Семен Лопато - Ракетная рапсодия
Сергей махнул рукой.
— Я во всем буду с тобой соглашаться. Для тебя это органично, а раз так, о чем говорить? Ты прав, ты всегда будешь в выигрыше. В личной жизни выигрывает тот, для кого она имеет меньшее значение, — это логично, как всякая несправедливость. Я ведь с тобой расхожусь не в логике. Просто нужно ли ее применять? Как-то неловко быть логичным, когда игра идет не на равных. Мужчина и так хозяин всего. Человеческая культура — это чисто мужская культура, и человеческая цивилизация — это чисто мужская цивилизация. Доведись женщинам строить свою цивилизацию, она была бы совершенно другой. Я, кстати, не уверен, что было бы хуже. Было бы меньше прогресса, но, кто знает, может быть, и меньше крови. По крайней мере, до атомной бомбы они бы точно не додумались, и мир не стоял бы в свое время на грани катастрофы. — Сергей, развеселившись от неожиданной мысли, крутанул головой. — И мне не пришлось бы в свое время тратить два года на расчеты спецрежимов передачи телеметрии в условиях электромагнитных возмущений, вызванных ядерным взрывом. А это дорого стоило, можешь мне поверить.
Николай с любопытством взглянул на Сергея.
— Но ты рассчитал?
— Смоделировал кое-как. Специальный алгоритм помехоустойчивого кодирования кодами Рида — Соломона с каким-то диким кодовым расстоянием. Тебе как бывшему двигателисту это малоинтересно. Но я не об этом. Женщине не очень-то уютно в этом мире, она живет по чужим законам. Какие там логические построения, какая естественность. Все и так до того естественны, что дальше некуда. Просто не хочется собственной деятельностью усугублять такое положение.
Николай задумчиво посмотрел вдаль.
— Я понимаю, о чем ты, но, боюсь, ты ошибаешься и в этом. Между прочим, умная, твердо стоящая на ногах женщина вряд ли будет тебе благодарна за такие слова. Твоя жалость покажется ей оскорбительной.
Сергей пожал плечами.
— Моя жалость — мое личное дело. Неужели ты думаешь, что я хоть какой-то женщине расскажу об этом?
Николай кивнул.
— Вот-вот. Об этом я и говорю. Для тебя взаиморасчеты с самим собой важнее твоей же реальной жизни. И это, боюсь, не доведет тебя до добра. Остерегайся, мой друг. Духовность — вещь опасная. — Он, веселясь, поднял палец. — А в сочетании с моногамией, на которую ты себя обрек, это вообще уже чересчур много для нормального человека. Рассуждения о чувстве долга и ответственности хороши, но неприменимы именно к этой стороне жизни. И ты в своей позиции кое в чем принципиально не прав. Ты повторяешь основную ошибку либералов, ты пытаешься распространить принципы нравственности на законы природы. А природа не любит, когда ее обобщают. Она мстит за это. Попробуй доказать, что я не прав.
Сергей поморщился.
— Что-то ты в своем полемическом задоре куда-то не туда забрел. Не надо, знаешь ли, про либералов. Пусть уж лучше мне отомстит природа.
Николай философски покивал.
— Да, наверно, ты прав, наверно, не надо. Все-таки, как-никак, выходной. Хотя меня вот всегда интересовало, постигнет ли их всех когда-либо хотя бы в какой-то форме гнев божий. Так сказать, закрутятся ли вокруг них в адском пламени призраки тех, кого они своей богопротивной деятельностью лишили финансирования.
Сергей махнул рукой.
— Не демонизируй обыденностей мира сего. Заговоров нет, все куда скучнее. Отечественными либералами движет природная лень и ненависть к математике.
Николай усмехнулся.
— Скорее, неправильное половое воспитание.
— Ну, одно другого не исключает. Как раз сочетание одного с другим и вызвало к жизни это поколение рассерженных пожилых людей.
Николай, посмотрев вдаль, прищурился.
— Как ты думаешь, почему все развалилось?
Сергей пожал плечами.
— В стране не было подлинной интеллектуальной элиты. А те, кто претендовал на эту роль, для нее не годились. Они, конечно, любили порассуждать о том, что так жить нельзя и в какую пропасть мы катимся, но, порассуждав, они шли себе куда-нибудь на партсобрание, или к девкам, или в писсуар и на этом считали свою миссию выполненной. Говорят, в жизни все решает случай, но к нему надо быть неслыханно готовым. Вот случай настал, а неслыханно готовых не оказалось.
Николай приподнял бровь.
— Ну, почему же? Я знаю кое-кого, кто оказался готовым просто неслыханно. И проявил невиданное проворство.
Сергей отмахнулся.
— Это не то. Это всякие там аппаратчики, переквалифицировавшиеся в банкиров. С ними все просто. Первую половину жизни шли курсом партии, вторую — курсом доллара, в обоих случаях колебались вместе с курсом. Теперь от них все требуют судьбоносных решений и моральной ответственности, а они еще сами толком не могут понять, что делать с этой прорвой богатств и сопутствующих проблем, что рухнула им в руки. Все тот же случай человека, перенесенного из Сибири в Сенегал. Они не готовы. Задача капиталиста — обслуживание капитала, а черт его знает, как его теперь обслуживать. В этом, кстати, сложность развития современных технологий. К нам постоянно приходят всякие банкиры посмотреть на наши разработки. Они знают, что деньги надо куда-то вкладывать и что надо вкладывать во что-то современное, но с ними невозможно разговаривать. Начинаются все эти детские разговоры — я деловой человек, дайте мне гарантии. Я дам вам деньги, но дайте мне гарантии, что все это будет работать и принесет прибыль. Поневоле хочется спросить, какие же гарантии я тебе могу дать, если ты в этом ни хрена не понимаешь. Очень трудно объяснить человеку, всю жизнь торговавшему фальшивыми китайскими куртками, да хотя бы и нефтью, вещи, относящиеся к наиболее наукоемким областям новейших технологий. В результате топчемся на месте, где нужен год, там тратим два.
— Ну и как вы со всем этим живете?
— Да, в общем, нормально живем, текущая-то продукция налажена. Помогла непроходимая тупость американцев. Им бы лет пять назад, когда в стране вообще не было денег, сбросить цены по-настоящему, раз в пять, — весь отечественный рынок был бы их. Потом их можно было бы обратно поднять, на их аппаратуру бы уже подсели, деваться было б некуда. Если бы они тогда так сделали, сегодня у меня была б другая профессия. Но они в своем высокомерии решили, что русский рынок от них и так никуда не денется. А мы за эти годы подсуетились, перевели все на западную элементную базу, в результате сегодня ни от «Ризингса», ни от «Дигителя» ни в чем не отстаем, а цены вдвое ниже. Пятьдесят процентов от отечественного рынка — максимум, что они сейчас могут получить. Хотя лезут, конечно, усиленно рвутся.
Николай флегматично покачал головой.
— Ну что ж, молодцы. Отрадно слышать, что хоть, где-то все обстоит более-менее нормально.
— А как дела в твоем бизнесе? Что-то давненько ты мне ни о чем не рассказывал.
Николай скучающе пожал плечами.
— Как… Спекулирую, как все. Это все неинтересно. Беспредметно это все. Не оправдывает себя.
— То есть как не оправдывает?…
— Я не о том. — Николай, поморщившись, неохотно посмотрел в сторону. — Понимаешь, можно какое-то время делать из денег еще какие-то деньги, но это не заполняет внутренние пустоты. Скучно. Ты прав, от человека, всю жизнь торговавшего китайскими куртками, трудно требовать самодостаточности. Я честный выпускник МВТУ имени Баумана, специалист по ходовой части танков. Я не против делать из денег деньги, но мне тоже нужно, чтобы это шло в русле какого-то реального общего дела, чтоб маячила осмысленная цель. А жизнь этого не предлагает. Нет цели, усилия уходят в песок. В итоге все как-то бессмысленно и скучно.
Сергей с сомнением взглянул на Николая.
— Ну, с этим я тебе могу помочь. Вот мы сейчас разрабатываем модем на сто пятьдесят мегабит. Это будет революция в нашей отрасли. Вложись — и осмысленность тебе обеспечена.
— Что тебе сказать… — Николай с извиняющейся улыбкой развел руками. — Я деловой человек, мне нужны гарантии…
— Ну понятно. — Сергей философски оглядел Николая. — Учение Маркса не всесильно, но, судя по всему, оно действительно верно. По крайней мере, в отношении некоторых вещей.
— Ну да. — Николай охотно покивал. — В отношении некоторых, особо тупых субъектов бизнеса. — Он вздохнул. — Боже, до чего грустна Россия. Жениться, что ли?
— А потом будешь выпрыгивать из окна?
— Все может статься. Вопрос, с какого этажа. В этом отличие от времен Гоголя. Степень трагизма определяется этажностью.
— Ну-ну. — Сергей, усмехнувшись, похлопал Николая по плечу. — «Не женись, мой друг, не женись, пока не скажешь себе, что сделал все, что мог, пока не почувствуешь, что уже ни на что не годен. А то пропадет все, что есть в тебе хорошего и высокого». Кстати, что это ты вдруг об этом заговорил?
Николай махнул рукой.
— Да так, момент соответствующий. Подруга, о которой я тебе рассказывал, впервые стала намеки делать. Два месяца держалась, я уж думал, наконец повезло, но нет, не выдержала все-таки. Не хотелось бы мне, чтоб начинался второй этап, ох не хотелось.
