Антон Гопко - НОВАЯ КВАРТИРА
Ольга задумалась.
— А с кем же ты живёшь?
— С Анжелой.
— А кто такая Анжела?
— Анжела — это соседка.
— Вы с ней дружите?
— Нет.
— Как нет?! — на лице Ольги выразился нешуточный испуг.
— Так — нет. Мама, я что — обязана со всеми дружить?
— Так вы что же это — ссоритесь?
— Нет, мама, и не ссоримся, и не дружим, мы просто соседки. Как можно быть такой непонятливой?!
Этот ответ Ольгу успокоил. Но минут через пять она неожиданно вздохнула и проговорила с искренней горечью в голосе:
— Эх! Жалко мне её!
— Кого? — удивилась Маруся.
— Лизку твою. И не мужняя жена, и не свободная. Ни то ни сё. Как же она потом, бедняжка!
Марусю стал пробирать смех. «Эх, мама, мама!» — только и подумала она.
Приехав домой, Маруся, как всегда, собиралась часто навещать бабушку. Но посетив её однажды, она, как всегда, так и не смогла заставить себя сделать это ещё раз, хотя родители постоянно напоминали. Бабушка была уже очень больна, она практически не ходила, а большую часть времени сидела на табуретке возле батареи и грелась. Помимо этого она была почти совершенно слепая и глухая и абсолютно выжившая из ума. Ввиду этих причин Марусе пришлось долго объяснять, что она Маруся, а в продолжение визита ещё неоднократно напоминать об этом. Бабушка, сбиваясь, повторяясь и заговариваясь, рассказывала скучные истории, которые Маруся знала уже лучше бабушки, из детства Ольги и дяди Бори, причём дядю Борю бабушка постоянно путала с маленьким Сергеем, Марусины попытки её поправлять были тщетны. Когда они с отцом наконец вышли на улицу, Маруся облегчённо вздохнула.
— Что, доча, старость не радость? — с кривой улыбкой спросил Василий, поёживаясь от холода.
С тех пор Маруся, несмотря на упрёки и ворчанье родителей, каждый раз находила какой-нибудь предлог, чтобы не идти с ними кормить бабушку.
Впрочем, и бабушка ни разу о ней не спросила.
V.
Дядя Боря и тётя Дуня встретили Марусю очень приветливо.
— Ну что, как сессия? Как всегда отлично? — с порога спросил дядя.
Маруся была отличницей только в школе, но решила не вдаваться в ненужные подробности. Как только она вошла, на неё сразу же дохнуло удушливым запахом нечистоплотности, к которому надо было ещё привыкнуть, прежде чем начать нормально разговаривать.
— Да нет.
— Ну хоть без троек?
— Да, без троек.
— Ну и хорошо, — веско и уверенно заявил дядя Боря, — главное — чтобы без троек, остальное неважно.
Дядя Боря. Маленький, пузатый, коренастый, несмотря на прогрессирующую лысину всё ещё узколобый. С его жёсткого, толстогубого лица не сходит выражение собственного достоинства, и не простого, а оскорблённого. Глядя на него, можно быть уверенным: вот человек, который никогда не чувствовал себя неправым. Лучше всего его может охарактеризовать следующий эпизод.
Маруся, когда ей было лет десять или одиннадцать, как-то раз, увидев дядю Борю, со свирепой физиономией режущего лук, сказала ему своим звонким детским голосом:
— Надо же, никогда в жизни не видела, чтобы человек так долго резал лук и не плакал!
И тут, несмотря на юный возраст, она вдруг остро почувствовала нудную неизбежность того, что дядя Боря сейчас скажет, не сможет не сказать, важно и высокомерно:
— А какая у тебя жизнь, большая, что ли?
Так всё и вышло. Этот случай стал для Маруси одним из тех маленьких детских открытий, которые, несмотря на свою незначительность, навсегда врезаются в память.
Тётя Дуня улыбалась со всем радушием, на какое была способна. Но всё равно улыбка её была кривовата, да и весь вид тёти Дуни — седеющие волосы, которые она каждый вечер наматывала на толстые бигуди, упругий второй подбородок, маленькие заплывшие глазки и нос картошкой — всё выглядело недоброжелательно и отталкивающе неинтеллектуально.
Она пригласила Марусю на кухню. Голос её был мягким, как подгнившее яблоко. К столу была приглашена и маленькая Леночка, долговязая белобрысая кривляка, сестрёнка Славика.
Всё, чем Марусю угощали, было на редкость невкусно и неаппетитно: и пюреобразный зимний салат, и жилистый плов, и мутноватый чай. Марусе стоило больших усилий абстрагироваться от липких, жирных краёв стакана и от потемневших кусочков грязи, засохших между зубьями вилки.
— Ну давай, рассказывай, — обратился к ней дядя Боря, — как там белокаменная?
— Стоит, — усмехнулась Маруся.
— Эх! Давно я там не был! — вздохнул дядя и причмокнул губами.
Тётя Дуня копошилась в раковине. Она спросила, будучи повёрнута к Марусе массивным рыхлым задом:
— Славку-то нашего видишь? Как он там?
Вопрос прозвучал ровно, естественно, даже с интересом. Тётя Дуня не покоробилась и не вздрогнула от своей неискренности и бессовестности. Марусе пришлось это сделать за неё.
— Нормально, — ответила она с вызовом. — Привет вам передавал.
— И ты ему от нас передавай.
«И это что всё? Тема Славика исчерпана?» — Маруся просто остолбенела. Но нет. Дядя Боря спросил:
— Как у него служба идёт? Рассказывает он тебе что-нибудь?
— Да. Дядя Боря, тётя Дуня, — начала Маруся, стараясь не глядеть на них и чувствуя, как её голос задрожал от непонятного волнения, — я хотела вам сказать, чтобы вы… в общем, моё мнение такое, что… в общем, я думаю, что хорошо бы, если бы вы послали ему немножечко денег.
— Это ещё зачем? Его там не кормят, что ли?
— Нет, кормят, хотя очень плохо кормят. Вы бы видели, какой он голодный ходит, с какой жадностью бросается на всё, даже на хлеб.
— Молодой, конечно, чего же, — усмехаясь, пробормотал дядя.
— Ему там совсем трудно, он ничего не может себе позволить. Я не говорю, там, в кино сходить, хотя и это иногда нужно, но ему не хватает даже на самое необходимое, даже на сигареты. А сигареты ему очень нужны, это у них почти валюта. Послушайте, он в настолько бедственном положении, что я была вынуждена дать ему как бы в долг (ведь я прекрасно знаю, что ему неоткуда вернуть) два раза по тридцать тысяч и потом ещё пятьдесят.
Воцарилось тяжёлое, враждебное молчание.
— Вот это ты зря, — протянул наконец дядя Боря.
— Ничего ему больше не давай, — участливо посоветовала тётя Дуня.
— Но как же он… — попыталась робко возразить Маруся.
Дядя Боря перебил:
— Когда я в армии служил, мне, например, никто ничего не давал.
— Тогда вас кормили не только пустым гороховым супом, — осмелилась проворчать Маруся. — Да и платили больше, не такие копейки, как сейчас.
— А кто сказал, что в армии не должно быть трудно, — важно изрёк дядя Боря. — Армия на то и армия — чтобы закалять.
Тётя Дуня закинула голову, явно что-то прикидывая.
— Если мы ему будем деньги давать, так это что же получается, — сказала она, — он два года дома не живёт, а мы на нём ничего не сэкономим?
Маруся не ответила. Она только задумчиво поковыряла вилкой в остывшем плове.
— Больше не хочу. Спасибо.
— Не за что, дорогая, не за что.
— Вы знаете, я, наверно, пойду, — сказала Маруся, вставая.
Все пошли за ней в прихожую и молча стояли, глядя, как она обувается и застёгивает куртку.
— Приходи к нам ещё, — ласково пригласила, почти попросила, тётя Дуня.
— Угу.
— А Славка в Клемле служит? — преодолевая застенчивость, спросила Леночка.
— Ага! Служит! В Мавзолее, вместо Ленина! — огрызнулась Маруся.
Возвращаясь домой заснеженными дворами, она жалела, что рассказала дяде с тётей про Славика. Ей отчётливо представлялось, как презрительно они сейчас посмеиваются над ней. «И зря я на Ленку набросилась, — думала Маруся, — она же маленькая, она-то здесь при чём? Только себя полной дурой выставила. Хотя Ленка тоже — яблоко от яблони… Такая же сволочь вырастет».
— Машка! Машка!
Маруся не сразу поняла, что зовут её. Только когда крик повторился, она обернулась. К ней подбежала девушка в дублёнке — миловидная крашеная блондинка, слегка горбоносая, с ярко напомаженными губами. Она радостно улыбалась, обнажая ровные зубы со следами губной помады. Все её черты были Марусе ужасно знакомы.
— Идёт и не видит! — шутливо возмущалась девушка. — Прётся напролом, даже не поздоровалась. Зазналась в своей Москве, одноклассников не узнаёшь! Ну привет, — поздоровалась она наконец, переводя дух. — Я тоже тебя не сразу узнала.
«Ага! Значит, одноклассница. Это уже кое-что, — рассуждала про себя Маруся, сосредоточенно вглядываясь в лицо девушки. — Ещё бы теперь вспомнить, как зовут. Светка, что ли?.. Светка Жданова…»
Проблема усложнялась тем, что Маруся однажды сменила школу, поэтому одноклассниц у неё было много, и она уже начала забывать, с кем и где она училась.
— Как дела? — спросила одноклассница.
— Нормально. А у тебя? — отпарировала Маруся.
— Кла-а-ассно! — с искренней радостью протянула девушка. — Здорово! Не, серьёзно. А ты давно приехала?
