Эйсукэ Накадзоно - СВИНЕЦ В ПЛАМЕНИ
— Значит, это был эксперимент? — спросил Куросима, и его задор сразу ослаб. — Только эксперимент…
— Но это… это ведь не ш-шутка! — заикаясь от возмущения, проговорил Канагаи.
— Да, мы допустили непростительную ошибку, — покорно опустил голову инженер. — Надеюсь всё же, что расстанемся мы друзьями.
— Простите, но я не понимаю, — раздражённо заговорил Куросима. — Вы утверждаете, что, как правило, ваш завод не выпускает в воздух этот вонючий газ. Откуда же он тогда берётся? Может быть, виноват нефтяной завод Мэйте или химический завод Тэнко, расположенные выше по каналу?
— О других я ничего не могу сказал, — ответил инженер, но выражение лица говорило об образном.
Вряд ли он просто старается снять вину со своего завода. Значит, виноваты другие? Полное поражение. Оставалось только связаться с городской комиссией по борьбе с загрязнением воздуха и вместе искать виновников.
Оба поднялись, чтобы откланялся, и Куросима заметил в углу конторы мензурки, колбы и другое лабораторное оборудование. «А ведь, наверно, они здесь не просто так валяются», — подумал он вдруг и обратился к инженеру:
— У вас здесь, я вижу, оборудование для целой химической лаборатории!
— Да, приходится делать кое-какие анализы, — подозрительно покосился на него инженер.
Тогда Куросима вынул из кармана кусочек мыла, покрупнее из тех, что подобрала Фусако, и спросил:
— Простите за нескромность, вы не могли бы определить, состав этого мыла, изготовленного в одной из стран Юго-Восточной Азии?
— Какой странный цвет, — удивился инженер.
— Один из наших заключённых целое лето продержал его в азиатских тропиках… наверное, поэтому… Вы не могли бы определить состав мыла?
— Видите ли… Обычно мыло изготовляется путём добавления кальцинированной соды к жирным кислотам, получаемым посредством гидролиза масел или жиров. Определить состав по виду невозможно… Оставьте его у нас, и дня через два-три мы дадим ответ.
— О, это очень любезно с вашей стороны, — обрадовался Куросима.
Ему даже показалось, что он только ради мыла и пришёл.
АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА
1
Такси въехало во двор университета Тодзё на Суругадай. Куросима через игровое стекло отыскивал глазами Фусако.
Был разгар летних каникул, и кругом ни души. Залитый лучами палящего солнца пустынный университетский двор словно вымер. Какая-то студентка прошмыгнула в подъезд, Куросима чуть не принял её за Фусако. Такси остановилось возле старого, увитого диким виноградом пятиэтажного здания.
Фусако нигде не было. Значит, она всё-таки испугалась и решила не играть с огнём.
Куросима был глубоко разочарован.
Поторапливая Омуру, удивлённо озиравшегося вокруг, он вошёл с ним в здание. Несмотря на каникулярное время, профессор Сомия оставался на факультете. Ему предстояло осенью возглавить экспедицию по раскопкам древних стоянок человека в Западной Азии, и сейчас он занимался её подготовкой.
Шагая по тускло освещённому гулкому коридору с каменным полом, Куросима вдруг удивлённо остановился. Из-за раскрытой створки двери, отливавшей чёрным блеском, неожиданно показалась молодая женщина. Это была Фусако.
— Я приехала на полчаса раньше, — улыбаясь, заговорила она, — и решила ждать здесь. Слишком жарко на улице.
От неё пахло тонкими духами. Она была в блузке из органди и в жёлтой плиссированной юбке, и от всей её тонкой, гибкой и крепкой фигурки веяло каким-то новым очарованием. Ни тени страха или тревоги не было на её лице.
— О, я не ожидал от вас такого энтузиазма! — скорее с восхищением, чем с иронией, воскликнул Куросима.
— Вот несносный! — иронически щуря глаза, засмеялась Фусако. — Сам приказал мне явиться сюда в качестве свидетельницы, и нате вам!..
— Продолжая улыбаться, она, как бы ища сочувствия, перевела взгляд на лицо Омуры, по-прежнему похожее на маску. Куросиму снова кольнула ревность.
Ясно, что никакие они не брат и сестра. Так для чего же ему помогать сближению умной, своенравной женщины с утратившим память здоровенным парнем, похожим на первобытного человека? Просто смешно. Но его к этому привело разбирательство дела Омуры.
Они стали подниматься по лестнице. Омура в середине, они по бокам. Прохлада, веявшая от каменных стен здания, охладила ревность Куросимы. В антропологическом отделении на четвёртом этаже стоял трупный запах. Коридоры по обеим сторонам были уставлены застеклёнными шкафами с каменными и медными сосудами. Простенки до самого потолка увешаны длинными пиками, мечами и другим оружием первобытных людей и диких племён. Проходя мимо, вы как бы возвращались к доисторическим временам.
В стенах были устроены небольшие ниши и в них узкие двери. На дверях висели таблички с фамилиями учёных. Табличка с фамилией профессора Сомия оказалась на самой последней двери по коридору.
Когда Куросима постучался, откуда-то издалека, точно эхо, отозвался едва различимый надтреснутый голос:
— Пожалуйста.
Держа Омуру за широкое запястье, Куросима ввёл его в тускло освещённый кабинет. За ними следовала Фусако.
Профессор сидел у окна. Это было единственное место в комнате, куда через окно сквозь листву тополей проникали лучи солнца. Тем не менее на письменном столе профессора горела лампа дневного света. На профессоре была белоснежная сорочка и галстук бабочкой. Блестели толстые стёкла очков. Он даже не шевельнулся, продолжая читать объёмистую книгу на каком-то европейском языке.
Куросима оторопел. Фусако вздрогнула. Лишь Омура сохранял полное спокойствие. Но испугало их вовсе не суровое лицо профессора, наполовину затенённое абажуром. Стена за спиной профессора и ещё две стены от самого пола до потолка были заставлены застеклёнными шкафами. В каждом было не менее десяти полок, и на этих полках сплошными рядами лежали человеческие черепа. Наверняка их было здесь не меньше тысячи. Были черепа с проломленными макушками, выщербленными зубами, с сильно выступавшими вперёд нижними челюстями. Некоторые, казалось, сделаны из истлевшего пергамента, и стоит к ним прикоснуться, как они рассыплются в прах. Одни были тёмные, цвета бронзы, другие лоснились, отливая жемчужным блеском, и все застыли в вечном, нерушимом молчании, но каждый выражал что-то своё, и от этого становилось особенно жутко. У мертвецов, как и у живых, — у каждого своя индивидуальность, свои характерные черты.
— Что, страшновато? — спросил профессор Сомия, наконец поднявшись из кресла и подходя к посетителям.
Лицо его, такое суровое, пока он сидел в тени абажура у окна, неожиданно превратилось в лицо добродушного старика. Трудно было поверить, что это учёный, целые дни проводящий наедине с тысячью черепов.
Куросима смутился и поспешил вручить ему письмо от начальника лагеря и свою визитную карточку.
— Хорошо, прошу садиться, — сказал профессор, указывая на стулья вокруг круглого стола посредине комнаты. Он снял трубку старенького телефона и попросил к себе своего ассистента. Потом он тоже сел на стул и поднял глаза на Фукуо Омуру. Взгляд был внимательный и цепкий.
— Ого, рост у него хоть куда! — улыбнулся профессор. Будь он чуть повыше, его можно было бы принять за скандинава.
— То есть шведа или норвежца? — весело заулыбался в ответ Куросима. — У нас они в лагере бывают. Высоченные парни! Но Омура до них не дорос. В нём около ста восьмидесяти сантиметров. К тому же и лицо…
Куросима вспомнил особу из царствующего дома. Он только однажды его видел. Тот шёл, точно на ходулях, и, казалось, размахивал руками над головами прохожих. По сравнению с ним Омура мог сойти лишь за подпоручика бывшей японской армии.
— Я ведь ничего и не утверждаю, — сказал профессор и посмотрел с таким видом, что вообще, мол, пока ещё ничего не ясно. Добродушное выражение не исчезло с его лица, но в глазах вспыхнул насмешливый огонёк. Судя по цвету глаз, форме носа, ушей, он, несомненно, азиатского происхождения… Но делать вывод только на основании этих данных нельзя. Нужно произвести антропологические измерения.
— Антропологические измерения? — оживлённо переспросил Куросима. Намерение профессора совпадало с его собственным стремлением к объективному расследованию без всякой предвзятости.
— Да, — ответил профессор. — Это метод, разработанный немецким антропологом Рудольфом Мартином.
В кабинет вошёл ассистент. Он поставил на письменный стол обитый чёрной кожей деревянный ящик и открыл его. Ящик был полон ярко блестевшими металлическими инструментами. Профессор вынул овальной формы металлический обруч с пружинным устройством и сказал:
— Это измерительный круг для определения строения черепа. Из всех расовых признаков, установленных путём сравнения различных рас, наибольшее значение мы придаём строению черепа.
