Мюриэл Спарк - Жемчужная Тень
После этого я о нем напрочь забыла, пока три года назад, в декабре, не осела близ городка, в котором Джонни провел молодость. Днем в сочельник я прогуливалась с приятелем, отмечая, что за время моего отсутствия изменилось, а что нет. Мы миновали удлиненный громоздкий дом, известный некогда тем, что здесь помещался арсенал, и я обратила внимание, что железные ворота широко открыты.
— А раньше их держали запертыми, — заметила я.
— Теперь это психиатрическая лечебница, — сказал мой спутник, — нетяжелым больным позволяют работать на воздухе, а ворота открывают, чтобы у них было ощущение свободы. При этом, — продолжал мой знакомый, — внутри все запирается. Каждая дверь. И лифт тоже. Его держат запертым.
Слушая приятеля, я остановилась у ворот и заглянула внутрь. Прямо у входа рос большой, с голыми ветвями, вяз. Рядом с ним я увидела мужчину в бежевых плисовых штанах, убирающего листья. Несчастный, он выкрикивал что-то про Рождество.
— Это Джонни Геддс, — сказала я. — Он что — здесь все эти годы?
— Да, — ответил мой знакомый, когда мы снова двинулись в путь. — По-моему, ему в это время года становится хуже.
— А тетка его навещает?
— Да. Только с ним она и встречается.
Мы как раз приближались к дому, где жила мисс Геддс. Я предложила зайти. Когда-то мы были с ней довольно близки.
— Я, пожалуй, пас, — сказал мой знакомый.
Он отправился в город, а я все же решила зайти.
Мисс Геддс изменилась больше, чем городок. Прежде это была величественная спокойная дама, теперь же движения ее сделались поспешными, а на лице то и дело возникала, чтобы тут же исчезнуть, нервная улыбка. Мисс Геддс проводила меня в гостиную и, открывая дверь, кого-то окликнула.
— Джонни, посмотри, кто к нам пришел!
На стуле, прикрепляя к картине падуб, стоял мужчина в темном костюме. Он спрыгнул на пол.
— Счастливого Рождества, — сказал он. — Счастливого и по-настоящему веселого Рождества. Я от души надеюсь, — продолжал он, — что вы выпьете с нами чаю, тем более что у нас есть замечательный рождественский торт. Сейчас, когда все желают друг другу добра, мне было бы очень приятно, если бы вы взглянули, как чудно он приготовлен; на нем красной глазурью выписано «Счастливого Рождества». И еще там есть малиновка и…
— Джонни, — сказала мисс Геддс, — не забудь про рождественские гимны.
— Да, гимны, — повторил он, вытащил из стопки пластинку и поставил ее на патефон. Это был «Падуб и лоза».
— Это «Падуб и лоза», — сказала мисс Геддс. — Может, что-нибудь другое послушаем? А то эта все утро крутилась.
— Какая торжественная музыка. — Он вскинул руку, призывая к тишине, и, не поднимаясь со стула, послал нам сияющую улыбку.
Пока мисс Геддс ходила за чаем, а он сидел, полностью погруженный в свои гимны, я исподволь наблюдала за ним. Он был настолько похож на Джонни, что если бы всего несколько минут назад я собственными глазами не видела, как бедняга Джонни сгребает листья во дворе психиатрической лечебницы, я решила бы, что это он и есть. Мисс Геддс вернулась с подносом, и, вставая, чтобы переменить пластинку, он сказал нечто, совершенно поразившее меня:
— А я видел вас в толпе, когда выступал в то воскресенье в Гайд-парке.
— Ну и память у тебя! — воскликнула мисс Геддс.
— Это было лет десять назад, — добавил он.
— С тех пор мой племянник изменил свое отношение к Рождеству, — пояснила она. — Теперь он всегда приходит домой на Рождество, и мы замечательно проводим время, правда, Джонни?
— Вот именно! А можно мне кусок торта?
Ему явно не терпелось попробовать торт. Проделав замысловатое движение рукой, он вонзил в него сбоку большой нож. Тот скользнул по поверхности и вонзился ему глубоко в палец. Мисс Геддс даже не пошевелилась. Он отдернул порезанный палец и принялся разрезать торт.
— Неужели не до крови? — спросила я.
Он поднял руку. Я увидела след от пореза, но крови не было.
Я медленно, может, с отчаянием, повернулась к мисс Геддс.
— Там выше по дороге стоит дом, — заговорила я. — Если не ошибаюсь, сейчас в нем размещается психиатрическая больница. Сегодня днем я проходила мимо нее.
— Джонни, — сказала мисс Геддс с видом человека, понимающего, что игра закончена, — принеси, пожалуйста, сладкие пирожки.
Он вышел, насвистывая мелодию гимна.
— Вы проходили мимо больницы, — устало сказала мисс Геддс.
— Да.
— И видели, как Джонни сгребает листья.
— Да.
Мы по-прежнему слышали, как он насвистывает гимн.
— Кто это? — спросила я.
— Призрак Джонни, — сказала она. — Он приходит домой раз в год, на Рождество. Но, — сказала она, — мне он не нравится. Терпеть его больше нет мочи, и завтра я уезжаю. Мне не нужен призрак Джонни, мне нужен Джонни из крови и плоти.
Подумав о порезанном пальце, из которого не идет кровь, я содрогнулась и, не дожидаясь возвращения призрака Джонни со сладкими пирожками, вышла из дома.
На следующий день я собиралась навестить одно семейство в городе. Около полудня я вышла на улицу. Висел легкий туман, и я не сразу разглядела приближающуюся ко мне фигуру. Это был мужчина, он приветственно махал рукой. Оказалось — призрак Джонни.
— Счастливого Рождества. Представляете себе, — заговорил призрак Джонни, — моя тетка уехала в Лондон. Странно — Рождество ведь: я думал, она в церкви, а получается, я остался один, не с кем провести веселый рождественский день. Конечно же, я ее прощаю, ведь сейчас время, когда все желают друг другу добра, но хорошо, что мы встретились, потому что теперь я могу побыть с вами, и не важно, куда вы идете, мы вместе проведем счастливое…
— Убирайся, — сказала я и пошла дальше своей дорогой.
Звучит жестоко. Но может, вы просто не знаете, насколько отталкивает и каким мерзким кажется призрак живого человека. Призраки мертвых — это понять можно, но от призрака безумного Джонни у меня мурашки по всему телу.
— Исчезни, — сказала я.
Но он не отставал.
— Сейчас время добрых пожеланий, поэтому я не буду обращать внимания на ваш тон, — сказал он. — Но пойдем мы вместе.
Мы дошли до ворот психиатрической больницы, и там, во дворе, я увидела Джонни, сгребающего листья. Мне подумалось, что это своего рода забастовка — работа на Рождество. Он что-то выкрикивал на эту тему.
Повинуясь внезапному импульсу, я повернулась к призраку Джонни:
— Так, говоришь, тебе общество нужно?
— Конечно, — ответил он. — Сейчас время…
— Так оно у тебя будет, — сказала я.
— Эй, Джонни, — окликнула я, подходя к воротам.
Он поднял голову.
— Я привела твой призрак, Джонни.
— Ах вот как, — сказал Джонни, направляясь в сторону призрака. — Подумать только!
— Счастливого Рождества, — сказал призрак Джонни.
— Да ну? — сказал Джонни.
Я оставила их вдвоем. А когда обернулась, опасаясь, что у них дойдет до драки, увидела, что и призрак Джонни тоже сгребает листья. В то же время они, похоже, о чем-то спорили. Но туман все еще не рассеялся, и на самом деле мне трудно с уверенностью сказать, сколько их было, сгребающих листья, когда я обернулась во второй раз, — один или двое.
Под Новый год Джонни стало лучше. По крайней мере он перестал буйствовать по поводу Рождества, а потом и вовсе упоминать его; через несколько месяцев, когда он вообще почти перестал разговаривать, его отпустили из больницы.
Городской совет дал ему работу в парке — сгребать листья. Разговаривает он редко и никого не узнает. Под конец года я вижу его ежедневно, работающим в клубах тумана. Иногда, если вдруг налетит порыв ветра, он вскидывает голову и смотрит, как позади него падают листья, словно изумленный тем, что это действительно так, хотя по всем правилам листья должны бы перестать падать.
АПОКАЛИПСИС МИСС ПИНКЕРТОН
© Перевод. Н. Анастасьев, 2011.
Однажды вечером, в февральскую слякоть, в окно что-то влетело. Мисс Лора Пинкертон, возившаяся у камина, услышала над головой слабый пульсирующий звук. Сразу посмотрела наверх — «Джордж! Сюда! Живо!»
Джордж Лейк с найденным на кухне сандвичем в руках появился сразу, но с видом мрачным из-за недавней ссоры. Он повернулся в сторону шума и немедленно сел на место.
Начиная с этого момента история предстает в двух версиях — его и ее. Но в главном они сошлись; они сошлись на том, что это был маленький округлый, скорее плоской формы, объект и что он летал.
— Это какой-то летающий объект, — прошептал в конце концов Джордж.
— Это блюдце, — громко и уверенно заявила мисс Пинкертон, — старинная вещь. По форме видно.
— О старине не может быть и речи, это точно, — сказал Джордж.
Ему следовало бы проявить больше такта, и, если бы не напряженность момента, так бы и сделал. Конечно, его слова задели мисс Пинкертон, тем более что она разбиралась в предмете.
