соском алело большое пятно. Пульса не было. Я перешагнул труп. В двух метрах от мужчины распростерлась красивая женщина лет тридцати. Я присел возле нее и осмотрел. Идентичная рана — под левой грудью, на розовой блузке кровавый знак, но пульс был, хоть и слабый. «Жива! Видимо, ее пышные перси смягчили удар».
— Э, а ты кто? — услышал я пьяный голос у себя за спиной.
В метре от меня за столом сидел здоровенный пьяный мужик в синей рубахе. Руки и открытая волосатая грудь синели от татуировок. При желании он легко мог дотянуться до меня. Странно, что я его сразу не заметил. В руках амбала блестел длинный охотничий нож, которым он неспешно нарезал кровяную колбасу. На столе стояла початая бутылка водки и граненый стакан. Похоже, именно этим ножом мужик бил чету Ващековых.
— Я хирург, вызвали меня, — ответил я настолько спокойным голосом, что и сам удивился своему бесстрашию.
— А-а-а, — многозначительно протянул убийца. — Хирург! Уважаю! Хошь водки, лепила?
— Нет, не хочу. Это ты их?
— Я!
— А за чем?
— За дело!
— И женщину за дело?
— И ее тоже. Давай хлопнем! Водка настоящая, а то все самогон да самогон.
— Нет, женщина еще жива, ей нужно срочно в больницу!
— Смотри, не привалил сразу, ща добью! — громила схватился за нож и начал подниматься со стула.
— Не надо! — крикнул я. — Зачем тебе, добьешь — пожизненное дадут.
— Так и так посадят, я же рецедэ!
— Ну, может, пожизненное не дадут?
— Да? — уголовник почесал лоб и сел на место. — Может, ты и прав, забирай ее.
Я выскочил наружу и крикнул:
— Эй, кто-нибудь! Помогите, женщина еще жива, нужно отнести ее в машину.
— А Мишки там нет? — спросил мятый пиджак, боязливо выглядывая из-за забора.
— Тута я! — подал голос рецидивист и, выдохнув, перелил в себя стакан водки. — Что земеля зассал? Иди, помоги хирургу, больше никого не трону!
— Слушай, — обратился я к Сохатому. — Мишка, зайди в дом, тебя народ боится.
— А то! Гы-гы-гы!
— Ну, зайди, мне одному не с руки ее тащить!
Мишка налил еще водки, крякнул, закусил колбасой и вошел в дом. В ту же секунду из калитки ко мне бросилось человек пять добровольцев. Я указал на женщину, они подняли ее и понесли к «скорой».
— Ух! — крикнул Сохатый, высовываясь из-за двери. — Ух! Я вам сейчас! Гы-гы-гы!
— Все! — сказал я. — Бывай, Сохатый!
— Бывай, док! А ты смелый парень! А ежели б я тебя ножичком пырнул, что тогда?
— А за что? Я тебе вроде ничего плохого не сделал?
— Ну да! Не сделал! Ладно, иди, спасай Катьку!
— Доктор, я так за вас испугалась! — произнесла фельдшер, когда я сел в машину. — Хорошо, что все обошлось! Люди говорят, этот Сохатый полный отморозок! Как вы его только не испугались?
— Да и сам не знаю. Соединитесь по рации с больницей, пусть срочно собирают оперблок, у нее, похоже, ранение сердца.
Когда мы выезжали из деревни, навстречу шла милицейская машина. «Это ж сколько пришлось бы их ждать?» — подумал я.
Женщину спасли. Действительно оказалось ранение сердца. Нож, пробив немаленькую молочную железу, повредил перикард и ранил сердце по касательной. Отверстие в сердечной сумке было достаточное, поэтому тампонада не наступила, вся кровь истекала в грудную полость. Опоздай мы на полчаса — женщина погибла бы от кровотечения. А так все обошлось: сердце зашили, кровопотерю восполнили — жить будет!
Как потом оказалось, супруги Ващековы держали большое хозяйство: и огород, и магазинчик. У них водились деньги, не ахти какие, но, по меркам голодной деревни, приличные. Сохатый жил по соседству, занял у них как-то триста рублей (на современные деньги) и забыл отдать. А сегодня пришел попросить водки — самогон надоел. Хозяин поначалу не захотел давать, напомнив про долг. Мишка разозлился и убил ни в чем не повинную собаку. Тогда Катя, испугавшись, принесла водку, чтобы Мишка ушел. А муж ее начал выговаривать уголовнику… И пал.
Сохатый понял, что снова пойдет в тюрьму, и стал куражиться. В бега не подался, а сел за стол и принялся поминать покойников в их же доме и их же водкой.
Я видел Сохатого в зале суда, когда выступал свидетелем. Убийца был абсолютно спокоен, чувствовалось, что он ни капельки не раскаивается в содеянном. Он даже улыбнулся и подмигнул, узнав меня.
Присудили ему 20 лет лагерей (хотя прокурор просил пожизненное): все-таки учли, что Катя осталась жива.
Вот такие типы стали попадаться все чаще. А чему удивляться, если в деревнях даже участковых милиционеров нет, все разбежались. Вот заведется такой сохатый, и вся деревня от него стонет, пока или он сам кого-нибудь не убьет и не сядет, или кто-нибудь из своих его не приговорит.
Леонид Шаров, 30 лет от роду, работать не желал принципиально, он слыл философом. Где-то Леня читал, что древнегреческий философ Диоген жил в бочке и пренебрегал всеми человеческими благами. Говорят, что, когда завоеватель Александр Македонский добрался до тех мест и предложил Диогену все чудеса и сокровища мира, знаменитый философ попросил его только об одном:
— Отойди и не загораживай мне солнце!
Леня считал, что в нем есть нечто от Диогена. Не знаю, как с этим было у древнего грека, а философ местного разлива Шаров любил и пожрать, и самогона выпить. Выпьет, пожрет и лежит на печи, философствует. Славно!
Да только выпивка и еда на дороге не валяются. Его мать получала пенсию по старости и по инвалидности — да много ли положено бывшей доярке? А отец давно умер.
Мамка по хозяйству хлопотала, еле передвигая разбитые ревматизмом ноги, а Леня — философствовал сутки напролет. Все бы ничего, да запросы у парня возросли. Умственный труд, он калорий много расходует, пополнять надо, а как? Пенсия не резиновая. И придумал Ленька тогда одалживаться у соседа своего, Егорыча, но так, чтоб тот не знал.
Егорыч в свое время преподавал в школе физкультуру и начальную военную подготовку, затем разочаровался в педагогике и ушел на вольные хлеба. Понабрал кредитов и занялся фермерством. Пока у него ничего не получалось, он ходил мрачный и раздражался на все. А тут начал примечать: то кролик пропал, то курица, то дрова из поленницы испарились. Сел он ночью в засаду — и поймал Леню Шарова. Поймал, да и отсек ему руку топором. Натурально, вырубил ударом в челюсть, затем подтащил обмякшего философа к чурке, хотел сперва ему голову отрубить, да передумал, а положил Ленину руку — левую — и вдарил по ней топором.
— За что, Егорыч? — взвыл Шаров.
— А за воровство, паскудник!
— Ты же меня с детства знаешь, в школе еще физкультуру вел!
— Плохо видно учил, надо тебе башку было отсечь. Еще раз сунешься, точно убью!
Руку пришить не удалось: озверевший фермер бросил отрубленную конечность собакам. В итоге философу дали третью группу инвалидности и назначили пенсию — теперь он мог на законных основаниях сидеть на печи и размышлять о том, что первично, бытие или сознание. Егорычу впаяли пять лет.
Ладно, это соседи, всякое может случиться, но родственники!
Обратилась на прием женщина, еще не старая. Сжимает разбитую голову исцарапанными руками. Меж пальцев струится темная кровь. Любимый сынок в очередной раз приложил родительницу чугунной сковородкой. Я взял пострадавшую в перевязочную, во время первичной хирургической обработки раны насчитал более сорока старых рубцов на коже головы.
— Уважаемая, — спрашиваю у пациентки. — Кто так по голове сильно бил? Сынок?
— Сынок, — отвечает.
— И что ж вы в милицию не обращались?
— Так его же посадят!
— И пусть! Он же изверг! Убьет когда-нибудь!
— Нет, доктор. Вадюша у меня хороший, он только когда выпьет, то ничего не соображает.
