Норман Мейлер - Берег варваров
— Ну что, Ловетт, как дела? — лениво поинтересовалась она у меня.
Я кивнул ей в знак приветствия. Глядя на нас, трудно было бы предположить, что прошлая наша встреча закончилась тем, что Гиневра на меня наорала и просто выставила за дверь. Монина, явно смущенная не меньше матери, пробормотала мне что-то невразумительное в качестве «здрассьте» и, посчитав формальности выполненными, стала обследовать комнату. Делала она это осторожно и в то же время не без некоторой внутренней дерзости. Ощущение было такое, что девочка считает себя невидимой и полагает, что никто не заметит ее за этим занятием, если она не будет специально обращать на себя внимание. Она приподняла угол коврика и заглянула под него, затем обследовала пространство за моим креслом и наконец остановилась у письменного стола. Аккуратно перебирая мои бумаги. она что-то негромко лепетала на своем, ведомом только ей одной языке.
Глядя на все это дело, Гиневра тоже начала ворковать, но уже обращаясь ко мне. Ей, видите ли, накануне тоже сон приснился, и она твердо вознамерилась пересказать его мне во всех подробностях.
— Знаешь, Ловетт, мне приснилось, что я черепаха. Можешь себе такое представить?
— Нет.
— Это было просто ужасно. Я, значит, была черепахой, и при этом мне снилось, что меня перевернули на спину и я никак не могу перевернуться обратно. Представляешь, как я себя при этом чувствовала? Все утро я не могла избавиться от неприятных воспоминаний об этом сне, даже сходила в аптеку за бромом.
Гиневра закурила и сделала глубокую затяжку, зажав сигарету от души, с запасом накрашенными губами.
— Ну и что, сон как сон, — бросил я раздраженно.
— Тебе легко говорить. Тебе, наверное, такие кошмары не снятся. Я никак не могу из головы это выбросить. Все вспоминаю себя в виде черепахи. — В следующую секунду она безо всякого предупреждения и даже не повернув головы перешла на крик: — Монина, не трогай вещи мистера Ловетта!
Девочка не обратила на окрик матери ровным счетом никакого внимания. Впрочем, я полагаю, что Гиневра иного и не ждала. Она лишь застонала и, обернувшись ко мне, сказала:
— Это не ребенок, а чертенок какой-то. Как я от нее устала. Нет, Ловетт, честное слово, если бы ты знал, сколько я с ней намучилась.
Пропустив ее стенания мимо ушей, я молча глядел в окно, щурясь от солнечного света.
— Знаешь, когда я была в Голливуде, — сменила пластинку Гиневра, — так получилось, что из-за моего несносного характера вся моя карьера рухнула.
— И когда же это ты была в Голливуде?
— На пике своей эстрадной карьеры. Была возможность стать актрисой. Как раз в то время продюсеры сделали несколько звезд именно из певиц и танцовщиц, выступавших в эстрадных шоу. Меня тоже пригласили, и будь у меня в голове хоть немного здравого смысла, понимай я тогда, что вообще происходит, я бы сегодня по пять тысяч долларов в неделю зарабатывала. — Она вздохнула и выпустила изо рта облако дыма. — Сама все испортила, и все из-за своего дурацкого характера. Я, кстати, в то время крутила там роман за романом, причем мне не было дело до того, может мужчина помочь мне в карьере или нет. Я просто не могла нарадоваться тому, сколько вокруг меня красивых мужиков увивается. Если честно, в те годы я без секса и дня не могла прожить. Ну а мужики там в этом деле очень даже понимают. Еще бы, у них ведь такая практика…
Потушив сигарету, Гиневра обернулась к дочке:
— Монина, а где наше радио?
— Снадужи.
— А зачем ты его там оставила? Ну-ка быстренько принеси приемник сюда. Если он будет стоять там на лестнице, кто-нибудь придет и украдет его.
Монина тяжело вздохнула, всем своим видом давая понять, как она устала от собственной матери. Тем не менее она повиновалась и, скрывшись за дверью, буквально через несколько секунд вновь появилась на пороге, с трудом удерживая в руках небольшой портативный приемник, который рядом с ребенком смотрелся как здоровенный чемодан рядом со взрослым человеком.
— Это просто находка, — сообщила мне Гиневра, — я беру его с собой, когда иду менять белье. Только благодаря музыке я еще не сошла с ума от работы.
Она наклонилась, подняла приемник с пола и поставила его на кровать. Играя с ручками настройки, она тем временем продолжала говорить:
— Эх, Ловетт, ты даже не представляешь себе, сколько у меня там было возлюбленных. Впрочем, почему не представляешь, ты ведь и сам ко мне клеиться начал, а я ведь тогда была моложе и привлекательнее. Если бы я назвала тебе имена кое-кого из продюсеров и актеров, с которыми мне довелось переспать, у тебя наверняка челюсть бы отвисла от изумления. Так ладно переспать, почти все они были готовы жениться на мне, а я, дура, упустила свой шанс, хотя виновата лишь в том, что была мила и доступна для всех. Даже узнав обо мне всю подноготную, кое-кто все равно был готов связать себя со мной узами брака. Увы, я к тому времени сумела поставить крест на своей карьере, а актриса без будущего в качестве жены была никому не нужна.
— Как же так с карьерой-то получилось?
— Очень просто. Не нужно было так много хвостом вертеть. Гуляешь — гуляй, но делай это тихо. Начинающую актрису только-только подступающую к тому чтобы стать звездой, скандал губит окончательно и бесповоротно. Знаешь, Ловетт, в этом, наверное, есть свой смысл. Продюсеры собирались вкладывать в меня миллионы долларов. И естественно, одна из звезд — обиженная и ревнивая — подкупила кое-кого в полиции, и меня как-то раз застукали в любовном гнездышке с очередным дружком. После этого мой контракт не продлили. — Гиневра провела рукой по простыням, встала с кровати, посмотрела на меня, наклонив голову набок, и неожиданно, без всяких переходов спросила: — Что будем танцевать?
— Да я как-то не силен в танцах.
— А это и не важно, я тебе покажу.
Гиневра нашла на одной из волн подходящую музыку, прикрыла глаза и, подпевая себе под нос, шагнула ко мне навстречу. Она подняла руки, я приобнял ее, и мы закружились по комнате в медленном танце. Тело Гиневры не было ко мне прижато, но мы все время прикасались друг к другу, и это не могло не волновать меня. Гиневра чуть откинула голову и приоткрыла рот, с наслаждением вдыхая еще чистый утренний воздух, врывавшийся с улицы в комнату через открытое окно.
— А у тебя неплохо получается, — негромко сказала она.
Сама Гиневра танцевала действительно очень неплохо: ее тело, словно само собой, двигалось в заданном музыкой чувственном ритме. Да и не танец это был на самом деле, Гиневра просто кокетничала со мной, не без успеха стараясь расшевелить и встряхнуть меня. Все ее движения были настолько недвусмысленны и провокационны, что я был готов завестись не на шутку. Впрочем, деваться нам с ней все равно было некуда: Монина по-прежнему оставалась в комнате. Когда заиграла музыка, она забралась в угол комнаты, села на пол, прижав колени к груди, и изобразила на лице выражение неизбывного одиночества. Отзвучала одна мелодия, за ней последовала другая — более быстрая и ритмичная. Гиневра завертелась у меня в руках и стала поглядывать на меня, уже не скрывая своей похоти. Монина по-прежнему сидела неподвижно и явно что-то замышляла. Я не ошибся: точная копия своей матери, она не могла позволить окружающему миру крутиться не вокруг нее. Выждав какое-то время, Монина стала хныкать, все так же сидя неподвижно и глядя в пол перед собой.
— Мне страшно, — бормотала она сквозь слезы, — страшно.
Музыка закончилась, подошла к концу и музыкальная передача. Из радиоприемника донесся голос диктора, бодро рассказывавшего о консервированных продуктах. Гиневра медленно, словно неохотно, отступила на шаг и пристально посмотрела мне в глаза.
— Давай еще потанцуем, — негромко сказала она. Оглянувшись через плечо, она прикрикнула на Монину, и я при этом не заметил в ее голосе ни малейшего раздражения: — Монина, успокойся, кому говорю!
Монина в ответ зарыдала в полный голос.
— Ох уж мне этот ребенок, — недовольно прошептала Гиневра. Она смотрела на меня приглашающе-плотоядно. У меня возникло ощущение, что не будь Монины рядом, наши с Гиневрой игры в прятки были бы окончены. В эти мгновения она показалась мне моложе и привлекательнее, чем обычно. Сыграла в этом свою роль и ее явно искренняя заинтересованность мною как мужчиной.
— Если бы Монины здесь не было… — прошептал я на ухо Гиневре.
Мы стояли посреди комнаты. Гиневра повернулась к кровати и стала настраивать приемник на другую волну. Воспользовавшись этим, Монина стремительно подбежала ко мне и всем телом прижалась к моей ноге. Я погладил ее по голове и почувствовал, что девочка еще сильнее обхватила руками мою ногу. Гиневра тем временем обернулась и сказала:
— Я думаю, вот под эту музыку можно будет еще потанцевать.
— Да не хочу я танцевать, — воспротивился я.
