Екатерина Вильмонт - Плевать на все с гигантской секвойи
– Что касается Туськи, я целиком на ее стороне, ты вела себя с ней грубо и бестактно…
– Замолчи, мама, сию минуту замолчи! Выходит, я одна во всем виновата, а вы все святые, одна я дура, а вы умные. Конечно, осуждать легко, а помочь никто не хочет, вот покончу с собой, будете знать! Горючими слезами обольетесь! Этот старый кобель бросит вас без копейки, уйдет к молодой сучке – и привет! Идеальный папочка, идеальный зятек! Вы еще увидите, какой он идеальный! Ты бы слышала, что он мне на прощание крикнул, этот интеллигент хренов!
– Интересно, что уж такое он мог сказать, чтобы тебя так поразило? Ты же сама обожаешь крепкие выражения.
– Ты хочешь знать? Изволь! Он пихнул меня и заорал: «Я не знал, что всю жизнь прожил с такой паскудой!» Лучше б он меня просто обматерил, а то словечко какое выбрал… Мама, ты что?
Нина Евгеньевна корчилась от смеха.
– Мама, в чем дело?
– Вика, ты помнишь «Будденброков»? Там Перманедер на прощание обозвал Тони паскудой… И она была фрапирована! Но то Любек девятнадцатого века, а это Москва двадцать первого… Ну ты меня насмешила!
– От твоих литературных реминисценций можно спятить, и всегда в самый неподходящий момент!
– Наоборот, ты уже улыбаешься, значит, момент самый подходящий. Вика, девочка, у тебя же всегда хватало ума и чувства юмора, что с тобой на этот раз стряслось?
– Не знаю, наверное, я просто выдохлась… Сколько можно терпеть?
– Хочешь, дам тебе совет?
– Интересно какой?
– Достаточно примитивный! Уйди от него первая!
– Так он вроде уже ушел…
– Не думаю. Это был порыв гнева, как говорится. Он остынет, неизвестно ведь, есть у него другая женщина или он просто куда-то скрылся, чтобы тебе насолить…
– И что?
– Он вернется, вот увидишь, а тут ты ему и скажешь: так, мол, и так, давай разведемся поскорее.
– А если он согласится?
– Тогда, по крайней мере, ты сохранишь лицо, развод произойдет вроде как по твоей инициативе. Он упоминал о разводе?
– Пока нет.
– Вот видишь. Ты рано впала в истерику. Все еще, может, утрясется, хотя, если честно, я бы предпочла, чтобы вы разошлись. Это уже будет не жизнь. Подумай обо всем, деточка. Ты еще красивая женщина, может, и устроишь свою жизнь заново, вон Георгий все время тебе звонит, он крупный ученый, твой ровесник, моложе Миши. Думаю, если бы ты захотела, уехала бы с ним в Америку на годик-другой, переменила жизнь… Поздние браки со старой любовью бывают весьма удачными…
– Мама, ты его видела?
– Видела! Милый человек, с хорошим лицом, его немножко привести в божеский вид, приодеть, и будет еще вполне импозантный мужчина, в таких делах многое зависит от женщины. И если у Миши не случится так называемой великой любви, то, думаю, он обязательно к тебе вернется, если ты будешь правильно себя вести.
– Правильно – это как?
– Достойно, интеллигентно, без этих кошмарных идей о разделе имущества, без воплей «копейки не уступлю!», чтобы у него превалирующим чувством было не отвращение, а уважение и даже, может быть, благодарность за столь неожиданную для него в этой ситуации простоту неприятной процедуры…
– Значит, ты считаешь наш развод чем-то неизбежным?
– На мой взгляд, Вика, единственное, что способно сохранить ваш брак, это быстрый и безболезненный развод.
– Мама, ты обожаешь парадоксы! – поморщилась Вика, хотя понимала, что мать кое в чем права. – И ты думаешь, он сам не станет делить имущество?
– Убеждена, он все оставит тебе и Туське! Разве что машину свою заберет. Ну еще, возможно, Сидора.
– Ну, положим, Сидора я ему не отдам! Ох, мама, какая же я дура!
– В чем дело?
– Я, кажется, поняла…
– Что ты поняла? Вика, не молчи, что ты такое поняла?
– Кажется, я поняла, кто эта баба! Я сама ему ее показала! Помнишь, мы ездили на свадьбу? Вот там он ее и встретил…
– Очередная блондинка под два метра ростом?
– Отнюдь. Среднего роста брюнетка с глазами точь-в-точь как у Сидора…
Михаил Петрович проснулся один в своем номере с ощущением абсолютного незамутненного счастья, какое бывало только в детстве, в первое утро летних каникул, когда впереди целых три месяца свободы. За окном светило солнце, плескалось море, а в номере неподалеку спала самая лучшая в мире женщина и ее маленький сын…
Вчера вечером, когда Мишка лег спать, Михаил Петрович дрожащим от страсти голосом спросил:
– Ну теперь ты сможешь пойти ко мне?
Она покачала головой:
– Нет. Я его одного не оставляю.
– Но он же спит!
– А если проснется? Испугается чего-то, а меня рядом не будет.
– Но он же большой мальчик!
– Все равно. Я слишком хорошо помню, как страшно было в детстве просыпаться одной… Какие только ужасы в голову не лезли…
– А почему ты просыпалась одна?
– Потому что моей маме было наплевать на меня и мои страхи, потому что она превыше всего ставила свои собственные удовольствия и развлечения. Я так не могу. Прости.
– Мне не за что тебя прощать, я уважаю твои материнские чувства, хотя мальчика надо воспитывать по-другому, наверное.
– По-другому я не умею.
– И что же, мы никогда не сможем здесь побыть наедине? – замирая от огорчения, спросил он.
– Ну почему же, утром Мишка носится с другими детьми, они же тут все под присмотром… Да и Сева…
– Он славный, этот Сева, только мне его почему-то жалко, он производит впечатление бесконечно одинокого человека. Он тебе очень дорог, да?
– Он мой лучший друг.
– А подруги у тебя есть?
– Практически нет, была одна очень близкая подруга, она умерла несколько лет назад, другая живет в Аргентине, а так… есть, конечно, приятельницы… А у тебя много друзей?
– Трудно сказать. В последние десять лет жизни всех разбросало. Один мой близкий друг живет в Австрии, другой в Америке… Я очень много работаю, есть коллеги, с которыми приятно проводить время, есть приятели, с которыми я пускаюсь в путешествия, хотя их, пожалуй, можно считать друзьями…
Они сидели вдвоем на балконе, в комнате мирно спал Мишка.
– Марина, ты так и не ответила мне, ты выйдешь за меня замуж?
– Зачем так спешить, мы же не знаем друг друга. И потом, я не разведена, это довольно сложно сделать…
– Я тоже еще не разведен, но разве это имеет значение? Мы же можем быть… можем жить вместе. Давай попробуем?
Помолчав, она ответила:
– Я не имею права на такие пробы, я же не одна. Если у нас с тобой ничего не получится, мы оба это переживем, а для Мишки это будет страшная травма, он и так уже заявил мне, что ты самый клевый и, наверное, его папа был именно таким…
У Михаила Петровича к горлу подступил комок.
– А я всегда мечтал о таком сыне, так почему у нас должно что-то не получиться, Марина?
– Черт его знает, а может, и в самом деле получится? – тихо проговорила она.
И вот сейчас, утром, жизнь казалась ему безоблачно прекрасной. Часа через два, после завтрака, Марина обещала прийти к нему, и при мысли об этом у него замирало сердце и сладко сосало под ложечкой, не говоря уж о других, чисто мужских ощущениях.
Он вскочил, решив, что пробежку тут стоит заменить хорошим заплывом. На пляже в этот ранний час было еще безлюдно. Он с наслаждением бросился в воду, по-утреннему гладкую и чистую, распугивая стаи мелких рыбешек. Ах, хорошо! Кто бы мог подумать, у меня все рухнуло, впереди еще полная неопределенность, а я, как идиот, радуюсь жизни, солнышку, морю, свободе… А может, самое из всего этого ценное – свобода? Может, стоит понаслаждаться ею подольше? Но зачем мне свобода без Марины? И без Мишки? Нет, это любовь… Та самая поздняя любовь, когда седина в бороду и все прочие банальности… Перед Викой моя совесть теперь чиста как стеклышко, протертое специальным составом, который на днях рекламировали по телевизору. «Смотрите на мир новыми глазами!» Вот я и смотрю и вижу… Севу. На берегу стоял Сева и, похоже, поджидал его.
– Привет! – помахал ему Михаил Петрович.
– С добрым утром! Как вода?
– Отлично! Очень бодрит!
– Михаил Петрович, можно вас на два слова?
– Ну разумеется!
– Михаил Петрович, я уезжаю, а Маришечка еще спит, не хочу ее тревожить. Думал оставить ей записку у портье, но вот увидел вас…
– Вы уезжаете так внезапно? Что-то случилось? Может, я могу чем-то помочь?
– Можете. Будьте внимательны к Марине и к мальчику, не заставляйте их страдать. Хотя я уверен, вы хороший человек, может быть, именно тот, кто им нужен, они очень одиноки.
– А вы, часом, не из-за меня решили уехать?
– О нет, просто благодаря вашему приезду я смогу осуществить свою давнюю задумку… Я не хотел бросать Маришечку одну… Но коль скоро вы здесь…
– Не волнуйтесь, Всеволод Александрович, я о них позабочусь. Хотя мне жаль, что вы уезжаете, и Марина наверняка огорчится.
– Еще два слова: Михаил Петрович… Марина мне призналась вчера, что вы хотите жениться на ней…
– Мечтаю!
– А если все у вас сладится, вы не станете возражать против нашей с ней дружбы?
