Л. Аккерман - Лики любви

Разговор с мужем был недолгим вопреки тому, что можно было бы ожидать в такой ситуации. Они просто стали друг другу чужими людьми. Но Марта, со свойственной уже новой Марте последовательностью и упорством, приняла решение не отступать. Она вернулась в Италию, но лишь затем, чтобы уладить все формальности, необходимые для возвращения на родину. И она вернулась. Но то, к чему она так стремилась, то, чего она ждала от этого возвращения, она так и не нашла, ибо прошлое отреклось от нее по ее же собственной инициативе, а вот назад принять уже отказывалось. И тут снова, словно три года назад, но уже с новой, созревшей силой Марту охватили страх и отчаяние. Кто она? Кем стала, отрекшись от своей жизни, от своего прошлого, как неизменного свидетеля подлинности истории человека в этом мире? И вот тогда Марта пришла к Еве и заявила ей о том, что наше прошлое – властвует над нами, что мы его заложники и рабы. Но самое главное – человек не может существовать без своего прошлого.

Непостоянное «Я» или тысячи наших лиц

Только что, мой дорогой читатель, я рассказал тебе историю Марты, с такой легкостью отрекшейся от своего прошлого, которое не приняло ее возвращения. Ее истории можно посочувствовать, запомнить ее и не совершать подобных ошибок, но посылка данной ошибке находилась не в действии, а в мыслях, именно в том месте, где она обычно и зарождается. Марта ошибалась не только в том, что считала, будто одного желания человека достаточно для того, чтобы попрощаться с его прошлым, с его историей, хранящей все события прошедших лет, не только в том, что считала, будто одного такого же желания будет достаточно, для того, чтобы вернуться, она также заблуждалась, полагая, что всегда, на протяжении всей своей жизни, с грузом правдивого и не могущего врать прошлого, той заснеженной тропинке, хранящей наши следы, мы существуем в роли одного человека, с четко обрисованным и неповторимым, и немогущем измениться набором черт.

…Устроившись на дощатом пороге своего спрятанного в лесу никому не известного, разве что местному леснику домика, сидела она, закрыв плечи широкой шалью, с чашкой горячего кофе, с распущенными перед сном длинными волосами, и любовалась на проступившие благодаря близлежащей поляне предзакатные лучи солнца, в это время уже почти не излучающие тепла. Отсвет играл в ее русых волосах, то золотя их, то оставляя чернеть на фоне контрастов, и в непослушной челке чувствовалась особая вольность и сила характера человека-отшельника, добровольно, со всем пониманием, выбравшего жизнь в лесу в полном одиночестве.

…Сосредоточившись перед ответственным прыжком сальто (страховка не натянута над ареной) она стоит в том красивом, черном костюме, стразы на котором мерцают в свете подвешенного у самого потолка вращающегося шара из зеркальной мозаики, стоит, затаив дыхание, мысленно измеряя пульс своего поминутно учащающего удары сердца.

…Уловив скорость, дав ей побродить в крови, она летит по ночному городу на автомобиле, и все, что еще за несколько минут до этого представляло собой светящиеся витрины ночных магазинов, окна домов засидевшихся допоздна людей, огни ресторанов, принимающих посетителей, и просто ночных фонарей, призванных осветить город, который без их помощи был бы скрыт широким раскидистым шлейфом немой ночи, сливается в одну непрерывную полосу света.

…Разбросав на письменном столе сотни перемешанных страниц удавшейся прозы, а также тех слов, которые без всякого сожаления она оставит покояться в мусорном ведре, вот только найдет и разложит их по нужным стопкам пальцами, впитавшими еще не успевшую высохнуть краску, она обдувает новую сцену в создаваемой ею книге, не замечая ни сбежавшего кофе, недовольно фыркающего на плете, ни звонка в дверь назначенного на это время журналиста.

Все это было с ней не на самом деле, и длилось совсем недолго, какие-то скупые несколько минут. Но она переживает эти мгновения, которые происходят только лишь в одном ее воображении, как будто бы они были самой настоящей явью, и после каждого такого преображения, своего рода метаморфозы, происходящей пусть в мыслях, но ощущаемых на физическом и ментальном уровне полноценными эмоциями, она уже не бывает прежней, она чуть-чуть меняется. И так по сто раз на дню.

Едва уловимые, порой незаметные даже для нее метамормозы, зарождающиеся в ее воображении, перекраивают ее личность, и, если не придираться к словам и не пытаться найти исчерпывающей универсальной формулировки, ибо такой просто не существует, то можно смело заявить, что каждую новую минуту нашей жизни мы встречаем, будучи уже немного другими, а значит новыми, доселе не существовавшими людьми, и значит каждую минуту кто-то, кем мы были за несколько мгновений до этого, не выдержав наступивших внезапно неожиданных изменений, исчезает. Человек есть то, что он представляет собой в данный момент. Это может быть момент совершеннейшего преображения. И этот человек может просуществовать не более минуты, не более мгновения, и никто никогда так и не узнает о том, что он был. А единственный, кому могут быть адресованы все вопросы, в той или иной степени заключающие в себе главный вопрос «Кто же мы есть?», кому есть смысл их адресовать в виду того, что только он может ответить на данный вопрос, только он, а отнюдь не наше прошлое, кому мы привыкли предъявлять претензии и перед кем становимся с недовольным вопрощающим видом, он – настоящий момент может ответить на этот интригующий вопрос. И каждый новый миг мы будем получать у него новый ответ.

Сколько тебе лет? – На самом деле непростой вопрос

Мой дорогой читатель, возможно, я несколько запутал тебя, развивая в предыдущей главе идею о том, что человек на протяжении своей жизни неоднократно меняет свое «Я», перевоплощаясь тем самым в совершенно иного, каждый раз разного и непредсказуемого человека, чья душа остается заключенной в рамки одного тела, но даже оно подвержено изменениям! И только что попросив у тебя прощения за навязывание тебе возможно чересчур смелых, не подкрепленных никакими доказательствами мыслей, я тут же, словно забыв об элементарных правилах вежливости и о просьбе простить меня, хочу поделиться с тобой другими мыслями, весьма схожими с теми, что мы обсуждали совсем недавно, ибо этот момент я считаю как нельзя лучше подходящим для такого обсуждения.

Прежде всего, мой милый читатель, если ты вообще станешь еще со мной разговаривать, учитывая мое чересчур навязчивое желание поделиться с тобой своими идеями относительно того, как меняются люди с годами, я хотел бы – нет, не извиниться, ибо я понимаю, что твое прощение зависит не столько от моих слов, которые, к тому же и привели к необходимости прибегнуть к извинениям, дабы хоть сколько-нибудь сгладить ситуацию, сколько от твоего желания меня простить, на которое я продолжаю надеяться, хоть и понимаю, что тут шансы мои невелики – я хотел бы задать тебе вопрос, который может показаться странным и неуместным, а может быть и вообще бестактным, но прошу тебя, мой милый читатель, не спеши давать на него ответ, и уж тем более высказывать свое недоумение относительно того, почему мне вдруг в голову взбрела такая совершенно нелепая на первый взгляд идея, но попытайся найти ответ прежде всего для себя – мне же, ты можешь не говорить о нем ответе вслух, для продолжения беседы, мне вполне будет достаточно, если ты с должным вниманием и серьезностью найдешь этот ответ для себя самого. И чувствуя, что я не имею дальнейшего права на предварение этого вопроса витиеватыми речами, я немедленно его задам – я хочу спросить тебя, мой милый читатель, сколько тебе лет?

Возможно, как я уже отмечал, пытаясь перебрать в уме все пришедшие мне варианты твоих ответов, что ты сразу же разочаруешься такому бестактному вопросу и наотрез откажешься на него отвечать, а возможно тебя лишь удивит его глупость и кажущаяся неуместность, а может быть ты сразу же предложишь в качестве ответа цифру, вычтя дату твоего рождения из сегодняшнего числа. Но от всех этих вариантов мне бы хотелось предостеречь тебя, ибо, задавая этот вопрос, который, на мой взгляд, является совсем не таким простым как-то может показаться, я хотел услышать от тебя не цифру, не число, и уж тем более я не хотел вместо ответа натолкнуться на враждебную стену непонимания – я просто хотел, чтобы ты, мой милый читатель, задумался о том, что такое есть возраст, и на сколько лет ты себя ощущаешь? И как это ощущение меняется по мере того, как годы скользят мимо нас, словно волны?

Возможно ты захочешь адресовать такой же вопрос мне. Что ж, я не назову тебе точной цифры, не только потому, что как только она стала больше некоторого значения, она стала меня расстраивать, но и потому, что не ощущаю ее связи с моим возрастом, который, как мне кажется, я чувствую. Могу себе представить, что мой ответ выглядит для тебя слишком витиеватым, но тогда я совершенно не могу себе представить твою реакцию на то, что я скажу о своем возрасте далее, ибо человеку, привыкшему воспринимать свой возраст как некое число, которое с каждым отпразднованным днем рождения увеличивается на единицу, покажется странным то, что в течение одного и того же непродолжительного периода я ощущаю свой возраст всегда по-разному – иногда мне кажется, что мне вновь семнадцать, иногда – что я дряхлый, девяностолетний старец.