Карен Фаулер - Ледяной город

— Вы — дочь Бима Лэнсилла, — сказала она.

Сейчас Риме была видна ее шея. Нет, явно за сорок, и сильно.

— А вы кто?

— Памела Прайс. Мои соболезнования.

— Отдайте куклу.

Женщина улыбнулась так, словно искренне, страстно, горячо хотела помочь Риме, и пошла вниз к Пасифик-Кост-хайвей. Когда Рима вошла в дом, она уже исчезла из виду.

Тильда что-то варила на плите. Волосы ее были схвачены сзади черной лентой, лицо раскраснелось от пара. Рима могла бы определить, что там варится, по запахам лукового супа и красного вина, но голова ее была занята другим.

— Где Аддисон? — спросила она. — Мы еще не вызвали полицию? Женщина, которая украла Томаса Гранда, только что была там, на дорожке.

— Она рыжая?

— Нет.

— А может, перекрасилась?

— Кто такой Томас Гранд? — послышался чей-то голос.

Рима сделала два шага и увидела, что за кухонным столом сидит Мартин, не обращая внимания на приготовленный матерью чай. Ноги его покоились на большом туристском рюкзаке.

— Разве алкоголикам можно возиться с вином? — обратился он к Риме.

— Погляди-ка, кто к нам пришел! — весело сказала Тильда. — Погляди, какой у нас гость! — и замахнулась на Мартина деревянной ложкой.

— Мы только что говорили о тебе, — объяснил Мартин.

Но Риме не надо было даже видеть легкого пожатия Тильдиных плеч, чтобы понять: это неправда. Иногда, входя в комнату, ты сразу понимаешь, что здесь говорили не о тебе. Впрочем, все это не имело значения.

— Она знает мое имя, — выпалила Рима, но это было не совсем так, и она прибавила: — Она знает имя моего отца. Она оставила отпечатки пальцев на стекле машины.

— Ты насмотрелась телевизора, — сказала Тильда. — Копы не станут возиться с отпечатками из-за какой-то там куклы. Между прочим, при варке алкоголь улетучивается. Остается только запах.

— Не припомню я, чтобы ты варила такое нам с отцом, — заметил Мартин. — Ты вообще готовила мало.

Отец Мартина был адвокатом. Он прогнал Тильду за пьянство, добился лишения ее родительских прав и женился на молодой женщине. В другом контексте он был бы глубоко несимпатичным персонажем, но в этом — вызывал сочувствие.

— Обязательно останься сегодня на обед, — сказала Тильда Мартину. — Я всегда могу приготовить еще мяса. Тут его хоть завались.

Волосы, отведенные назад, ложка в руке, мясо на плите — у Тильды был по-матерински заботливый вид. Даже вытатуированную змею можно было счесть напоминанием о праматери Еве, при условии, конечно, что вы ее, змею, видели раньше, — сейчас на Тильде была клетчатая рубашка с длинными рукавами. И никакого позорящего ожерелья.

— Я могу подробно ее описать, — сказала Рима. — На этот раз я внимательно ее рассмотрела.

— Ну и хорошо. А кто такой Томас Гранд? — переспросил Мартин.

Тильда положила ложку и отвела его в уголок, где ввела его в курс событий и показала домик из «Пойла», обратив внимание Мартина на отсутствие тела. Когда-то оно там лежало, объяснила она, — это и был Томас Гранд. Она уже подбиралась к ключевому событию — вторжению в дом, любезно изобразив Риму скорее напуганной, чем бестолковой — «Я говорила, что тут была Рима? Одна?», — когда Мартин жестом прервал ее.

— Слушай, она чего-то стоит? — спросил он. — Одна кукла, отдельно? А целый дом на сколько потянет?

— Если ты вынесешь отсюда с десяток, я еще приплачу, — заверила его Тильда.

Суп забулькал, выкипая. Тильда склонилась над плитой. Послышалось несколько кратких возгласов насчет супа и огня. Когда все успокоились и кухня наполнилась запахом горелого лука, Рима заговорила снова:

— Да, кстати, я забыла: женщину зовут Памела Прайс.

— Это полезно знать, — сказала Тильда, переключая что-то на плите.

— Памела Прайс. — Рима перевела взгляд с Тильды на Мартина.

Никакой реакции. Неужели она одна читала книги, над которыми Аддисон столько трудилась?

— А кто это такая? — поинтересовался Мартин.

— Персонаж «Ледяного города».

— Значит, это не настоящее имя, — заявил Мартин, как будто имя Бим Лэнсилл было не настоящим.

Вид у него был разочарованный. Рима подумала, что все сказанное ну никак не могло расстроить Мартина. Он потер клочок волос у себя на подбородке, и Рима внезапно вспомнила, как это украшение называется: клочок души. Почему — она не имела представления.

— А это положительный персонаж или отрицательный? — спросил Мартин.

Было ясно, какого ответа он ждал.

Женщина, встреченная Римой на пляже и потом возле дома, была заметно старше книжной Памелы и явно не старалась походить на нее. Более того, женщина не стремилась выглядеть так, будто в прошлом была похожа на нее. Книжная Памела Прайс была пергидрольной блондинкой, розовощекой куколкой, с соблазнительными изгибами. А незнакомка с пляжа была сухощавой, с синяками под глазами и тонкой кожей, казавшейся почти синей.

Рима полагала, что Памела Прайс — такой персонаж, идентифицировать себя с которым по доброй воле было бы крайне странно. Этакая «мисс Скарлетт»[50] — пресыщенная флиртом, но не желающая упускать и Бима Лэнсилла. Бим обнаружил, что ее страсть имеет границы, когда попытался использовать ее для создания алиби.

Мой отец совершил самоубийство — это вошло в наш символ веры. Иначе получалось, что брат Исайя — лжец и каждый из нас когда-нибудь умрет. Сомневался один я.

И брат Исайя отправил ко мне Памелу. Она прикасалась ко мне всякий раз, когда мы говорили, склонялась над моим плечом, и волосы падали ей налицо.

— Заходи ко мне, — звала она, скользя пальцами по моему предплечью. — Страшно за тебя теперь, когда ты один. Я всегда придумаю что-нибудь для высокого, сильного одинокого мальчика.

«Она постарается прибрать тебя к рукам, — зазвучал отцовский голос в моей голове. — Эта крашеная блондинка».

На самом же деле Памела боялась меня, как и все. Я мог сделать или сказать что-то такое, что разрушило бы их веру. Обладать такой властью не стоит никому, а тем более подростку.

Я поступил плохо, и это привело к катастрофе. Но я предпочел верить, что мой отец так любил меня, что не мог совершить самоубийства, пусть даже это стоило бы мне вечной жизни. Я не стыжусь своего выбора.

— Не понимаю, почему вы все, даже мистер Лейн, пляшете под ее дудку, — сказал я однажды Биму.

Мы стояли чуть поодаль от трейлеров. На веревке сушилось белье Кэтлин. Ее старое синее платье раздувалось, словно облегало чье-то тело. Я только что услышал, как Памела сообщила Лейну, что мой отец больно уж рукам волю давал, — и потому я был разозлен. Мой отец так мало интересовался женщинами, что я и появился-то на свет почти чудом.

Бим сказал, что, когда женщина флиртует с тобой, трудно не ответить тем же. Но он сказал также, что нам, двум настоящим мужчинам, сложно говорить о женщинах в таком вот духе. Поэтому он перевел разговор в общий план.

— Ладно, вот что я скажу. Некоторым мужчинам не нужно воображения. Некоторые включаются, как только захотят. Они не терзаются вопросом, а настоящее ли это, — им без разницы. И они не отличают женщин, которые стараются выглядеть сексуальными, от сексуальных женщин.

Позади нас послышался шорох шагов по гравию. Я понизил голос:

— А мистер Лейн тоже из таких?

— Думаю, мистер Лейн — хорошо воспитанный человек. Не беспокойся о нем.

Аддисон сидела на втором этаже за компьютером, вытянув шею, точно черепаха, и почти что сгорбившись под серой шалью, прошитой зелеными нитями. Компьютер стоял очень неудобно. Может быть, в студии все было устроено лучше.

— Женщина, которая взяла Томаса Гранда, только что была у самого дома, — сообщила ей Рима. — Я сказала об этом Тильде и Мартину, но они не проявили интереса.

Риме пришло в голову, что, случись это в романе А. Б. Эрли, Мартин и его мать стали бы подозреваемыми. А в романе Дафны Дюморье — преступниками. У Мартина имелся мотив, у Тильды — возможность. Вся история могла быть изощренным прикрытием для продажи куколок через Интернет ничего не подозревающим поклонникам Максвелла Лейна. Поэтому оба и проявляли такое равнодушие.

Но тогда неожиданное вторжение Памелы Прайс выглядело совсем надуманным: плохо сколоченный сюжет.

— Кажется, только я интересуюсь этим делом, — бросила Рима. — Я и Максвелл Лейн.

— Ну какое же это дело!

Аддисон распрямилась и повернулась к Риме. На подбородке у нее была неглубокая царапина. Обитатели «Гнезда» — по крайней мере, те из них, что спали с таксами, — часто просыпались с неглубокими царапинами на подбородке. С Римой это случилось пятью днями ранее, но сейчас царапины уже были едва заметны.