Ирэн Роздобудько - Сделай это нежно
Ведь никогда не бывает так, чтобы все варианты, которые выпадают на нашу долю, выстроились в стройный ряд. Насколько было бы проще выбрать лучший! Но ты должен идти вслепую.
Наугад. Порой предавая себя и тех, кто рядом. Порой чувствуя то, что принадлежит только тебе, – на расстоянии. Во сне. В мечтах, которые никогда не сбудутся.
Нашему герою, которого я назвал Владимиром только потому, что это простое имя первым пришло в голову, выпал шанс встретить ту, которая принадлежала ему с самого начала. Она родила его во второй раз, вселила в него острокрылый цветок и исчезла, не обещая вернуться…
– И что дальше?
– Он будет ждать ее весь день и всю ночь. И еще много дней и ночей.
И много-много дней и ночей.
Всю жизнь.
– Она вернется?
– Спи… Спи, Алоуа. Спи, Рыжая Суо. И обними меня – обеими руками.
Любовница
…Невыносимо, когда ты исчезаешь!
Я не могу не видеть тебя больше двух дней. А ты порой исчезаешь на недели. Первые два-три дня я вроде бы отдыхаю – занимаюсь своими делами, в голове просветляется, и такая жажда деятельности возникает! А потом накатывается темнота, и я начинаю думать, что все, что было, – ложь. Наша встреча, разговоры, совпадение внутренних ритмов, телепатия тел, море нежности…
Потом начинаю себя жалеть.
Мне кажется, что вся моя жизнь до этого дня была бледной, пресной, бесцветной, что в ней не было ничего важнее вот этой мастерской, куда ты нисходишь, как… как Пасхальный огонь в Иерусалиме – ниоткуда.
Я жалею себя, ведь не могу вспомнить о себе ничего интересного. Не помню, что случалось со мной – необычного или выдающегося, в то время когда ты так отчаянно порхала с цветка на облако, с облака – в лужу, из лужи – в пропасть. И тебя окружали какие-то люди, которые могли свободно наблюдать за этими твоими перемещениями.
Только меня не было рядом. Они, а не я (!), видели, как ты взрослеешь, как смеешься, как говоришь. Хотя все это должен был видеть я!
Затем, полностью растравив свое воображение в тупом ожидании хотя бы одного твоего звонка, я возвращался к себе – невинному, как младенец.
Твое исчезновение раздражало меня, заставляло вспомнить, что и я не пальцем деланный! И в моей жизни не так уж и мало взлетов и падений, путешествий и приключений. Но почему твое отсутствие превращает меня в тупого кретина?
Когда ты вот так исчезаешь, я убеждаюсь на сто процентов, что ты меня не любишь, и говорю себе: «Ну и не надо! Можешь не возвращаться!», а когда мы вместе – вижу, что был не прав: так, как ты, меня не любил никто.
Но почему ты исчезаешь?!
Что я знаю о тебе?
Ты говоришь отрывочно. Порой мне кажется, что ты вообще не умеешь говорить ни о чем реальном – только выдумки тебе удаются, говоришь «как по писаному»! Ты произносишь что-то закодированное, и я должен все дорисовывать в своем воображении.
Ты говоришь: «Мне было шесть. Я просидела на санках в сквере всю ночь…» И я рисую картину, как ты ждешь пьяного брата в ночном сквере, сидя на санках, и постепенно превращаешься в ледяную скульптуру, и как тебе страшно – маленькая девочка посреди ночной ледяной пустыни.
Я готов броситься туда, сквозь время, проломив его лед головой, и забрать тебя из этого проклятого сквера. Возможно, из-за таких приключений ты сейчас такая, как есть – женщина-призрак, в любой момент готовая к бегству, сотканная из дождя, в котором я нашел тебя случайно: просто просунул руку в водяной поток и вытащил такой вот улов.
Ты приходишь всегда голодная, возбужденная, взъерошенная, какая-то растрепанная, под глазами – синие тени, снимаешь туфли – они на «низком ходу», эдакие полудетские «балетки», ищешь, что бы поесть (я всегда держу для тебя в холодильнике что-нибудь вкусненькое), садишься на подоконник, жуешь и смотришь в окно. И все это так, как будто не было этой недели – целой недели! Ты даже слушать об этом не хочешь – смеешься и говоришь: «Какая еще неделя? Не выдумывай!» Говоришь так уверенно, что я даже не могу обвинить тебя во лжи! Не могу сказать, что ты маленькая лгунья, что мне трудно с тобой, что можешь исчезнуть хоть навсегда! Оставь меня, наконец, в покое!
Но я этого никогда не скажу.
Я просто спрашиваю: «Что же ты делала все эти дни?»
И ты снова удивленно пожимаешь плечами: «Кофе пила…»
Так просто: всю неделю пила кофе. И – всё!
Ты прыгаешь в постель (ко всему еще и маленькая развратница!) и говоришь:
– Ну, что там дальше?
Сама невинность. Хоть и голая. Сама голая невинность, которая любит слушать сказки.
– Дальше прошло семь лет, и они поженились.
Ты не спрашиваешь – кто. Неделя отсутствия и пребывания «не в теме» не сбила тебя с намеченного курса – ты помнишь все, лучше меня. И я должен смириться, чтобы снова не потерять тебя на целую неделю. Хочу привязать тебя к себе сказками и историями, как Шахерезада.
…Эй, ты спишь?
Ты спишь. Я так люблю, когда ты вот так засыпаешь – неожиданно и так крепко-сладко, что из твоего полуоткрытого, как у ребенка, ротика капает на мое плечо слюнка.
Люблю, как ты просыпаешься – так же неожиданно, как птичка, и сразу требуешь невероятных историй, будто твой сон был необходим для того, чтобы увидеть все то, о чем услышала. А что ты там видела сейчас?..
Я говорю тебе так долго и путано, чтобы не думать о том, о чем должен подумать серьезно и что-то решить немедленно, пока не возненавидел себя. Каждый подаренный тобой день начинается и заканчивается для меня одним и тем же вопросом. Я поставил его для себя ребром, словно загнал в собственную руку топор.
Что должен чувствовать человек, который большую часть сознательной жизни честно прожил с одной женщиной, которую уважал, ценил, которая прошла с ним определенный путь и всегда доверяла ему, как и он ей, которая была ему другом, помощницей, советчицей, поддержкой, к которой он привык, как к воздуху, которого не замечаешь…
Что должен чувствовать такой человек, совсем не похожий на повесу или вертопраха, если… Если он случайно встречает другую и влюбляется во второй раз? Нет, не во второй раз. Ложь! Впервые. Да. Что он должен чувствовать, если этот человек – я? И у меня разрывается душа – от нежности к тебе и собственной подлости по отношению к другому, но не такому «другому» человеку, как ты…
Слышишь?
Не слышишь, я молчу. Или слышишь там, где ты сейчас – на острове, или в лодке, или в лесу, или там, где на берегу моря рыдает мальчик, который не может выразить свою любовь ничем иным, как желанием рушить…
Почему ты проснулась – спи…
– Да ты так вздрогнул, что мне пришлось проснуться – я даже не знала, что сплю. Так бывает?
– У тебя все бывает. Тебе хорошо?
– Мне хорошо, когда тебе хорошо.
– Что? Как ты сказала? Можешь повторить?
– Мне хорошо, когда тебе хорошо… А что?
– Просто это – лучшая формула любви, которую я никак не мог сформулировать, а ты сделала это так легко…
– Черт возьми! Кто сюда может звонить?
– Возьми трубку и узнаешь.
– Не хочу никого слышать. И вылезать из-под одеяла тоже. Мне кажется, что вся земля превратилась в эту кровать – в ней есть все, что мне нужно: любовь и весь мир. О, ну сколько же можно?
– Возьми и скажи, что ошиблись номером…
– О’кей! Сейчас так и сделаю. Ты не забудешь, на чем остановился?
– Я могу начать с любой буквы.
– Тогда я быстро…
– Ага, а я посмотрю на тебя – только не заворачивайся в простыню!
– Маньяк! Я и не собиралась заворачиваться!
…Я ревную тебя даже к твоему детству, к старым, еще черно-белым фотографиям, на которых ты кажешься мне неземной – не такой, как другие, стоящие рядом. Твои глаза полны ожидания – в них вопросы и удивление, а в волосах поют птицы и расцветает папоротник, ты вдыхаешь воздух, а выдыхаешь его вместе с золотыми лепестками или – язычками пламени, как сказочный дракончик. Тебя окружает такая плотная аура скрытой сексуальности, никто не устоит и пяти минут, чтобы не последовать за тобой, как пес. Я был не первым псом в этой стае, но первым, для кого ты сделала исключение и оглянулась. И бросила себя всю, как кость, чтобы мне было хорошо.
Я ревную тебя не потому, что хочу унизить себя или тебя. Я знаю, что если завтра ты найдешь кого-то другого, я спрошу лишь об одном: тебе было хорошо? И если ты скажешь «да», то я обрадуюсь. Потому что эта твоя формула – наша общая формула…
– Кто это был?
– Никто. Только дыхание.
– Это звонил ветер.
– Наверное… Так, что ты там бормотал о формуле? Я ненавижу математику! У меня всегда были двойки!
– Большинство людей – мужчин и женщин – говорят: «Мне с ним, или с ней, хорошо». И на этом, как правило, все. – Понимаешь?
– Не очень.
– Ну, они говорят так, делая акцент, прежде всего, на себе – «МНЕ хорошо». И в этом, собственно, нет ничего плохого. Мужчина должен гордиться тем, что с ним кому-то хорошо. Но никто не догадывается, что это только половина формулы. Когда мне говорили «мне хорошо с тобой» – я тоже гордился. Но всегда чувствовал, что в этом должно быть еще что-то. Что-то важное, взаимодействующее… Ты сформулировала то, о чем я думал, что чувствовал, но не мог выразить: мне хорошо только тогда, когда тебе хорошо.
