Пэн Буйокас - Человек, который хотел выпить море
Неужто это тоже дело рук Зефиры? Должно быть, она опасалась обитательницы мавзолея и ее могущества. Не подозревая, что та превратилась в камень, и желая оторвать от нее Лукаса, она выловила тела из моря и каким-то образом заставила их сердца биться. Несомненно, для того, чтобы он поверил, будто они еще живы, и поспешил им на помощь.
А если это не уловка? И они на самом деле живы? А он-то думал, что самое худшее с ним уже случилось. Чего же еще ей от него надо? Она погубила его жизнь, разрушила воспоминания – неужели она настолько непримирима, что хочет отнять у него еще и самоуважение, и рассудок? Но какая ей польза, если он утратит рассудок? Невозможно бороться с человеком, у которого не осталось ни надежд, ни воспоминаний, ни страхов. Всего того, что как раз и питает власть мертвых над живыми. Всего того, на что она его поймала. Это сказала ему та женщина, и была права.
Неожиданно Лукас улыбнулся. Он все еще был жив и потому беззащитен, и все-таки он улыбался. Он понял, в чем он сильнее своей преследовательницы: ему только и нужно, что заставить ее считать, будто она уже над ним не властна. Она наверняка догадалась, что он не может вычеркнуть ее из своих мыслей усилием воли. Но что, если он притворится, будто не узнает ее, поскольку слегка тронулся умом? Это было рискованно, но разве у него оставался выбор? Что же – пассивно дожидаться смерти? Смерть могла Дать ему равные с Зефирой возможности, но тогда ведь он не сможет вернуться в свое тело и вернуть к жизни Алекса и Джуди. Чего ждала от него та женщина, когда пускала его волосы по ветру? Он повернулся к ней, ища ответа. Но ответить она могла ему только молчанием – взгляд ее теперь навечно был прикован к сломанному гребешку.
38
Собаки по-прежнему сидели у входа в мавзолей. Увидев выходящего Лукаса, они оскалились и зарычали, пуская слюни. Но он не мог повернуть назад и переждать, пока они не уйдут. Они уйдут, только когда он испустит последний вздох.
Ветер стих, зато сильно похолодало. В воздухе пролетали редкие снежинки. Это навело его на мысль.
Лукасу необходимо было попасть на баржу. Но он решил, что не стоит делать вид, будто он бежит к ней, ища спасения от собак. Зефира снова с удовольствием обзовет его трусом. Вообще нельзя показывать, что он ее видит. Притворившись, что не замечает баржи, он воскликнул:
– Ах, вот и цветы миндаля – чтобы украсить волосы моей любимой!
И принялся бегать взад-вперед, вскидывая руки в воздух и пытаясь поймать проплывающие в нем сне – жинки. Собаки с лаем стали хватать его за пятки, призывая к порядку. А он между тем думал: «Как же низко я опустился! Валять такого дурака в мои-то годы, чтобы одурачить семнадцатилетнюю девчонку!»
И вскоре Лукас оказался у самой воды и, не выказав ни малейшего удивления или интереса, спросил:
– Эй, нет ли у тебя корзинки?
Зефира озадаченно посмотрела на него. Она явно ждала, что он станет умолять пощадить этих двоих, которых она захватила в заложники. Но Лукас даже не смотрел в их сторону.
– Да, есть, – ответила она после паузы. – Иди сюда и возьми.
– Спасибо, спасибо, – забормотал он, входя в воду.
Позади раздался разочарованный лай.
– Я возьму самую большую, – приговаривал Лукас, карабкаясь на борт баржи. – У моей любимой такие длинные волосы. На них уйдет масса цветков миндаля!
Зефира нахмурилась. А он, напротив, улыбнулся.
– Где же корзинка?
– Поплыли! – сказала Зефира, еле сдерживая злость.
Баржа тронулась вперед, и Лукас перестал улыбаться.
– Нет! Я должен вернуться к моей любимой. Пожалуйста, дай мне корзинку и отпусти. Пожалуйста, – повторил он, топая ногой. – Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
– Заткнись! – крикнула Зефира, выйдя из себя.
Лукас сразу сник и жалобно всхлипнул.
Рулевой покачал головой:
– Бедняга. Чокнулся от горя. Собирает цветы миндаля в снегопад.
Мавзолей, собаки и берег быстро исчезли из вида. Ночь была очень темной. Море, такое же темное, как небо, казалось бездной. Только время от времени над водой возникал силуэт одинокого дерева, словно потоки ливня, вызванного чайками, затопили всю землю.
С тех пор как Лукас поднялся на борт, Зефира не переставая сверлила его мрачным взором. Когда же он поглядывал на нее, пытаясь разглядеть в красавице девушку, от которой когда-то был без ума, то делал гримасу обиженного ребенка и повторял:
– Моя любимая убьет тебя, так и знай! Она посильнее тебя. И летать умеет.
После чего, насупившись, замолкал. Когда его взгляд невзначай останавливался на двух распростертых у его ног телах, то он равнодушно скользил глазами по их вскрытым торсам, как по цветочному узору на ковре.
– Теперь-то какой прок? – сказал рулевой. – Идиотам на все наплевать.
– Я уж постараюсь, чтобы ему не было наплевать! – сказала девушка, наконец-то отводя взгляд в сторону.
«Зачем?» – едва не крикнул Лукас. Она хочет, чтобы голова для пущего эффекта у него оставалась ясной, когда снова примется мучить его. Что же, это понятно. Но ее месть достигла апогея. Что еще она могла у него отнять? Жизнь? Но мертвый он станет таким же могущественным, как она, и таким же беспощадным.
Он почувствовал, как в нем снова волной поднимается отчаяние, и невольно вздохнул. Зефира мгновенно повернулась к нему, словно вздох показался ей вполне осмысленным. Спеша исправить ошибку, Лукас взглянул на снежные хлопья и снова вздохнул со словами:
– Столько цветов пропадает зря.
И горестно причмокнул языком.
Внезапно баржу заволокло густым туманом, и ее пассажиры оказались посреди непроглядной мглы. Может, сказать что-нибудь вроде: «Вот теперь попробуй-ка поймать меня. Я стал невидимкой»? Или заплакать, как потерявшийся ребенок? Лукас решил, что будет надежнее придерживаться прежней линии. Он снова вздохнул и пробормотал:
– И как же она теперь меня найдет?
Из тумана перед ним возникла Зефира и сказала:
– Слушай, ты, трус! Нет никакой другой женщины. Ты мой. Понял? Я – твоя единственная любимая.
Лукас покачал головой:
– Нет, не ты. Моя любимая никогда на меня не кричит.
39
Когда туман снова рассеялся, оказалось, что баржа стоит возле какой-то двери.
– Заходи, – приказала девушка, распахивая ее. – Заходи, и получишь свою корзину.
Они двинулись по длинному коридору. Зефира шла впереди своей горделивой походкой, соблазнительно качая бедрами. Когда-то эта походка навевала на Лукаса сладкие фантазии и рождала в нем пылкие желания.
Они проходили мимо множества дверей. Все двери были раскрыты, и в каждой комнате стояла кровать, а на кровати сидело в позе сфинкса по кошке со вскрытым черепом. Над каждым черепом склонялся врач в белом халате, исследуя кошачий мозг. Повсюду царила тишина, только где-то непрерывно капала вода.
Они вошли в одну из дверей. Зефира бросила взгляд через плечо – убедиться, что Лукас не отстает. Ему тоже хотелось оглянуться и посмотреть, несет ли шагавший сзади человек тела Алекса и Джуди, но он боялся выйти из роли идиота.
В новом коридоре врачи в белых халатах и сестры бесшумно сновали из двери в дверь. В одной из комнат врач пытался уложить маленькую девочку на DVD-дисковод. В другой извлекал ребенка из материнской утробы, отрезал ему соски и раскладывал их на блюдце. В следующей комнате целая бригада врачей обсуждала – не раздробить ли женщине колени, чтобы она не сбежала во время операции. Женщина умоляла их этого не делать и клялась, что никуда не убежит.
– Кураре! – кричал какой-то человек в одной из комнат, где солдаты силой удерживали его на постели. – Мне ввели яд кураре!
Они прошли через новую дверь, и Зефира снова оглянулась, проверяя, идет ли за ней Лукас.
В этом коридоре уже не было дверей, только стеклянные стены. За ними молодые люди в воинском обмундировании бродили туда-сюда, бормоча что-то себе под нос, или бессильно приникали к стенам, глядя перед собой на что-то, видимое только им одним.
Наконец, через еще одну дверь они вошли в просторную камеру. Здесь повсюду лежали трупы – на столах, на носилках, на ящиках. В воздухе висело густое дымное облако, пахло ладаном.
– Жди здесь, – велела Зефира Лукасу и куда-то вышла.
Служители морга сидели за длинным столом, ели и тихо переговаривались. Время от времени они поглядывали на Лукаса и хихикали.
Сделав вид, что с увлечением наблюдает за мухой, перелетавшей с трупа на труп, Лукас незаметно огляделся и вдруг встретился взглядом со своим зятем.
Алекс лежал на носилках. Его сердце все еще билось в раскрытой грудной клетке, а глаза, полные слез, смотрели на тестя.
«Как он, наверное, меня ненавидит», – подумал Лукас. Если бы только он мог дать понять зятю, что узнал его, и как-то подбодрить! По крайней мере, теперь он знал, что Алекс жив и он рядом. Наверное, и Джуди где-то поблизости.
Его зять внезапно отвел глаза и в ужасе уставился на муху, кружившую теперь над его разверстой грудью. И вот она опустилась ему на сердце, и Алекс из последних сил приподнял голову, взглядом умоляя Лукаса прогнать муху. Но как мог Лукас сделать это, не выдав себя? А что, если Зефира следит за ними?
